школьного комитета комсомола во главе с недавно избранным новым секретарем Ваней Воробьёвым.
Дежурные с красными повязками на руках расставили в саду столы, украсили их влажными от росы цветами, наполнили корзины отборными яблоками.
Первыми пришли учащиеся старших классов.
Галина Никитична с удовольствием отметила, что они выглядят подтянутыми и торжественными.
Потом показались Сергей и Марина. На груди у них сияли ордена и медали. Сергей был в матросской форме, Марина — в шёлковой блузке и любимом ковровом платке.
— Ой, да мы раньше всех! — вскрикнула Марина, здороваясь с учителями и кивая ребятам.
Но ждать пришлось недолго. Вскоре подошли с песнями под гармошку комсомольцы из Высокова, потом из Липатовки, Соколовки. Затем, лихо развернувшись, около сада остановилась трёхтонка, и знакомый Варе и Мите шофёр Миша торжественно возгласил:
— Принимай с ходу почаевских! Полный набор.
Из кузова машины спрыгивали парни, девчата, и шофёр Миша тоном знатока объяснил школьникам, кто из прибывших где работает и чем знаменит. Были тут и комбайнёры, державшие первое место по области, и знаменитая доярка, и заведующая агролабораторией, и пасечник, и агроном-химизатор.
Всюду шли расспросы, завязывались беседы. Ваня Воробьёв уже несколько раз брался за колокольчик, чтобы открыть торжественную часть встречи и произнести свою вступительную речь, которую он писал вчера целую ночь. И каждый раз Галина Никитична делала ему знак подождать, потом сама вопросительно взглядывала на Фёдора Семёновича.
— Всё идёт хорошо, — кивал учитель. — Пусть познакомятся, наговорятся вдоволь!
Наконец из района на «газике» подкатили секретарь райкома комсомола и врач районной поликлиники — тоже бывшие ученики высоковской школы.
Ваня Воробьёв позвонил. Все сели за столы. Ваня объяснил, зачем они собрались, и предоставил слово Якову Ефимовичу.
Парторг рассказал, как много лет тому назад появились в школе первые комсомольцы. В любом деле они были верными и надёжными помощниками учителей. Это они посадили плодовый сад при школе, открыли в Высокове первую избу-читальню, разведали запасы торфа на болоте. Кто, как не комсомольцы, сопровождали Фёдора Семёновича в его походах по деревням, когда он убеждал мужиков вступать в колхоз! Сколько раз спасали они учителя от мести кулаков, которые пытались затравить его собаками и утопить в проруби!..
— А сколько комсомольцев ушло из школы на фронт защищать нашу Родину, — продолжал Яков Ефимович, — почти полных два класса! И они хорошо воевали, наши ребята. Добрых, смелых солдат вырастила из них школа.
После Якова Ефимовича говорили Сергей Ручьёв, Марина, потом секретарь райкома комсомола, комбайнёр из Почаева…
Галина Никитична стояла в стороне и наблюдала за школьниками. Встреча, кажется, удалась. Ребята сидели присмиревшие, глаза их блестели, словно в классе, когда на урок приходит любимый учитель. О чём думали сейчас школьники? Может быть, о том, что вот рядом с ними сидят колхозные парни и девушки совсем немного старше их годами и им уже есть что рассказать, есть о чём вспомнить.
И хорошая зависть щемила ребячьи сердца — зависть к прямой и открытой жизни Якова Ефимовича, на глазах которого прошла вся история колхоза и школы, к боевым заслугам Сергея Ручьёва, к ясной судьбе Марины и многих других.
Долго в этот погожий осенний денек школьники не отпускали своих гостей. Показали школьный музей, классы, сад, спортплощадку.
Митя с юннатами принёс огромный полосатый арбуз и, волнуясь, вручил его Сергею:
— Вот! Со школьной делянки. Попробуйте!
Сергей пощёлкал по арбузу ногтем, поднёс к уху, сжал ладонями и, заметив пунцовое лицо Мити, пожалел его:
— Добрый арбуз… Верим.
— Нет-нет! — Митя с отчаянным видом протянул нож. — Вы режьте. А то опять разговоры пойдут, что у нас арбузы не дозревают.
Сергей с хрустом развалил арбуз, и все увидели красную, сочную мякоть с чёрными зёрнышками.
Митя выхватил у Сергея нож, разрезал половинки арбуза на мелкие дольки и роздал гостям. Арбуз всем понравился.
— Прямо мёд с сахаром! — похвалил дед Новосёлов и попросил ещё одну дольку.
Потом все пили чай с яблоками и вареньем из ревеня, играл струнный оркестр, школьники читали стихи.
Затем бывшие ученики решили сыграть в любимую школьную игру — городки. Разделились на две партии. Фёдор Семёнович подержал в руке тяжёлую рюху, вздохнул и вдруг принялся снимать пиджак.
— Эх, была не была… — сказал он и вместе с Яковом Ефимовичем присоединился к играющим.
Ученики даже затаили дыхание. Такое ведь не часто случается, чтобы Фёдор Семёнович играл в городки.
Учитель играл азартно, со вкусом, подолгу целился рюхой, бил сильно, почти без промаха, то и дело поддразнивал соперников, говоря, что не миновать им катать выигравшую партию на закорках.
— Сдаёте, сдаёте… каши мало ели! — восторженно кричали школьники, сразу ставшие болельщиками за ту партию, в которой играл Фёдор Семёнович.
Наконец заиграл баян.
Долго над «школьной горой» в этот день звучали песни.
…Когда Галина Никитична вернулась домой, Витя сидел за столом и что-то с увлечением писал.
— А где мама? — спросила сестра, заглядывая за перегородку.
Мать прихворнула и уже целую неделю не выходила из дому.
Брат, видно, не расслышал вопроса и продолжал писать. Наконец он поставил точку, подул на листок бумаги и протянул сестре:
— Заявление написал в комсомол. На двух страницах! Прочти вот.
Галина Никитична внимательно прочла заявление:
— Хорошие слова, Витя, настоящие… А где всё-таки мама?
— Здесь где-нибудь… наверное, во двор вышла. Ей, кажется, лучше стало.
— А почему ты её отпустил? Ей ведь лежать надо.
— Так я же писал…
Галина Никитична бросила на брата недовольный взгляд и выбежала за дверь. Но не прошло и минуты, как она вернулась обратно, ведя под руку мать. С другой стороны её поддерживал Яков Ефимович Балашов.
Часто дыша, Анна Денисовна опустилась на лавку:
— Спасибо, Ефимыч. Мне вроде легче стало…
— Не хорохорься, Денисовна, прыть свою не показывай! — сердито заговорил Яков Ефимович. — Сама еле на ногах стоишь, а тоже — собралась с коромыслом по воду! — Он обвёл глазами комнату и остановил свой взгляд на мальчике: — Ты, Виктор, почему сам за водой не сходил?
— Не заметил я, когда мама с вёдрами вышла.
— Скажи на милость, не заметил! Ты что ж, не в родном доме живёшь? Временный жилец здесь или угол у матери снимаешь?
— Мы его, Ефимыч, по пустякам не отрываем… — начала было Анна Денисовна.
Но сосед, погрозив пальцем, перебил её:
— Портите вы с Никитой своей добротой сына! Я бы на вашем месте построже с ним обходился. — И он вновь посмотрел на Витю: — А ну-ка, молодец, встань-поднимись, займись по хозяйству… Может, дорожку к колодцу забыл — пойдём, я покажу.
Вспыхнув, Витя схватил пустое ведро и выбежал за дверь. Усмехнувшись, Яков Ефимович вышел за ним следом.
Галина Никитична уложила мать в постель, напоила чаем, заставила принять лекарство:
— А ведь Яков Ефимович прав, мама! Портите вы с отцом Витю.
