Я посмотрел на Петра и Андрея:
— Вы не позволите ему сдаться?
— Конечно нет.
И я двинул в ночь, на ходу размышляя: может, Джош передумал и сбежит из Вифании в Иудейскую пустыню? Хотя уже тогда мог бы понять, что меня отымели. Только решишь, что парню можно доверять, как он врет тебе в глаза.
Симон открыл на стук и впустил меня в дом. Поднес палец к губам: тише, мол.
— Мэгги и Марфа в задней комнате. И они на тебя злятся. На всех вас, точнее. А теперь разозлятся на меня за то, что тебя впустил.
— Извини, — сказал я. Он пожал плечами:
— А что они сделают? Это же мой дом.
Я сразу прошел через переднюю комнату во вторую, что вела в спальные покои, к микве и во двор, служивший кухней. Из одной спальни доносились голоса. Когда я вошел, Мэгги подняла голову. Она заплетала Марфе волосы.
— Ну что — пришел сказать, что все кончено? — произнесла она. В глазах ее стояли слезы, и я понял: если она сейчас разрыдается, я тоже сорвусь.
— Нет, — ответил я. — Он с остальными идет сюда. Через Енном дорога займет несколько часов. Но у меня есть план. — И я вытащил из складок туники пузырек с инь-яном, давний подарок Радости, и помахал им.
— Ты хочешь подкупить Джошуа уродской безделушкой? Это и есть твой план? — спросила Марфа.
Я показал на крохотные пробки.
— Нет, мой план — его отравить.
И я объяснил Марфе с Мэгги, как действует яд, а потом мы принялись за ожидание. В воображении своем мы отсчитывали время, перед мысленным взором рисовали, как апостолы пробираются по Иерусалиму, проходят Ессейские ворота, спускаются в узкую долину Еннома, где в скале вытесаны тысячи гробниц, а некогда текла река, но нынче лишь полынь, кипарисы да чертополох льнут к расселинам в известняке. Через несколько часов мы вышли ждать на улицу — стало невозможно сидеть внутри, — и когда луна тронулась к горизонту, а ночь подалась перед ранней утренней зарей, мы увидели на западе одинокую фигуру. Не на юге, как мы рассчитывали. Когда фигура приблизилась, по тяжелым плечам и лунным бликам на лысине я ее опознал. Иоанн.
— Его забрали, — сказал он. — В Гефсимании. Анна и Каиафа самолично явились вместе с храмовой стражей и забрали его.
Мэгги бросилась ко мне и уткнулась лицом в грудь. Я протянул руку и привлек к себе заодно и Марфу.
— На кой черт он потащился в Гефсиманию? — спросил я. — Вы же должны были через Енном идти.
— Это он тебе так сказал.
— Наврал, скотина! Так арестовали всех?
— Нет, остальные тут неподалеку прячутся. Петр кинулся на стражу с кулаками, но Джошуа его остановил. И договорился со жрецами, чтобы всех нас отпустили. Иосиф тоже пошел, он и помог в переговорах.
— Иосиф? Иосиф его предал?
— Не знаю, — ответил Иоанн. — В Гефсиманию их привел Иуда. И показал Джошуа стражникам. Иосиф подошел позже, когда вязали всех.
— Куда его забрали?
— Во дворец первосвященника. Больше я ничего не знаю, Шмяк. Честное слово.
И он шлепнулся в пыль прямо посреди дороги и зарыдал. Марфа подошла и прижала его голову к груди.
Мэгги подняла лицо и посмотрела на меня:
— Он же знал, что ты без боя не сдашься. Потому тебя и отослал.
— План от этого не меняется, — ответил я. — Просто Джоша надо вернуть, а затем отравить.
Иоанн вырвался из Марфиных объятий:
— Пока меня не было, ты переметнулся?
Среда
С первыми лучами солнца мы с Мэгги уже барабанили в дверь Иосифа. Впустил нас слуга. Когда Иосиф показался из спальни, Мэгги пришлось удерживать, чтоб она не выцарапала ему глаза.
— Ты его предал!
— Я его не предавал, — ответил Иосиф.
— Иоанн сказал, ты пришел со жрецами, — сказал я.
— Правильно. Я специально за ними пошел, чтоб они прямо там, в Гефсимании, не убили Джошуа при попытке к бегству или в целях самообороны.
— Что ты мелешь, какая еще самооборона?
— Они хотят его смерти, Мэгги, — объяснил Иосиф. — Он им нужен только мертвый, но у них нет полномочий его казнить, неужели не понимаешь? Не будь там меня, они бы его убили и сказали потом, что он первый начал. Только у римлян есть власть убивать.
— Но Ирод сам приказал убить Иоанна Крестителя, — сказал я. — И никаких римлян ему не понадобилось.
— Иаакан и его прихлебатели постоянно забивают кого-то камнями, — добавила Мэгги. — И у римлян позволения не спрашивают.
— Да пораскиньте ж вы мозгами. Сейчас Песах. Весь город кишмя кишит римлянами — ходят и вынюхивают, не затевают ли евреи какой бунт. Здесь весь Шестой легион плюс вся личная гвардия Пилата из Кесарии. А обычно — всего горстка. Первосвященники, Синедрион, Совет фарисеев и даже сам Ирод дважды подумают, прежде чем хоть на йоту отступить от буквы римского закона. Не паникуйте. Синедрион еще и суда не назначил.
— А когда назначит?
— Вероятно, сегодня днем. Они должны всех привлечь. Обвинение сейчас собирает свидетелей против Джошуа.
— Как насчет свидетелей за него? — спросил я.
— У них так не полагается, — ответил Иосиф. — За него буду говорить я и мой друг Никодим. А в остальном Джошу придется самому себя защищать.
— Великолепно, — сказала Мэгги.
— Кто обвиняет?
— Я думал, ты догадаешься. — Иосиф поморщился. — Тот же, кто затевал все сговоры Синедриона против Джоша. Иаакан бар Иебан.
Мэгги молнией развернулась ко мне и яростно сверкнула глазами:
— Зря ты его не прикончил.
— Я? У тебя было семнадцать лет, чтобы столкнуть его с лестницы.
— У нас еще есть время, — сказала она.
— Джошу это не поможет, — вмешался Иосиф. — Будем надеяться, что его дело не передадут римлянам.
— Ты говоришь так, будто приговор уже вынесли, — сказал я.
— Я сделаю все, что смогу. — Но в голосе Иосифа большой убежденности не слышалось.
— Проведи нас к нему, мы должны его увидеть.
— Чтобы вас тоже арестовали? Нет уж, увольте. Останетесь здесь. Располагайтесь в верхних комнатах как дома. Я вернусь или пришлю посыльного, когда что-то прояснится.
Иосиф обнял Мэгги и поцеловал ее в макушку, затем вышел из комнаты — одеваться.
— Ты ему доверяешь? — спросила Мэгги.
