Паша, которому очень понравилась такая кличка, смеялся вместе с девочками, а Костя проезжал с каменным, неподвижным лицом и оставался глух и нем к шуткам.
Лычков был доволен ребятами: воду они всегда доставляли вовремя. Но зато беспокоила его выгрузка зерна из бункеров. Две подводы, запряженные лошадьми, с трудом успевали отвозить пшеницу от комбайнов к полевому току. То и дело над комбайнами взвивался красный флажок, сигналя возчикам, что бункеры полны зерном и их пора разгружать. Но подводы были ещё далеко, и комбайнам приходилось останавливаться и ждать. Лычков потребовал от Марины ещё одну подводу. Та пообещала, но свободной подводы всё не находилось.
— Большая машина, а простаивает из-за какой-то телеги. Паршивое дело! — обиделся Костя и с досадой заговорил о том, что их водовозная работа — не работа, а дом отдыха, и для доставки воды за глаза достаточно одной пары быков. — Надо что-то смекнуть, Паша!..
И ребята смекнули. Раздобыли у завхоза две пустые бочки, поставили их на концах делянки и наполнили водой. Пока расходовался этот водяной запас, успевали подвезти воду на одной паре быков, а вторая пара оказалась свободной.
Костя запряг её в телегу-бестарку и заявил Лычкову, что он будет помогать возить зерно. Однако нагрузить зерно на ходу никак не удавалось. Медлительные быки не поспевали за ходом «Сталинцев», приходилось останавливать машины и ждать, пока шла выгрузка пшеницы.
Лычкову это не понравилось:
— Так я за день с добрый час времени потеряю. Не пойдёт это дело!
Костя бросил на быков негодующий взгляд и погрозил им кулаком:
— Эх вы, лбы чугунные! Зачем только корм на вас тратят! Прицепить вас к комбайну за дышло да тягать, как на буксире…
— Как, как? — прищурившись, спросила Марина.
— На буксире, говорю! — с отчаянием принялся объяснять Костя. — Трактору, ему что… хоть десять таких тихоходов потянет.
— А ведь хитро! — засмеялась Марина. — Слушай, Лычков, подхватывай смекалку: цепляй быков к комбайну.
— Шутки шутишь, товарищ Балашова? — обиделся комбайнёр. — Что я, к вам в колхоз быков дрессировать приехал?
— Не выдумывай ты, Ручей, — шепнул приятелю Паша Кивачёв. — Не станет же комбайнёр из-за наших быков технику позорить.
— А может, с учителем посоветоваться или с Яковом Ефимовичем? — не сдавался Костя. — Они не меньше Лычкова понимают.
Разговор с комбайнёром ни к чему не привел, но Марина не успокоилась и в обеденный перерыв рассказала о Костиной выдумке Сергею и отцу.
Сергей от души расхохотался.
— Смех смехом, а догадка-то со смыслом, — заметил Яков Ефимович. — Пойдёмте-ка к Лычкову.
Все направились к комбайну.
Яков Ефимович осмотрел машину и объяснил Лычкову, что незачем таскать на буксире ленивых быков, а достаточно прицепить к комбайну пустую телегу.
— Это другое дело, это можно! — согласился комбайнёр.
За ночь Яков Ефимович приделал к телеге железный прут с крючком.
Утром, когда подали сигнал, что бункер пора разгружать от зерна, Костя заехал вперёд комбайна и выпряг из телеги быков. Поравнявшись с телегой, комбайн остановился. Мальчик быстро прицепил к нему телегу, и «Сталинец» вновь тронулся. Но теперь рядом с ним двигалась телега-бестарка, и в неё сильной, тяжёлой струёй текло из бункера зерно. Как только подвода наполнилась пшеницей, комбайн опять на минуту остановился. Костя немедленно отцепил телегу, запряг быков и отвез зерно на ток. За день он совершил более десяти таких рейсов.
Теперь комбайны не простаивали из-за разгрузки зерна, и Лычков был очень доволен. «Костюшкина сцепка», как назвала её Марина, многим пришлась по душе, и Сергей приказал оборудовать ею ещё несколько бычачьих упряжек.
Алёша Прахов всячески превозносил конструкторские способности Кости Ручьёва и переименовал бычачью упряжку из «Му-два» в «Торпедо-два».
Глава 18. ПОКЛОН ЗЕМЛЕ
Весь день Галина Кораблёва работала с девочками на полевом току. Здесь было, пожалуй, самое весёлое и оживлённое место в поле. То и дело от комбайнов и молотилок подъезжали подводы с зерном, и на току всё выше и выше поднимался золотой пшеничный курган. Вокруг него квохтали, словно сердитые клуши, сортировки. Колхозники зачерпывали зерно, точно воду из пруда, и высыпали его в горловины прожорливых машин.
Зёрна хрустели под ногами, набивались в карманы, в туфли, в волосы. Вместе с девочками Галина помогала колхозникам перелопачивать пшеницу, чтобы она скорее просохла на солнце; крутила ручку веялки, насыпала зерно в мешки.
Потом к току подходили зелёные трёхтонки, доверху нагружались очищенной пшеницей и увозили её в колхозные амбары и на элеватор.
— Пошёл-поехал наш хлебушек! — провожали колхозники пыхтящие гружёные машины.
Витя Кораблёв тоже был на току. Чувствуя, что Варя очень недовольна им, он всячески старался задобрить девочку и трудился на совесть: по получасу, ни с кем не сменяясь, крутил ручку веялки, отчего спина покрывалась липким потом, или храбро стаскивал с весов тяжёлые мешки.
Никита Кузьмич, увидев на току дочь и сына, был немало удивлён и раздосадован:
— Так уж без вас и не обошлись бы!.. А мы-то с матерью ждём — жареной рыбой нас накормите.
— Решили в другой раз… Наша рыба не уйдёт, — улыбнулась Галина и подморгнула брату.
Вечером, когда все расходились по домам, к Галине подбежала Варя с подругами и шепнула:
— Пойдёмте завтра снопы вязать!
— Снопы?..
— Марина сказывала, вы когда-то рекорд по вязке снопов держали.
— Было дело. Давно только…
— А попробуйте повторить, Галина Никитична! И нас возьмите с собой. Мы вам свясла будем готовить.
Галина только засмеялась: куда ей теперь с белыми да мягкими, без единой мозоли руками! Но девочки смотрели так умоляюще и просительно, что она заколебалась.
— Подумаю… Утро вечера мудренее.
— Да вы что? — обрушился Витя на девочек, когда Галина ушла домой. — Подружку нашли!.. Ведь сестра не кто-нибудь, а учительница. Институт окончила, диплом имеет. Нужны ей снопы, как прошлогодний снег!
— Что ж тут зазорного? — удивилась Варя. — Вон Фёдор Семёнович тоже учитель, а всё умеет делать: и топором, и пилой, и лопатой. Видел, как он сегодня жатку исправил?
Придя домой, Галина хотела посоветоваться с отцом насчёт вязки снопов, но Никита Кузьмич был не в духе, и она перед сном подошла к матери.
— Поклонись земле, дочка, поклонись пониже, и она тебе поклонится! — обрадовалась мать и, подумав, добавила: — А школьники-то за тобой табуном ходят, вьюном вокруг вьются… Ты бы, Галочка, оставалась при нашей школе, пока место не занято. Поговори-ка с Фёдором Семёновичем.
…Утром, надев матерчатые нарукавники, Галина вышла в поле и присоединилась к вязальщицам снопов.
— Здравствуй, Галочка, здравствуй, умница наша! — приветствовала её Анисья Епифанцева, строгая
