с целью избавления от конкурентов. По необходимости он каждый год выступал крупным инвестором. Он покупал и продавал акции и боны. Ему было необходимо держать связь с рынком, знать его настроения и делать реалистичные, насколько возможно, прогнозы. Он не был ни «быком», ни «медведем» на бирже. Он всегда следовал за состоянием рынка и никогда не пытался им манипулировать. В любом из наших больших кризисов он делал все возможное, чтобы стабилизировать цены, и всегда нес большие потери. Когда же кризис сохранялся, а кредит банков и отдельных кредиторов исчерпывался, он предоставлял свои ценные бумаги… по их просьбам… удрученным должникам». Разумеется, Гейтс ничего не знал о первых годах существования «Стандард ойл».
В 1897 году новый и еще более важный помощник занял место рядом с Рокфеллером – его 23-летний сын. В этом году Джон Д. Рокфеллер-младший стал выпускником Брауновского университета. Молодой человек был хорошо образован. Но чем особенно выделялся сын Рокфеллера, так это своей удивительной искренностью и добросовестностью, одержимостью большими целями. Он не задумывался над собственной карьерой, более всего он стремился быть полезным отцу и обществу.
В начале октября он явился на Бродвей, 26. Отец не предпринимал ничего для того, чтобы подстегивать или направлять новичка. К этому времени Рокфеллер отошел от руководства «Стандард ойл» и редко появлялся в деловой части города. Сыну не составляло труда понять, что отныне его карьера заключалась в управлении новым колоссальным и постоянно растущим состоянием, то есть в инвестировании и благотворительности. Если было необходимо, он представлял интересы отца в делах «Стандард ойл», в течение одного-двух лет выполнял функции вице-председателя и директора «Стандард ойл» Нью-Джерси. Однако он не играл активной роли в контроле над компанией. Вместо того чтобы работать в офисе Арчболда, он работал с Гейтсом.
Младший Рокфеллер приобретал опыт разными способами и прошел сквозь ряд трудностей, которые сопутствуют большинству новичков. У него были взлеты и падения, а одно происшествие было особенно досадным. Ему казалось важным освоить работу с ценными бумагами, покупая и продавая их. Вместе с сестрой Альтой они стали партнерами в инвестировании, деля поровну прибыли и потери. Как-то Дэвид Ламар, прозванный позднее «волком Уолл-стрит», познакомился с некоторыми молодыми помощниками Рокфеллера и сообщил им о возможности прибыльных вложений в кожевенное дело. В этом, сказал он, заинтересован даже проницательный Джеймс Р. Кин. Постепенно Рокфеллера-младшего вовлекли в спекуляции, в которых, полагал тот, он действовал вместе с Кином. Обязательства сына Рокфеллера росли все больше. Кин же фактически не имел к ним никакого отношения. Когда же Ламар, как предполагалось, должен был выкупить от имени Кина совместное предприятие, он на самом деле продал его в свою пользу. Наконец, когда его призвали предъявить определенную долю акций, он не смог этого сделать. Рокфеллер- младший потребовал, чтобы Ламар зашел в его офис. Тот пришел с большим опозданием, и один взгляд на его смущенное лицо убедил молодого человека, что он имел дело с мошенником. Потери приближались к миллиону, но, как пишет сын, Рокфеллер-старший проявил в отношении этого инцидента понимание, великодушие и терпение:
«Никогда не забуду своего стыда и унижения, когда я сообщил об этом деле отцу. У меня не было денег покрыть убытки.
Отец выслушал рассказ. Не проронил ни слова недовольства или упрека. Он задал мне много вопросов – вы знаете, как он бывает строг, когда задает вопросы, – и поинтересовался каждой деталью сделки. Было трудно отвечать на вопросы: «Почему ты поступал так-то и так-то? Почему ты не спросил то-то и то- то?»
Выслушав рассказ, папа просто сказал:
– Ладно, Джон, я позабочусь об этом.
Вот и все. Никакого укора, даже предостережения на будущее. Но разве мог кто-либо еще, кроме отца, так ободрить сына и научить поступать правильно – одним молчанием? Он хотел обучить меня в суровой школе жизни умению поберечься. Он был так добр и велик, что не произнес ни слова, чтобы упрекнуть меня за дорогостоящую ошибку».
Случилось так, что «юниор», как некоторые называли Рокфеллера-младшего, вышел на сцену деловой жизни как раз тогда, когда его услуги были необходимы более, чем когда-либо. Состояние стало расти чудовищными темпами. К 1897 году нефть стала мощным источником как энергии, так и освещения. Бензин вместе с керосином стали востребованными товарами во всем мире. Бизнес рос феноменально. В 1900 году, а также в 1901-м чистый доход «Стандард ойл» превысил 50 миллионов. В 1902 году он вырос почти до 65 миллионов, а в 1903 году – до более чем 80 миллионов. Рокфеллер, все меньше интересовавшийся бизнесом и все больше проявлявший интерес к благотворительности, был в самом деле под угрозой погребения под собственными накоплениями. В Гейтсе и своем сыне он нашел сочетание качеств, в которых нуждался. Гейтс был наделен в первую очередь воображением, пылкостью и предвидением. Сын – рациональностью, осторожностью, сознательностью и честностью.
Между тем поток пожертвований был систематизирован и ускорен. Кроме грантов Чикагскому университету, Рокфеллер выстроил последовательный ряд более мелких взносов. Они включали длинный перечень получателей – Барнардский, Уэслийский и Вассарский колледжи, а также Корнеллский, Брауновский, Денисонский университеты, Мемориал Линкольна, университеты Небраски и Сиракуз. Пожертвования передавались семинариям в Ньютоне, Рочестере и других местах. Финансировались Ассоциация христианской молодежи (ИМКА), миссии и поселения, другие социальные объекты, а также церкви, больницы и приюты. Ни один грант не предоставлялся без тщательного обследования условий существования учреждения и без гарантий его полезности.
Делая такие пожертвования, Рокфеллер, его сын и Гейтс следовали одному принципу и воодушевлялись одной целью. Теперь стало ясно, что в одном отношении колоссальное состояние было главным образом следствием счастливого стечения обстоятельств. Экономические условия не позволили бы добиться таких накоплений до Гражданской войны, в то время как наша экономика и законодательство не позволили бы этого сделать после Первой мировой войны. Это явление было возможно лишь в ограниченный период нашей истории. Более того, объем накоплений намного превысил все, о чем Рокфеллер мечтал поначалу. Он налагал большую ответственность и предоставлял большие возможности для благих дел. Рокфеллер ощущал себя не столько собственником этого богатства, сколько его попечителем и управителем. Вскоре он выяснил, что американцы (возможно, потому, что они чувствовали преходящий исторический характер такого накопления состояния) не выражали особой благодарности за самый факт распределения богатства. Но думающие люди все-таки выражали признательность за серьезное отношение Рокфеллера к попечительству. Он, его сын и Гейтс были полны решимости заниматься попечительством на научной основе и с максимальной заботой. За преданность этому делу, предусмотрительность и усердие, которые они проявляли, эти люди и в самом деле заслуживали сердечной благодарности.
Можно добавить, что с течением лет в сознании Рокфеллера сложилось полумистическое убеждение, что Бог дал ему деньги для использования на благо человечества. Он полагал, что всегда был донором, всегда руководствовался в пожертвованиях четко выработанными правилами, честно и разумно. Ему казалось, что Провидение, возможно, вознаградило его тем, что сделало его одним из самых могущественных благотворителей в истории.
Глава 12
Рокфеллер, Морган и стальной трест
Когда кризис 1893 года поразил Соединенные Штаты, Рокфеллер участвовал вместе с братьями Мерритт – «семью железными парнями» – и другими предпринимателями в разработке железорудного бассейна Месаби-Рейндж в Миннесоте. С инвестициями в это дело начался наиболее драматичный период его карьеры. Его вовлек в это новое предприятие скорее случай, чем осознанный интерес. Почти десять лет он делал мелкие венчурные (венчурный бизнес – поиск, финансирование и продвижение на рынке передовых научных и технологических разработок. –
