— Каковы же ваши нравственные основания? — спросил мистер Уэнтуорт, считавший всегда, что его младшей дочери при ее своеобразном характере нужен как раз такой муж, как мистер Брэнд.
— Знаете, иногда изменять решение очень нравственно, — подсказал Феликс.
Шарлотта тихо отошла от сестры; она все ближе придвигалась к отцу. Наконец рука ее незаметно скользнула ему под руку. Мистер Уэнтуорт сворачивал бостонские «Известия» до тех пор, пока не превратил их в на удивление маленький комок, который он и уместил в одной ладони, крепко придавив его другой. Мистер Брэнд смотрел на мистера Уэнтуорта, и, хотя Шарлотта стояла тут же рядом, он так с ней глазами и не встретился. Гертруда наблюдала за сестрой.
— Не стоит говорить о том, что изменилось, — сказал мистер Брэнд. — В каком-то смысле ничего не изменилось. — Я чего-то желал, о чем-то вас просил; я по-прежнему чего-то желаю, о чем-то вас прошу. — Он помолчал. Вид у мистера Уэнтуорта был недоумевающий.
— Я хотел бы, как священник, сочетать браком эту пару. — Наблюдавшая за сестрой Гертруда увидела, что та вспыхнула до корней волос, а мистер Уэнтуорт ощутил, что она прижала к себе его руку.
— Силы небесные! — пробормотал мистер Уэнтуорт, впервые в жизни чуть ли не побожившись.
— Как это чудесно, как благородно! — воскликнул Феликс.
— Ничего не понимаю, — сказал мистер Уэнтуорт, хотя ясно было, что все остальные уже все поняли.
— Это прекрасно, мистер Брэнд, — сказала, вторя Феликсу, Гертруда.
— Я хотел бы вас обвенчать. Мне это доставило бы большое удовольствие.
— Как говорит Гертруда, прекрасная мысль! — сказал, улыбаясь, Феликс; мистер Брэнд, в отличие от него, не пытался улыбаться. Он относился к своему предложению чрезвычайно серьезно.
— Я все обдумал, да, я хотел бы вас обвенчать, — подтвердил он.
Шарлотта все шире открывала глаза. Воображение ее — я не раз уже вам говорил — было не таким живым, как у сестры, но сейчас оно как бы несколько раз подпрыгнуло.
— Папа, — прошептала она, — соглашайся!
Мистер Брэнд это слышал; он отвел взгляд, но мистер Уэнтуорт, тот, очевидно, совершенно был лишен воображения.
— Я всегда считал, — начал он медленно, — что Гертруда при ее характере нуждается в том, чтобы ее особым образом направляли.
— Папа, — повторила Шарлотта, — соглашайся.
И тут наконец мистер Брэнд посмотрел на нее. Отец почувствовал, как она всей тяжестью оперлась на его руку. И поскольку раньше этого никогда не случалось и сопровождалось это каким-то милым замиранием голоса, мистер Уэнтуорт невольно спросил себя: что с ней? Он посмотрел на Шарлотту как раз в тот момент, когда она встретилась взглядом с молодым богословом, но даже это ничего мистеру Уэнтуорту не сказало. Продолжая все так же недоумевать, он тем не менее наконец произнес:
— Я согласен — поскольку это рекомендует мистер Брэнд.
— Мне хотелось бы совершить обряд как можно скорее, — сказал с торжественной простотой мистер Брэнд.
— Чудесно, чудесно! — воскликнул, радуясь без зазрения совести, Феликс.
— Очень возможно, но при условии, если вы способны здесь что-нибудь понять, — заметил рассудительно и не без некоторой язвительности мистер Уэнтуорт, снова опускаясь на стул.
Гертруда, подойдя к сестре, увела ее с собой. Феликс, взяв под руку мистера Брэнда, вышел вместе с ним через французское окно из комнаты, а мистер Уэнтуорт так и остался сидеть в беспросветном недоумении.
Феликс в этот день не брался за кисть. После обеда они сели с Гертрудой в одну из лодок и медленно — Феликс почти не прикасался к веслам — скользили в ней по озеру. Они говорили о мистере Брэнде… и не только о нем.
— Это был благородный жест, — сказал Феликс, — даже героический.
Гертруда смотрела задумчиво на озерную рябь.
— Он этого и хотел: он хотел совершить подвиг.
— Теперь он не успокоится, пока нас не обвенчает, — сказал Феликс. — Что ж, тем лучше.
— Он хотел проявить великодушие, испытать высокое нравственное удовлетворение. Я хорошо его изучила, — продолжала Гертруда. Феликс не сводил с нее глаз; она говорила неторопливо, погрузив взгляд в прозрачную воду. — Он не переставая об этом думал днем и ночью. Думал о том, как это прекрасно. И наконец решил, что это его долг; его долг ни много ни мало как обвенчать нас. Он исполнился восторга, сознания собственного величия. Он очень это любит. Для него ничего не может быть лучше — это даже лучше для него, чем если бы я дала согласие.
— Для меня это, во всяком случае, лучше, — улыбнулся Феликс. — Кстати, раз уж речь зашла о его самопожертвовании, не кажется ли вам, что, когда он принимал решение, он уже не так горячо восхищался вами, как, скажем, за несколько недель до того?
— Он никогда мной не восхищался. Он восхищался всегда Шарлоттой; меня он жалел. Я хорошо его изучила.
— Стало быть, он уже не так горячо вас жалел.
Подняв глаза, Гертруда смотрела несколько секунд, улыбаясь, на Феликса.
— Вам не пристало, — сказала она, — преуменьшать величие его подвига. А восхищался он всегда Шарлоттой, — повторила она.
— Великолепно! — воскликнул, рассмеявшись, Феликс, погружая весла в воду.
Я не могу вам сказать с уверенностью, что именно во фразе Гертруды привело его в восторг; он снова погрузил весла в воду, и лодка продолжала медленно скользить по озеру.
Ни Феликс, ни его сестра не присутствовали на вечерней трапезе в доме Уэнтуортов. Обитатели шале обедали вдвоем, и молодой человек сообщил своей собеседнице, что брак его теперь уже дело решенное. Евгения поздравила Феликса, добавив, что если он окажется таким же рассудительным мужем, как и братом, то у жены его не будет повода жаловаться.
Феликс посмотрел на нее, улыбаясь.
— Надеюсь, — сказал он, — мне не придется опираться на мой рассудок, до этого дело не дойдет.
— Ты прав, — сказала Евгения. — Опираться на рассудок не слишком приятно, это нечто убийственно плоское. Кровать без матраца.
Позже вечером брат с сестрой все же отправились в дом напротив, баронесса желала поздравить свою будущую невестку. Они застали все общество, за исключением Лиззи и Клиффорда, на веранде, и так как все, по своему обыкновению, встали, чтобы приветствовать баронессу, то она приносила поздравления в присутствии восторженных зрителей.
Роберт Эктон, который стоял с краю, прислонившись к одной из белых колонн веранды, очутился возле Евгении, когда она произносила свою не длинную, но очень складную поздравительную речь.
— Мне так приятно будет узнать вас поближе, — сказала она Гертруде. — Я видела вас менее часто, чем мне хотелось бы. Это вполне естественно теперь я понимаю почему. Вы постараетесь полюбить меня, не правда ли? Льщу себя надеждой, что при близком знакомстве я выигрываю.
И, сопроводив заключительную фразу нежнейшим понижением голоса, баронесса запечатлела на лбу у невесты величественный парадный поцелуй.
Возросшая близость не развеяла в воображении Гертруды таинственного ореола Евгении, и по окончании этой маленькой церемонии Гертруда чувствовала себя польщенной, осчастливленной. Роберт Эктон тоже был восхищен; он всегда восхищался изящными проявлениями ума мадам Мюнстер. Они странным образом мгновенно повергали его в волнение; вот и теперь он отошел вдруг прочь, засунув руки в карманы, потом вернулся назад и снова прислонился к колонне. Евгения тем временем поздравляла дядю с помолвкой дочери, и мистер Уэнтуорт слушал ее со свойственной ему сдержанной, но изысканной вежливостью. Следует надеяться, что к этому времени он уже более ясно представлял себе взаимоотношения окружавших его молодых существ; но настроен он был по-прежнему чрезвычайно серьезно, в нем не чувствовалось ни малейшего оживления.
