получить согласие на брак от самого папы – привилегия, предназначенная для межконфессиональных браков в высших эшелонах общества. Католическая церковь иногда – чрезвычайно редко – давала разрешение на союз католички и иудея. Впервые за всю историю Семейства глава дома брал в жены женщину не-иудейской веры. Правда, с точки зрения ортодоксального иудаизма были кое-какие смягчающие факторы. Сын Марии Елены и Ги, Эдуард, воспитывался в иудейских традициях. Сам Ги ни в коей мере не изменил своей вере и продолжал выполнять ряд общественных обязанностей. Он остался во главе Объединенного еврейского фонда социальной помощи.
Ги делил вместе со своими кузенами труды и радости, связанные с их принадлежностью к аристократии. Будучи блестящим дипломатом, Ги представляет Семейство на всех государственных мероприятиях. Он содержит конный завод в Нормандии, конюшни в Шантильи и выставляет своих лошадей на скачках. В качестве главы Французского дома барон общался с главой государства, генералом де Голлем. Жорж Помпиду, главный финансовый советник Республики при де Голле, был в свое время правой рукой Ги де Ротшильда. Между великим генералом и главным банкиром существовали прочные дружеские связи. В архиве Ги хранится фотография, свидетельствующая о том, что однажды на охоте в имении генерала он застрелил сорок девять фазанов.
Кузен и партнер Ги, барон Эли, стал, пожалуй, самым агрессивным членом Семейства и проявлял ярко выраженные диктаторские замашки. Одна из подружек его холостяцких дней назвала его «бербером», и это прозвище прижилось. Оно было справедливо хотя бы потому, что Эли управлял нефтяными проектами банка в Сахаре. Что касается частной жизни, то Эли был ярым поклонником спортивной жизни. Раз в неделю он обязательно играл в поло то в Англии, то в Испании, а также охотился, хотя и не так часто, во Франции, Австрии, Африке.
Его брат Ален стал яхтсменом. Спокойный и молчаливый, типичный барон, ярый консерватор, вращающийся в самых высших сферах французского общества (говорили, что он типичный сенжерменец), Ален в то же время возглавил еврейскую общину Парижа. Такое сочетание уникально даже для Ротшильдов.
Лондонский дом Ротшильдов является английским в полном смысле этого слова – его представителям присущи все характерные черты английского нобилитета. И если французские Ротшильды демонстрируют блеск, обаяние и атлетизм, свойственный высшему свету, то английские Ротшильды, кажется, считают, что этот блеск и суета не совсем для них. Кажется, их хромосомы содержат больше того наследственного вещества, которое отвечает за приверженность традициям. Если парижские Ротшильды худощавы, изящны, как герои-любовники французких комедий, то лондонцы, несмотря на их кембриджский акцент и прекрасно сшитые на Севилроу костюмы, больше напоминают о том германском раввине, которым хотел стать Майер Амшель.
Разумеется, английские Ротшильды отнюдь не чужды спортивным занятиям. Например, старший партнер Лондонского банка, Эдмунд, заядлый рыболов, который побывал со своим снаряжением во всех частях света, его брат Леопольд – моряк, а кузен Ивлин содержит команду игроков в поло, «Кентавры», которая не уступает командам принца Филиппа и кузена Эли. Но их атлетизм и общительность по своим проявлениям кардинально отличались от таких же качеств парижских родственников. Скажем, по своему положению глава Лондонского дома, Эдмунд, должен был состоять членом ряда престижных закрытых клубов – он действительно стал членом, но отнюдь не завсегдатаем, всего двух (Уайт и Сент-Джеймс). И он, и его брат, и его кузен имели такие же права на баронский титул, как и парижские Ротшильды, но предпочитали быть просто «господами». Они ездили только на машинах среднего класса, которыми управляли лучшие водители Лондона, и ездили не спеша и не привлекая внимания толпы. Все английские «банковские» Ротшильды были сдержанны, лаконичны и всячески избегали публичности. Они могли поддерживать тесное знакомство с председателем правления крупнейшего британского таблоида, но им не пришло бы в голову поинтересоваться репортерами этого издания. Или, другими словами, они взяли на себя тяготы общественной жизни и отринули ее показную сторону. Известность Ротшильдов чувствовалась еще сильнее на фоне отсутствия информации об их частной жизни. Но факт остается фактом – в Эксбери, на рояле Эдмунда среди портретов гостей, стояла фотография королевы Елизаветы и Филиппа.
В то же самое время именно английская ветвь дома Ротшильдов производит наиболее эксцентричных отпрысков, так называемых «небанковских» Ротшильдов, которые выбирают нетрадиционные пути.
В 60-х годах список «оригиналов» возглавлял лорд Виктор Ротшильд, первый из досточтимых лордов Ротшильдов отринувший ремесло финансиста. Член палаты лордов, пэр и представитель партии лейбористов, он также стал учеником и последователем Тедди Уилсона, известного джазового музыканта, а также неординарным ученым-биологом. Виктор Ротшильд досконально изучил сексуальную жизнь и технику любовных утех клопов, пауков и пиявок. Его старшая сестра Мириам стала соавтором фундаментального труда в области паразитологии с захватывающим названием «Блохи, глисты и кукушки». А сын Мириам прославился тем, что в возрасте 12 лет, отправившись погостить к другу в Австрию, захватил с собой сложный аппарат, снабженный лампой синего света. Как он объяснил удивленным хозяевам, это было его собственное изобретение, представлявшее эффективное устройство для отлова самок моли.
Его тетка, Катлин Ника Ротшильд де Кенигсвартер – младшая сестра лорда Ротшильда, – проявила совершенно другие наклонности. Она жила в небольшом городке, в штате Нью-Джерси. Один благодарный композитор посвятил ей сочинение, названное в ее честь «Никаблюз». Впоследствии Нику осудили за хранение марихуаны на сумму 10 долларов.
Филипп де Ротшильд, обосновавшийся во Франции, в своем имении Мутон, был, тем не менее, представителем английской ветви Семейства. Для вин со своих виноградников он заказывал этикетки у величайших художников XX века. Для него рисовали Пикассо, Брак и Дали. У него есть своя собственная планета, Филиппа, которую он купил у открывшего ее венгерского астронома. Его любимый пес – дворняжка Бикуй. Несмотря на свое скромное происхождение и скандальную, явно ненормативную кличку (в мягком переводе – «потаскун»), он ест из серебряных мисок, а подает ему лакей в белых перчатках.
За всю свою историю Семейство не явило миру ни одного плейбоя – конечно, если не считать покойного Мориса. Но даже наиболее эксцентричные Ротшильды демонстрируют редкую целеустремленность и трудолюбие.
Лорд Ротшильд получил награды за участие во Второй мировой войне (об этом было рассказано в 9-й главе). В мирное время он стал одним из выдающихся британских ученых и трудился на посту помощника директора по научной работе на факультете зоологии в Кембридже. Что же касается вопросов, так или иначе связных с еврейством, то и тут этот бродяга и отщепенец проявил редкую ортодоксальность. В 1938 году он направил папе римскому письмо с выражением протеста против преследования евреев нацистами. Письмо было написано на латыни, и на латыни был составлен ответ папы, в котором тот разделял чувства лорда Ротшильда.
Вместе с вдовой Джимми Ротшильда и молодым бароном Эдмонд ом лорд создал фонд памяти старого барона Эдмонда с труднопроизносимым названием EJRMG (Edmond James Rothschild Memorial Group) для финансирования научных исследований в Израиле. Миллион долларов был выделен Научно- исследовательскому институту Вейцмана в Тель-Авиве, большие суммы были направлены на финансирование археологических экспедиций. Кроме того, фонд выделил 3 миллиона долларов на реконструкцию здания кнессета.
Сестра лорда стала настоящей баронессой джаза, она поддерживала – морально и материально – многих прекрасных джазовых музыкантов, от которых отвернулся официальный шоу-бизнес. Она учредила фонд Ротшильда для бедствующих талантов. Среди ее подопечных был Телониус Монк; Чарли «Бёрд» Паркер, величайший музыкант новой волны, умер у нее на руках.
Что же до барона Филиппа, то его с полным правом можно назвать серым кардиналом Французской республики. Его любимый пес неоднократно был свидетелем знаковых встреч, проходивших в гостиной его хозяина. Поздно ночью, когда усталые слуги расходились по домам, салон на авеню д'Иена превращался в центр политической мысли Европы. Здесь принимались судьбоносные решения. Именно здесь министру иностранных дел Франции удалось убедить Генри Льюса изменить свое мнение относительно проблемы Алжира. Именно здесь глава Социалистической партии Франции уладил отношения с ведущим комментатором массмедиа. В Мутоне барон предается сельским радостям, выращивает превосходный виноград мутон, постоянно соревнуясь со своим кузеном, владельцем не менее роскошных виноградников Лафит. Вместе с женой-американкой барон основал в Мутоне уникальный музей вин.