Ротшильд в Иерусалиме. На Рождество он посылал по фазану каждому возчику Лондона, а те в благодарность прикрепляли ленты с цветами Ротшильдов – синим и желтым. Он был эксцентричен и щедр одновременно. Часто он устраивал балы, причем приглашения рассылал в самый последний момент, так что дамы не успевали обзавестись новыми вечерними туалетами. Ферди компенсировал эти неудобства тем, что заказывал им новые туалеты у лучших кутюрье к следующему балу.
Но самое главное его чудачество дало Южной Англии один из красивейших ландшафтов. В 1874 году Ферди приобрел у герцога Мальборо Лодж-Хилл, один из самых заброшенных и пустынных уголков Бакингемшира. Ротшильда восхитил вид с вершины холма. 2700 акров земли обошлись ему в 200 000 фунтов при покупке, а затем потребовали все новых и новых финансовых вливаний. Чтобы сделать место пригодным для жизни, пришлось срыть вершину холма, подвести воду из водоема, находящегося в 14 милях от Лодж-Хилла, построить небольшую железную дорогу, чтобы доставлять грузы от станции к месту строительства, привезти из Нормандии лошадей-тяжеловозов, которые поднимали все необходимое по склонам.
Затем надо было осушить болота, провести ирригацию, насадить деревья. Ферди любил каштаны – и завез сотни взрослых каштанов, каждый из которых приходилось тащить 16 лошадям, и множество кустарников.
На крутых склонах были устроены террасы. И вот заброшенное пустынное место превратилось в парк с аллеями, огромными цветочными клумбами, фонтанами, скульптурными группами, выполненными Жирардоном, известнейшим скульптором XVII века, и вольерами для птиц.
Когда ландшафт был готов, Ферди задумался о том, какое здание подойдет к нему лучше всего. Он рассматривал антологии европейской архитектуры и выбрал все лучшее, характерное для его любимых старинных замков. Замок должен был иметь две башни, как в замке де Ментенон, мансардные окна, как в замке Анет, трубы – как в замке Шамбор и лестницы – как в Блуа.
Для внутренней отделки были доставлены оригинальные стенные панели из Европы, приобретено два полотна Гварди с видами Венеции, ковры Бовэ и севрский фарфор, полотна Гейпатера, Ван Хейдена, не говоря уже о Ватто и Рубенсе, приобретенных позже наследниками.
Не прошло и десяти лет, как на фоне типично английского ландшафта возник роскошный французский мираж, сверкающий белым мрамором. В замке было 222 комнаты, и по сей день он остается абсолютно непревзойденным образцом нестандартного уюта.
Весь мир смотрел и восторженно замирал. На субботне-воскресных званых вечерах (термин «уик-энд» в конце XIX века еще не был изобретен) хозяин собирал персидского шаха, германского императора, Генри Джеймса, Роберта Браунинга (в гостевой книге вы найдете росписи Ага-хана и серии премьер-министров от Бальфура до Уинстона Черчилля). Берти обессмертил лестницу из Блуа, сломав на ней свою царственную лодыжку.
Слухи об этом уникальном явлении достигли ушей ее величества королевы Виктории, и 14 мая 1890 года она совершила невиданный поступок – она нанесла частный визит. Виктория хотела собственными глазами увидеть, что соорудил этот Ротшильд на месте срытого холма. Небольшой инцидент испортил впечатление. Лорд Хартингтон, впоследствии герцог Девонширский, совершил оплошность – вместо того чтобы поцеловать королеве руку, он ее пожал. В результате в дальнейшем во время визита она уже никому не протягивала руки. Королеву провезли по всему поместью, потом она осмотрела дворец – все галереи, вестибюли, гостиные и не могла не согласиться с другими посетителями.
– Хозяин был восхитителен, – заявила она, – так же как и само место.
Этот день растопил ее сердце. Виктория стала тепло относиться к Семейству. Бывая на континенте, она часто навещала Алису, сестру Ферди. Она даже использовала курьеров Ротшильдов для пересылки своих частных сообщений – она считала их курьеров более надежными, чем дипломатические каналы. Степень ее доверия к Семейству стала очевидна после ее смерти, когда Натти, назначенный доверенным лицом по распоряжению имуществом Дизраэли после его смерти, обнаружил несколько «чрезвычайно частных писем», написанных королевой «ее дорогому премьер-министру». Натти взглянул на письма и переслал их королю Эдуарду, который один раз сам внес коррективы в письма матери (а не наоборот), – Эдуард письма сжег.
Эта дружба никак не ослабила преданности Ротшильдов к иудаизму. Напротив, иногда казалось, что в опасности находится англиканская церковь. 19 января 1881 года принц вызвал настоящую бурю возмущения, явившись на церемонию бракосочетания Лео в главную синагогу на Грейт-Портленд-стрит. Ему понравилась кошерная еда на свадебном ужине, и он беззаботно хохотал над еврейскими анекдотами. Впоследствии они стали его страстью, а поскольку Натти разделял эту слабость принца, Лондонский дом Ротшильдов стал не только крупным международным центром, но также крупнейшим центром, где коллекционировали рассказы про Мойшу и Изю.
Писали, что один из иностранных дипломатов, барон фон Экардштейн, получил от Ротшильдов специальное поручение – собирать и передавать им еврейские анекдоты, которые рассказывали за границей, особенно каламбуры с Берлинской биржи. Экардштейн не только собирал их, но и передавал по телеграфу в Нью-Корт, откуда они немедленно поступали во дворец Мальборо.
Архивариусы Лондонского банка, которые заботливо охраняют множество секретов, сохранили также остроумные еврейские анекдоты, переданные по телеграфу благородным прусским дворянином.
Кое-что было сделано. Еврейский вопрос был поставлен в повестку дня Ревельского совещания. Английский посол в Петрограде писал Натти: «Из моего отчета вы увидите, что русский премьер-министр обдумывает возможные улучшения, которые должны коснуться многих евреев в России».
Примерно в это время лондонский раввин сказал следующее: «В отличие от христиан мы, евреи, не признаем мессию, но святое Семейство у нас есть». Продолжив эту мысль, можно сказать, что у евреев было не одно, а несколько святых семейств, ведь кроме английских Ротшильдов были и другие. Итак, чтобы завершить ротшильдиану конца века, отправимся во Францию и Австрию.
Непослушный Бисмарк
Во Франции восхождение по социальной лестнице далось Ротшильдам легче всего. За восемьдесят лет были сметены с исторической сцены Бурбоны, орлеанская династия и бонапартисты. Только Ротшильды сохраняли свои позиции. После того как рассеялся дым Парижской коммуны 1871 года, барон Альфонс по-прежнему возглавлял незыблемый Парижский дом.
Генеалогически парижская ветвь была ближе всего, на целое поколение, к франкфуртским корням. Джеймс был самым младшим из братьев и женился уже совсем зрелым человеком. Поэтому его дети были ровесниками внуков его братьев. Все четверо сыновей Джеймса, Альфонс, Гюстав, Соломон и Эдмонд, оставили сверкающий след в истории французского общества второй половины XIX века.
Альфонс, такой же стройный, изящный и невысокий, как его отец, был еще более светским человеком. Говорили, что у него лучшая пара усов в Европе. Тем не менее, он был грозным носителем своего имени, как и подобает истинному Ротшильду.
Что значило в то время это имя во Франции? Это становится совершенно ясно на одном маленьком примере – железнодорожном происшествии с Альфонсом. Король Бельгии, один из клиентов Парижского дома, пригласил Альфонса на приватный обед, и, чтобы не привлекать лишнего внимания, Альфонс отправился инкогнито обычным экспрессом Париж – Брюссель, а не на своем личном поезде. В нескольких милях от границы экспресс был остановлен и отведен на боковые пути. Пассажирам сказали, что это сделано для того, чтобы пропустить частный поезд.
Барон не привык уступать кому-нибудь путь. Кроме того, он опоздал на обед к королю. Телеграфные провода накалились от его возмущенных посланий. Наконец, корень зла был найден. Оказалось, что камердинер Альфонса забыл упаковать его костюм для ужина, он воспользовался именем своего хозяина и его личным поездом и отправил багаж в Брюссель. Таким образом, Альфонса отодвинул его собственный сюртук.
В более важных случаях Альфонс всегда оказывался в нужное время в нужном месте. Его карьера переплелась с великими потрясениями во Франции – с падением Луи-Наполеона и неистовым рождением Третьей республики. Но при всех этих трагических обстоятельства Альфонс хранил верность традиционной тактике Ротшильдов – он оставался за сценой.
5 июля 1870 года адъютант его величества явился к барону, чтобы препроводить его в Сен-Клу. Император был сильно обеспокоен. Пруссия постоянно устраивала провокации на франко-прусской
