– При чем тут двойник, это был я сам! – рассмеялся Корвин.
Светская часть беседы на этом завершилась, и Льювилла деловито поведала брату о недавних откровениях Козырной Колоды. Выслушав сестру, Корвин пренебрежительно пожал плечами. Однако собеседники ждали, чтобы он высказал собственное мнение, поэтому Корвин нехотя произнес:
– Ничего нового я не услышал. Дара давно грозила покончить с Амбером, поэтому следует ждать очередного передвижения войск по Черной Дороге. Что же касается рейда на Нирвану, то здесь тоже мало удивительного. Наемники из Хаоса постоянно фланируют по Отражениям, сражаясь с кем придется.
– Если твоему королевству будет угрожать опасность со стороны Хаоса – обращайся ко мне. Поможем, если получится, – сказал принц. Затем рассеянно добавил: – Признаюсь, не ожидал тебя здесь увидеть. Откуда ты взялся?
Это был очень опасный вопрос. Один из самых опасных. Фауст всегда стремился избегать разговоров о своей способности путешествовать по Отражениям. Однако всякое появление нирванца в любом уголке этого мозаичного мира вызывало недоумение – особенно у тех, кто сам умел творить Тени и перемещаться между ними. Хорошо было братцу Вервольфу – он крайне редко покидал Нирвану. Хорошо было братцу Мефисто – его считали уроженцем Дворов Хаоса. В отличие от них, Фаусту приходилось держаться за давно придуманную легенду, которая была шита нитками не просто белого цвета, а какой-то кричаще-яркой расцветки. Допустим, сегодня Льювилла и Корвин спрашивают его из чистой вежливости, но ведь неизбежно наступит день, когда кому-то захочется всерьез разобраться: каким образом добрый доктор Фауст блуждает по Отражениям и почему бренное тело означенного доброго доктора не истлело за множество столетий… Что отвечать тогда? Увы, не существует секретов, которые удалось бы хранить вечно. Он ответил, как всегда, небрежно:
– Ты же знаешь, я чувствую приближение ураганов, пронзающих Отражения.
– Тебе везет, – в голосе амберского принца прозвучали нежелательные нотки. – Сколько веков я слушал твои рассказы, и всякий раз получалось, что Межтеневая Буря приносит тебя в нужное место, причем в самый подходящий момент. Тебе не кажется, что это несколько подозрительно?
– Я сам много думал об этом, – признался Фауст со вздохом. – Полагаю, что некая высшая сила, управляющая судьбами, взяла за правило посылать меня в те Отражения, где я кому-то нужен. Я уже смирился с подобными прихотями Рока и даже получаю от них удовольствие.
Льювилла подтвердила, посмеиваясь:
– Он действительно мазохист. Я давно это заметила. Кивнув, Корвин сказал:
– Вполне возможно, что у нашего друга просто не оставалось иного выхода, как стать мазохистом. От этих высших сил не спасешься. Но ты не должен жаловаться – благодаря столь пристальному вниманию к твоей особе ты можешь блуждать среди Теней.
– Не так уж это приятно. – Фауст снова вздохнул. – Большинство Теней просто неинтересны. Аборигены туповаты, законы природы – примитивны. На Земле меня считали колдуном, в других местах – демоном или безумцем. Пожалуй, лишь однажды путешествие доставило истинное удовольствие. Это случилось, когда меня занесло в одно гнилое местечко неподалеку от Хаоса.
Корвина передернуло, и принц брезгливо осведомился:
– Что могло там понравиться? Неужели мерзкие твари, в чьих жилах вместо крови пульсирует жидкий огонь? Или идиотская зависимость между метаболизмом и гравитацией? Я никогда не понимал, почему в тех краях земля притягивает живых и отталкивает трупы…
– Я в этом разобрался, – самодовольно усмехнулся Фауст. – Мне удалось вывести полную систему уравнений, описывающих механические и электромагнитные процессы в той группе Отражений. Получились очень изящные соотношения, и целый час я чувствовал себя счастливым.
Он печально замолчал. Выждав некоторое время, Корвин произнес:
– А потом…
– В каком смысле?
– Ты явно рассказал эту историю не до конца.
– Да, ты прав. А потом мне опять стало скучно. Что с того, что я разгадал тайну физики Хаоса – разве женщины стали сильней меня любить? Дурочка Гретхен позволила раздеть ее лишь из страха, что злой чародей организует землетрясение, которое разрушит отцовскую лавку.
– И что же ты сделал?
– Бросил физику и занялся алхимией. Тоже еще та мура… Они долго смеялись. Потом проницательный Фауст осведомился:
– Ты говорил о Хаосе с таким отвращением… Твое отсутствие как-то связано с Дворами?
– Женщина, которую я любил, много лет держала меня в плену.
– У тебя проблемы с женщинами? – оживился Фауст. – Мне это знакомо.
– А еще какие проблемы достают тебя?
– Семья. Родители и братья.
– Мне это тоже знакомо, – сообщил Корвин.
– Все-таки стоит поговорить о том, что с тобой случилось, – предложил Фауст.
Хотя совсем недавно Корвин наотрез отказывался вспоминать неприятную историю своего пленения, сейчас он неожиданно сдался. Наверное, сыграло свою роль обаяние доброжелательности, источаемое нирванским герцогом. Более того, повествование Корвина оказалось более подробным и откровенным, нежели та усеченная версия, которую он накануне изложил братьям. В разгар его рассказа Льювиллу вызвали посредством Карты – кажется, Флора. Переговорив с сестрой, Лью очень неохотно попрощалась с мужчинами и козырнулась в неизвестном направлении.
Выслушав до конца невеселые воспоминания принца, Фауст сказал, недоуменно подняв брови:
