как-то забеспокоился о ней и сказал, что я обязан показать их вам, но что мы будем о них хорошо заботиться и что я не вижу причин, почему бы их могли ей не вернуть. Я не уверен, что поступил правильно, сэр. Вероятно, лучше было бы подождать вашего возвращения, чтобы инспектор Мискин с ней поговорила.
— Возможно, — уклончиво ответил Дэлглиш, — однако я не стал бы волноваться по этому поводу, если вы считаете, что сейчас у нее настроение улучшилось. Присматривайтесь к ней повнимательнее. Обсудим это сегодня вечером. Что, заключение доктора Гленистер пришло на ваш мобильный?
— Нет, сэр. Она звонила, чтобы сказать, что мы получим его к вечеру, если только ей не придется ждать заключения токсиколога.
— Вряд ли это нас удивит. Это все, сержант?
— Да, сэр. Не думаю, что есть еще о чем докладывать. Через полчаса я собираюсь встретиться с Робином Бойтоном.
— Отлично. Выясните, если сможете, надеется ли он получить что-нибудь по завещанию мисс Грэдвин. Вам сегодня выпал день, полный событий. Вы молодец. У нас тут тоже кое-что интересное нашлось, но мы обсудим это позже. Я позвоню вам из Драфтон-Кросса.
Разговор закончился.
— Бедная девочка, — сказала Кейт. — Если она говорит правду, я могу понять, почему эти открытки ей так важны. Но зачем отрезать адрес, зачем беспокоиться о том, чтобы их спрятать? Они же ни для кого другого не представляют никакой ценности, и если она и правда ходила к Камням ночью в пятницу, чтобы проверить тайник или забрать открытки, зачем ей это понадобилось — и почему ночью? Но Бентон сказал, что пакет не был потревожен. Похоже, сэр, открытки не имеют отношения к убийству.
События вдруг стали разворачиваться быстрее. Прежде чем Дэлглиш успел ответить, раздался звонок в дверь. Кейт сказала: «Это, должно быть, мистер Мэклфилд» — и пошла вниз открыть ему дверь.
Раздался громкий звук шагов по деревянным ступеням, но голосов не было слышно. Ньютон Мэклфилд вошел первым, не проявил ни малейшего любопытства по поводу комнаты и без улыбки протянул Дэлглишу руку.
— Надеюсь, я не слишком обременительно рано? — произнес он. — В воскресное утро движение на дорогах не очень интенсивное.
Он оказался моложе, чем Дэлглиш предполагал, судя по голосу в телефоне, — вероятно, слегка за сорок, — и был довольно красив по принятым меркам: высок, светловолос, со свежим цветом лица. Он принес с собой уверенность неколебимого столичного успеха, и это так контрастировало с его вельветовыми штанами, клетчатой рубашкой-апаш и сильно поношенным твидовым пиджаком, что одежда, вполне подходящая для выходных дней за городом, выглядела нарочитой, словно маскарадный костюм. Черты лица у него были правильные, рот твердый и хорошей формы, внимательные глаза. Это лицо, подумал Дэлглиш, приучено выражать только те чувства, что подобают случаю. Сейчас подобающими случаю чувствами были сожаление и потрясение, выраженные серьезно, но не эмоционально, и — на слух Дэлглиша — не без неудовольствия. Известная в Сити фирма не ожидала потерять клиента таким скандальным образом.
Он отказался сесть на стул, который Кейт отодвинула для него от стола, даже на него не взглянув, но воспользовался им, чтобы поместить на него портфель. Открывая портфель, он сообщил:
— Я привез копию завещания. Сомневаюсь, что в его условиях есть что-либо такое, что поможет вам в расследовании, но это, разумеется, правильно, чтобы оно у вас было.
— Надеюсь, вы уже знакомы с моей коллегой, — предположил Дэлглиш. — Детектив-инспектор Кейт Мискин.
— Да, мы встретились у двери.
Рука, протянутая им Кейт для рукопожатия, отдернулась, лишь слегка прикоснувшись к ее пальцам. Все так и остались стоять.
— Смерть мисс Грэдвин, — заговорил Мэклфилд, — огорчит и ужаснет всех партнеров нашей фирмы. Как я объяснил вам в нашем разговоре по телефону, я знал ее как клиентку, не как друга, но ее очень уважали и ее всем будет недоставать. Ее банк и моя фирма являются ее душеприказчиками — совместными исполнителями завещания, так что мы берем на себя ответственность за организацию похорон.
— Я думаю, — сказал Дэлглиш, — что ее мать — теперь она миссис Браун — воспримет это с облегчением. Я уже говорил с ней. Как мне представляется, она всячески стремится отстраниться от всего, что должно происходить после гибели ее дочери, даже от участия в коронерском следствии. Кажется, их отношения были не такими уж близкими, и здесь могут существовать какие-то семейные секреты, которые она не хочет раскрывать, а может быть, не хочет и вспоминать о них.
— Что ж, зато ее дочь весьма умело раскрывала чужие секреты, — откликнулся Мэклфилд, — Тем не менее то, что семья не желает вмешиваться в расследование, вам скорее всего на руку: ведь это лучше, чем завязнуть с какой-нибудь слезливой мамашей, жаждущей публичности и старающейся выдоить из трагедии все, что только возможно, да еще требующей регулярных отчетов о ходе расследования. Не исключено, что у меня с ней будет больше проблем, чем у вас. В любом случае, каковы бы ни были ее отношения с дочерью, деньги она получит. И сумма ее, вероятно, очень удивит. Вы, разумеется, уже видели и ее банковский баланс, и портфель ценных бумаг.
— И все завещано матери? — спросил Дэлглиш.
— Все, кроме двадцати тысяч. Эти деньги отойдут некоему Робину Бойтону, чьи отношения с покойной неизвестны — по крайней мере мне. Я помню, когда мисс Грэдвин пришла обсудить со мной свое завещание. Она проявила тогда исключительное отсутствие интереса к тому, как распорядиться своим капиталом. Обычно люди говорят о какой-то благотворительности — по отношению к их бывшей школе, например, или университету. Ничего подобного. Будто она хотела, чтобы после смерти ее жизнь оставалась как бы анонимной. Я позвоню миссис Браун в понедельник и договорюсь о встрече. Естественно, мы станем всячески помогать вам. Вы, несомненно, будете поддерживать контакт с нами, но, боюсь, мне больше нечего вам сказать. Как ваше расследование? Оно успешно продвигается?
— Насколько это возможно за один день, прошедший с ее гибели, — ответил Дэлглиш. — Дата следствия мне будет известна во вторник. На нынешней стадии похоже, что оно будет отложено.
— Мы, возможно, пошлем туда кого-нибудь. Пустая формальность, но лучше присутствовать, если дело будет предано гласности. А это неизбежно случится, как только о нем станет известно.
Взяв у него завещание, Дэлглиш поблагодарил Мэклфилда. Тот явно торопился. Закрывая портфель, он произнес:
— Вы меня извините, но теперь я вас оставлю, конечно, если вам от меня больше ничего не нужно. Я обещал жене вовремя вернуться к ленчу. Сын привез школьных друзей на выходные. Полный дом итонцев плюс четыре собаки — взрывоопасная смесь, с которой надо уметь обращаться.
Он пожал Дэлглишу руку, и Кейт стала спускаться по лестнице. Мэклфилд последовал за ней. Вернувшись, она сказала:
— Он вряд ли упомянул бы о сыне, если бы тот приехал из какой-нибудь Приболотной средней школы.
И тут же пожалела, что у нее вырвались эти слова. Дэлглиш прореагировал на сообщение Мэклфилда грустно-иронической усмешкой, в которой на миг мелькнуло презрение, но у него не вызвало раздражения минутное проявление столь непривлекательного свойства характера. И Бентона оно бы только посмешило.
Достав связку ключей, Дэлглиш предложил:
— А теперь займемся ящиками стола. Только сначала я бы очень хотел выпить кофе. Наверное, нам следовало предложить кофе и Мэклфилду, но я не очень стремился продлевать его визит. Миссис Браун разрешила брать из этого дома все, что нам понадобится, так что вряд ли она пожалела бы нам молока и кофе. То есть, конечно, если в холодильнике найдется молоко.
Молока не нашлось. Кейт сказала:
— Неудивительно, сэр. Холодильник пуст. У картонки молока, даже не вскрытой, к возвращению мисс Грэдвин срок давно бы истек.
Кейт отнесла кофеварку на один пролет вниз — в ванную, чтобы набрать воды. Вернувшись с кофеваркой и стаканчиком для зубных щеток, который она вымыла, чтобы использовать как вторую кружку,
