– Тогда, может быть, за билетом ты пойдёшь?
– Она чья – твоя или моя? Ты владелец, тебе и ругаться.
– Я –
– Уйду я от вас. – Взяв карточку, Форт пошёл к двери. – А то сижу и слушаю, как унижают моё достоинство...
– Говорю вам – меня не выпустят!
– Преодолимо. – Никель задержался у порога. – Мы найдём на Иссе поручителей, они возьмут тебя под локти и утащат. Ты, главное, долети и выйди из шлюза, а дальше тебе не о чем заботиться.
– Учти, потребуют доплату за конвой, место в судовом карцере и аренду кандалов. Это примерно восьмисотка крин.
– Ещё полтораста бассов на ветер, кошмар! Парсек можно пролететь за пять с полтиной, а эти отродья за вшивых четыреста штук километров дерут такие бутки! Не планета, а свиная доилка!.. а в своих наручниках на борт пускают? Я видел в лавочке, купил бы. Размер вроде подходящий.
– Брат мой, не согрешай в номинации «гнев» и помни о понятии «навязанная монопольная услуга». У кланов, что крышуют лифты на Иссу, много охранников без дела зевает – им тоже жить надо. Высшая цель оправдает нам расходы. Да, ещё карточку в кассе испачкают штемпелем. От этого не откупишься, но можно поворчать.
– Буду молиться об умилении злого сердца, дабы не вынести окошко кассы вместе с билетёром.
– Это не киборг. – Коел зачарованно уставилась на закрывшуюся за Никелем дверь. – Это полоумный киборг. Ты спишь с ним в одной комнате? я бы не решилась. Вдруг он начнёт всё крушить, когда вирусы доедят его мозг?..
– Он очень добрый и деликатный парень.
– Да уж!.. – Утирая слёзы, Коел вспомнила, как Никель ходил в лавку разбираться. Повадки централа, жаргон... «Я там родился». Похоже на то. Только не «родился», а «был собран на конвейере General Robots».
Но тут же она спохватилась об ином:
– А моя рабочая карточка? У него не отберут её? Это документ; я должна взять карточку с собой! может, мне по ней восстановят косменский стаж.
– Неужели всё это время ты платила профсоюзные взносы? – спросил бессердечный Pax.
– Что же – у меня пропадут шесть лет из стажа?! – Всплеск негодования и снова слёзный блеск в глазах.
– Потом у тебя будет гораздо больше времени, чтобы посвятить его этой проблеме. Сейчас есть дела поважней.
– Кто встретит меня на Иссе? – Коел с усилием смогла вернуться в колею.
– Как раз об этом я хотел с тобой побеседовать. – Брат Жозеф, в отличие от грубоватого и порой несдержанного на язык Никеля, был обходителен и по-ньягонски тих. – По пути на Иссу ты должна выглядеть так, словно не представляешь, куда тебя везут, и ожидаешь самого худшего.
– И притворяться не придётся, я вся на нервах.
– Следи, чтобы случайно не улыбнуться. Только встревоженное и печальное лицо. В Аламбуке большой траур, за улыбку могут избить.
– А что произошло? Я была заперта, потом сборы... Тем нашим, кого успела увидеть, с прошлой полночи запретили выходить из нор. Вроде убили кого-то?
– Той полночью неизвестный убийца, – брат Жозеф вздохнул с унылым оттенком, который приличествует духовному лицу, по воле обстоятельств говорящему о кровавом злодеянии, – зарезал Первого из преосвященных жрецов, благодатного Шуламангу. Все скорбят.
– Ийо-хаа! – Воспрянув, Коел расцвела, как весенний сад. – А некоторые глядят и радуются! Спасибо за новость, брат Жозеф! о, я давно не была так счастлива! это правда?
– Нам по уставу ордена запрещено лгать, – скромно потупился Pax.
– Так и надо этой чёрной гадине! – разгорелась Коел. – Я бы их, псей... – Последовал сжатый, но искренний список пыток и казней, долго копившийся в тайной глубине её души.
– Тебя встретят люди Эрке и сотрудники Гэлп Сэкоунтэй, – приглушенно, но отчётливо и твёрдо продолжил красивый и мужественный брат Жозеф. – Град Эрке берёт тебя под защиту.
– Я полагаю, это не благотворительная акция? – серьёзно спросила Коел.
– Эрке обеспечит тебе свободу и безопасность, ничего не требуя взамен. Но ты поможешь очень многим людям, если согласишься дать показания о том, что происходит в Аламбуке. Готова ли ты пойти на это?
– Я?! готова! – не раздумывая, решительно сказала Коел. – Я руку отдам, чтоб рассказать! Ты будешь за меня молиться?
– Непременно.
Лицо Коел, окрылённой счастьем и яростью, буквально светилось от нахлынувших чувств; желание запечатлеть на нём братский поцелуй мог смирить разве что риск обжечься.
Но Pax взирал на неё холодно. В сердце его извивалась тоска об утраченном, а шёпот внутри выговаривал слова:
