Вермонте. Наследников у них не было. Английская ветвь агонизировала в тисках сурового режима послевоенной экономики. Французский банкирский дом был частично ликвидирован во время нацистской оккупации, и после войны все силы французской ветви Семейства были направлены на его восстановление. Налоговое бремя было тяжелее, чем когда бы то ни было. Ротшильдам пришлось отказаться от большинства своих дворцов.
Построенный Лео роскошный особняк на Гамильтон-Плейс превратился в один из самых дорогих клубов (теперь финансовые тузы опирались на резную балюстраду, по которой когда-то скользил Эдуард VII). В другой резиденции Ротшильдов на Кенсингтон-Гарденс (О, времена, о, нравы!) разместилось советское, а потом российское посольство. Бакингемширский Уоддесдон-Холл перешел по наследству к самому колоритному представителю Семейства Джимми Ротшильду. Он превратил его в настоящий музей, наполнив шедеврами французских мастеров, и в 1957 году умер бездетным. Налоги на наследство составляли порядка двадцати миллионов долларов, и никто из Ротшильдов не смог бы содержать это палаццо. Джимми завещал его фонду «Нэшнл Траст»[12] и перевел на счет фонда 750 000 фунтов (два миллиона долларов). Эта сумма должна была покрыть, по крайней мере, часть расходов на содержание палаццо и коллекций. Сейчас дворец открыт для посетителей, которые нацеливают камеры на ту самую лестницу, на которой когда-то сломал ногу Эдуард VII. Миссис Энтони Ротшильд еще в 60-х годах жила в Аскотт-Уинг, который в свое время купил ее свекор Лео. Но и этот особняк, вместе с огромным собранием живописи голландских мастеров и коллекцией восточной керамики (и с заводным попугаем, который торжественно провозглашал: «Я – Джек О'Ротшильд!»), перешел в собственность «Нэшнл Траст».
Во Франции дела обстояли не лучше. Титаническое сооружение, дом номер 2 по Флорентийской улице, рядом с площадью Согласия, постигла судьба всех титанических сооружений. Сначала это здание занимал Талей-ран, потом там поселился Эдуард де Ротшильд, а когда дом был выставлен на продажу, нашелся только один покупатель – дядя Сэм. Здесь разместилась Европейская штаб-квартира организации, осуществлявшей план Маршалла по послевоенному восстановлению Европы. В наши дни здание занимает американское представительство в НАТО и других европейских региональных организациях. Гигантский особняк Генри де Ротшильда по улице Фобур-Сент-Оноре перешел к «Серкль Интералие», причудливому международному дипломатическому клубу. На той же улице в построенном первым бароном Эдмондом доме номер 41 разместилось посольство США во Франции. Монограммы Ротшильдов по-прежнему украшают порталы обоих зданий. Самым крупным бриллиантом в короне ротшильдовских дворцов всегда считался дворец Ферье. Не нашлось ни человека, ни организации, ни государства, которые были бы достаточно богаты, чтобы купить его. Кроме того, французская ветвь Ротшильдов не желала расставаться с этим символом процветания семьи. Пятьдесят девять сундуков с редкими книгами, которые были вывезены нацистами во время оккупации, были возвращены хозяевам, так же как и коллекции итальянской живописи и фаянса. Дворец был закрыт и необитаем – так были сведены к минимуму расходы на его содержание. В 1949 году одному американцу удалось пройтись по его залам. Сначала он оказался в комнате, заставленной золотыми часами, здесь мог размещаться музей часов – но нет, это просто часы, которые раньше стояли в дворцовых комнатах, объяснил хранитель, теперь они все собраны в одном месте. В следующем зале хранились стулья – множество роскошных стульев эпохи Людовика XIV и Людовика XV. В другом зале располагалась настоящая коллекция столов. Наконец он попал в комнату, где были собраны изумительной работы предметы из розового дерева, украшенные старинным китайским фарфором. Назначение этих предметов сначала показалось визитеру непонятным, но по тонкой усмешке хранителя он догадался – это были биде, роскошная коллекция самых изощренных биде.
Год за годом дворец Ферье олицетворял роскошь, законсервированную и скрытую от посторонних глаз. Эра экзистенциализма не способствовала расцвету сказочных дворцов. Напротив, все уравнивалось и облагалось губительными налогами. Под этим прессингом Семейство теряло одно сокровище за другим.
Но Ротшильды выстояли. Снова проявилась их потрясающая способность возрождаться из пепла и руин. Их «реанимация» стала фактом в 1949 году, и произошло это (где же еще?) на Парижской фондовой бирже.
30 июня 1949 года на этой бирже происходили странные вещи. Как только звонок возвестил начало торгов, начали падать акции «Роял Датч», крупнейшей нефтяной компании. Резко вниз упали акции металлургического синдиката «Рио Тинто». Никаких видимых причин для этого не было – обе компании работали стабильно, и их положение на рынке можно было считать идеальным. И все-таки акции продолжали опускаться в цене. Вслед за этим наступила очередь концерна «Ле Никель», гигантской горнодобывающей компании, за ней последовал алмазный гигант «Де Бирс». Сначала биржа замерла в замешательстве, потом занервничала и, наконец, ударилась в панику. Цены достигли самого низкого уровня за последние несколько месяцев.
Лишь немногие знали причину, вызвавшую падение цен. Владельцем основного пакета акций всех четырех предприятий было семейство Ротшильд. А о том, что в этот день в возрасте восьмидесяти одного года умер Эдуард де Ротшильд, не знал никто, кроме нескольких таких же крупных акционеров этих компаний. Они прекрасно понимали, что огромные налоги на наследство, которые предстояло выплатить, намного уменьшат состояние барона, а значит, и потенциал тех компаний, акционером которых он был. Уменьшение налога стало насущной задачей дня.
На следующее утро все, разумеется, узнали о смерти барона из газет – сообщение было дано на первых полосах. В финансовых колонках обсуждалась проблема налогов на наследство: налог на собственность в виде пакета акций исчислялся с их стоимости на день смерти владельца. Еще не успели закончиться приготовления к похоронам, как большинство брокеров получили указания скупать те самые акции, которые они продавали 24 часа тому назад. Цены на так называемые «акции Ротшильдов» начали расти так же неуклонно, как они только что падали.
Внезапно произошел один из тех скачков, благодаря которому Ротшильды опять оказались на вершине успеха. В истории Семейства уже был такой прецедент – в 1855 году успех был достигнут благодаря победе над главным конкурентом, банком «Кредит Мобилье». История повторилась спустя столетие – на этот раз победа была одержана за счет элементарного расчета. В один прекрасный день 1949 года глава Лондонского банка отправил своего дворецкого купить карту лондонского метро – довольно странная прихоть для финансового магната. С тех пор Энтони де Ротшильд постоянно носил с собой этот плебейский объект, точно так же, как и чековую книжку. Для передвижения по городу он часто использовал метро и экономил массу времени, поскольку избегал обычных автомобильных пробок. Благодаря метрополитену он часто оказывался в нужном месте намного раньше своих конкурентов, которые не могли расстаться со своими лимузинами.
Мобильность Энтони помогла ему получить право на разработку и использование территории в 50 000 квадратных миль в Канаде. При помощи цепочки холдинговых компаний Нью-Корт получил контроль над разработкой строевого леса и энергетических ресурсов, в том числе урановой руды. Премьер-министр Ньюфаундленда Смоллвуд заявил, что приобретение этих земель – крупнейшая сделка с недвижимостью в XX веке. Уинстон Черчилль охарактеризовал этот шаг как воплощение «великой имперской идеи».
После смерти Энтони его дело вместе с сыном Ивлином продолжили племянники Эдмунд и Леопольд. Молодые триумвиры работали еще интенсивней, и развитие канадской империи Ротшильдов, которая по территории превосходит Англию и Уэльс, вместе взятые, получило новый толчок. Эдмунд, старший партнер, действовал и в других направлениях. Он инвестировал средства в развитие платного телевидения в Великобритании, продолжал удерживать позиции Семейства как основного брокера государства, как владельца и управляющего Королевским монетным двором, а также как управляющего золотыми запасами Великобритании и крупнейшего коммерческого банкира.
Французские Ротшильды были еще богаче и стали богатеть еще быстрее, когда после смерти Эдуарда бразды правления принял его сын Ги. Он дал новый импульс всем семейным предприятиям, не упуская ничего, что затрагивало интересы клана. Он же решил «лошадиную» проблему, возникшую после войны. Во время оккупации немцы, занявшие конный завод Ротшильдов, скрестили их породистых кобыл с жеребцами, принадлежавшими Марселю Буссаку, французскому текстильному королю и основному сопернику Ротшильдов на скачках в Лоншане. После войны господин Бус-сак объявил полученное потомство незаконным, поскольку оно было результатом незарегистрированного должным образом скрещивания.
