Небо было безоблачное, ультрамариновое, за лесом виднелся океан, ровный как озеро, блестящий под лучами этого света.
Силуэт следил за ней. Мальчик, прислонившийся к калитке.
Это был Хауи.
У Кэт оборвалось сердце. Таким она видела его в последний раз: светлые вьющиеся волосы, длинные и спутавшиеся, майка с надписью «Меня любят дельфины», поношенные джинсы, грязные босые ноги и загорелое веснушчатое лицо с улыбкой до ушей.
Она побежала к нему, потянулась через калитку, и они крепко обнялись. Она начала плакать и почувствовала слезы на своем лице, а он, как всегда, ерошил ей волосы. Некоторое время они стояли в молчании, обнимая друг друга, – она даже не знала, что на свете бывает такое блаженство.
– Ну, малявка, ты просто идиотка! – нежно сказал он. – Зачем ты это делаешь? Ведь я не велел тебе, помнишь?
– Не велел мне что?
– Оставь это дело. Брось свой репортаж. Держись от него подальше.
– Я не поняла твоего послания. И думаю, просто не поверила, что это действительно был ты.
Хауи опять взъерошил ей волосы.
– Эх ты, голова два уха.
Кэт обняла брата еще крепче.
Порыв холодного ветра окутал ее, и она почувствовала, что небо темнеет. И тогда Хауи отпустил ее.
– Теперь тебе нужно уходить, – сказал он.
– Я не хочу, – ответила она. – Я хочу остаться.
– Тебе еще многое предстоит сделать.
– Что ты хочешь сказать? Что сделать?
Хауи снова широко улыбнулся и пожал плечами.
– Ну всякое там. Ерунду.
– Почему я не могу остаться здесь с тобой?
– Потому что они заставляют работать твое сердце, малявка. Тебе нужно возвращаться назад.
Они расставались. Но Хауи не двигался. А Кэт словно кто-то тянул обратно. Она ухватилась за него.
– Держись от него подальше, малявка!
– От кого?
– Брось свой репортаж.
Стремительный ветер засвистел у нее в ушах. Свет стал гаснуть. Ее с силой тянуло назад. Хауи быстро уменьшался в размерах.
– Я хочу здесь остаться! – крикнула Кэт. – Я хочу здесь остаться, с тобой!
Свет совершенно погас. Мимо неслась кромешная тьма. Кэт словно оглохла.
Затем тишина.
Она чувствовала тяжесть, такую тяжесть, что трудно было пошевелиться.
Чьи-то холодные глаза уставились на нее.
Потом глаза исчезли. Через мгновение она снова увидела их. Розовые губки, крепко сжатые, ничего не выражающие глаза. Потом все пропало. Незнакомый женский голос сказал где-то далеко-далеко:
– Она уже дышит самостоятельно.
Кэт услышала чьи-то тихие шаги. Услышала кашель, и далекий телефонный звонок, и грохот тележек и подносов, затем снова – тишина. Она открыла глаза – темнота.
Когда она снова их открыла, ее окружал теплый дневной свет. Все мелькало, как в старом кинопроекторе. Ровный желтый свет. И как будто бы дымка. Она почувствовала запах свежего белья и антисептика. Тело ее было налито свинцом, а в желудке ощущалась острая боль. Как в тумане она увидела перед собой сестру в белом халате с голубым поясом. Она была уже не в операционной.
Сестра улыбалась, но лицо ее все еще расплывалось, меняло очертания, то удлинялось, то сжималось, как будто оно было текучим, не имело определенных очертаний. С лацкана халата свисали часы на цепочке. Цепочка то растягивалась, то укорачивалась, и часы болтались, как мячик на резиночке. Белый халат мерцал.
– Пришли в себя? – весело спросила сестра.
34
Двадцать минут десятого дождь все еще шел, юго-западный ветер, дующий с Ла-Манша, гнал его косой стеной, и дождь, попав в ловушку темных улиц, превращался в яростные ревущие водовороты. Харви Суайр медленно въехал на своем «ренджровере» через открытые ворота во двор похоронной конторы «Долби и сын» и выключил фары. Автомобиль трясся под натиском ветра.
Из боковой двери появилась фигура, торопливо пробежала под дождем и закрыла ворота, потом побежала назад к двери. Харви Суайр пошел за ней в укрытие темного вестибюля и пригладил волосы, придав им изначальную форму.
Морис Долби закрыл дверь и повернул в замке ключ.
– Спасибо, что приехали, доктор Суайр. – Капли дождя скатывались с лысоватого черепа владельца похоронного бюро, когда он протягивал для приветствия маленькую костлявую руку. Вид у него был взволнованный.
Харви Суайр, в плаще от Берберри и в перчатках из свиной кожи, внимательно смотрел на коротышку в накрахмаленной белой рубашке и широком черном галстуке; он пожал ему руку так быстро, словно дернул цепочку в общественном туалете.
– Я не мог приехать раньше. Был занят в операционной, у нас сейчас нехватка персонала.
– Да, конечно, – сказал гробовщик шепелявым голосом, вынимая из пачки сигарету. Спохватившись, он предложил закурить анестезиологу, но тот покачал головой. Владелец похоронного бюро быстро моргал, его руки тряслись.
– Я подумал, что мне стоит вам позвонить. У нас кое-какие неприятности.
– Что вы имеете в виду?
– Видите ли, прошлой ночью к нам залезли.
Харви Суайр пристально посмотрел на мистера Долби в слабом свете лампочки без абажура.
– И что украли?
– В том-то и дело, – сказал гробовщик, изо рта его торчала неприкуренная сигарета. – Ничего не взяли.
– Кто-то что-то вынюхивает?
– Сегодня утром сын обнаружил, что дверь пожарного выхода отперта, а ключ исчез. Он точно знает, что она была закрыта, потому что вчера утром выгружал через нее гробы. Я догадываюсь, кто это был.
– И кто же?
Владелец похоронного бюро щелкнул зажигалкой и прикурил.
– Вчера у меня была ловкая молодая леди. Рассказала сказку о своей тетушке в хосписе. Я потом проверил, такой тетушки не существует. – Он вытащил изо рта сигарету. – Думаю, она журналистка.
– И взяла ключ?
– Вчера она попросила меня, чтобы я ей все показал. Это вполне нормально – люди чувствуют себя более уверенно, когда видят, что тут у нас происходит. Мы были в мастерской, и я разговаривал по телефону. Потом мне припомнилось, что она как-то странно себя вела, но я не мог понять, в чем дело. Должно быть, это она сняла ключ с крючка.
– И у вас совсем ничего не пропало?
– Мы ничего не обнаружили. Я… я, видите ли, у меня есть кое-какие подозрения. Эта статейка в
