– Вам что-нибудь говорят имена Ронни и Лоррейн Уилсон?
Женщина удивленно оглянулась на свою компаньонку:
– Ронни Уилсон? Мама имела с ним дело несколько лет назад. Хорошо его помню. Часто заходил, торговался. Он ведь погиб, правда? Насколько я помню, 11 сентября.
– Да, – кивнула Белла, не желая ничего пояснять.
– Он был крупным дилером? – расспрашивал Гленн. – Заключал масштабные сделки? Покупал очень редкие марки?
Жаклин покачала головой:
– Только не у нас. Мы крупных сделок не заключаем, у нас нет такого товара. Ведем просто розничную торговлю.
– Сколько стоят ваши самые дорогие марки?
– Немного. Самые ценные несколько сотен, дальше мы не заходим. Если кто-то предлагает настоящую редкость, можем слегка поднять цену.
– Лоррейн Уилсон к вам когда-нибудь заходила? – продолжал Брэнсон.
Жаклин на минуту задумалась, кивнула:
– Заходила… когда – точно не помню. По-моему, незадолго до смерти. Приносила несколько марок, оставшихся от мужа, хотела продать. Мы купили, не очень дорого, за пару сотен.
– Больше она не предлагала? За серьезные деньги?
– Что значит «за серьезные»?
– За сотни тысяч.
– Никогда.
– Если бы кто-то вам предложил купить марки, скажем, за несколько сотен тысяч фунтов, как бы вы поступили?
– Посоветовала бы обратиться на лондонский аукцион или к специалисту, надеясь, что ему хватит совести заплатить мне комиссионные.
– А в нашей округе к кому бы послали?
Жаклин пожала плечами:
– Собственно, в Брайтоне только один человек заключает подобные сделки. Хьюго Хегарти. Считается, что он отошел от дел, но я знаю, что не совсем, еще торгует.
– У вас есть его адрес?
– Есть. Сейчас дам.
Дайк-роуд, непосредственно переходящая в Дайк-роуд-авеню, тянется спинным хребтом от центра города до окраины Даунса, отмечая границу между Брайтоном и Хоувом. Кроме пары кварталов, застроенных магазинами, офисами и ресторанами, эту улицу почти на всем протяжении обрамляют отдельно стоящие жилые дома – чем дальше от центра города, тем шикарнее.
К большому облегчению Беллы, машин было много, поэтому Гленн еле полз. Поглядывая на номера домов, она ему подсказала, где повернуть налево.
Подковообразная подъездная дорожка служила как бы особым признаком района. Однако, в отличие от дома Клингеров, здесь электрических ворот не было, только деревянные, которые, судя по виду, годами не закрывались. Дорожка полностью забита машинами, поэтому Гленн остановился на улице, встав двумя колесами на тротуар, понимая, что загораживает проезжую часть, но не имея другого выхода.
Прошли мимо старого кабриолета БМВ, «сааба», который был еще старше, грязного серого «астон- мартина», двух «фольксвагенов-гольф», и Гленн призадумался, не коллекционирует ли Хегарти, кроме марок, старые автомобили.
Подошли к крытому подъезду, позвонили. Когда внушительная дубовая дверь открылась, Брэнсон мигом узнал точную копию одного из своих любимейших киноактеров – Ричарда Харриса.
По такому морщинистому лицу возраст не угадаешь. Где-нибудь от пятидесяти пяти до восьмидесяти. Длинные, довольно неопрятные седые волосы, свитер для крикета поверх спортивной рубашки, спортивные штаны.
– Сержант Брэнсон и сержант Мой из суссекской уголовной полиции, – представился Гленн. – Нам нужно поговорить с мистером Хегарти. Это вы?
– В зависимости от того, какой мистер Хегарти вам нужен, – ответил мужчина с уклончивой улыбкой. – Кто-нибудь из моих сыновей или я?
– Мистер Хьюго Хегарти, – уточнила Белла.
– Это я. – Мужчина взглянул на часы. – Через двадцать минут у меня партия в теннис.
– Мы всего на несколько минут, сэр, – сказала Белла. – Хотим расспросить вас о человеке, с которым вы имели дело несколько лет назад. О Ронни Уилсоне.
Хьюго Хегарти прищурился, неожиданно приняв весьма озабоченный вид:
– Ронни… Господи помилуй! Знаете, что он мертв? – Он помешкал в нерешительности, отступил, сказал чуть полюбезнее: – Не хотите зайти? День ненастный.
Гленн и Белла вошли в длинный холл с дубовыми панелями и прекрасными картинами маслом, проследовали за хозяином в кабинет с такими же стенными панелями, пухлым красным кожаным диваном и креслом. За окнами в свинцовых переплетах открывался вид на бассейн, широкую лужайку с голыми цветочными клумбами, обсаженную кустами, и на крышу соседнего дома за глухим деревянным забором. Наверху, прямо над головами, жалобно выл пылесос.
В комнате царил порядок. На полках призы за достижения в гольфе, на письменном столе множество фотографий. На одной симпатичная женщина с серебристыми волосами, предположительно жена, на других два подростка, две молоденькие девушки и младенец. Рядом с гроссбухом – мощное увеличительное стекло.
Хегарти указал полицейским на диван, а сам присел на краешек кресла.
– Бедный старина Ронни… Жуткое дело. Повезло ему оказаться там в тот самый день. – Он нервно рассмеялся. – Ну, чем могу помочь?
Гленн заметил ряд толстых филателистических каталогов «Стэнли Гиббонс», выстроившихся на полках.
– Дело касается проводимого нами следствия по делу, с которым неким образом связан мистер Уилсон, – объяснил он. – Нам сказали, что вы торгуете ценными марками. Верно, сэр?
Хегарти кивнул, хотя и слегка скривился.
– Теперь уже редко. Очень сложная рыночная ситуация. Больше занимаюсь недвижимостью и акциями, чем марками. Хотя сделки все-таки иногда заключаю. Предпочитаю держать руку на пульсе.
У него дергалось веко, что очень понравилось Гленну. У Ричарда Харриса точно такой же тик, придающий великому артисту особую привлекательность.
– С мистером Уилсоном заключали крупные сделки?
Хегарти передернул плечами:
– Кое-что продавал, покупал на протяжении многих лет. С Ронни было непросто вести дела.
– В каком смысле?
– Ну, знаете, грубо говоря, у него было много сомнительного товара. Я старательно забочусь о собственной репутации, если вы меня понимаете.
Гленн сделал пометку.
– Хотите сказать, что он не совсем честно вел дело?
– Некоторые его марки я не купил бы ни за какие деньги. Часто даже понять не мог, где он берет то, что предлагает, и действительно ли заплатил столько, сколько говорит. Впрочем, в деле он хорошо разбирался, и я ему продал несколько хороших вещей. Всегда платил на месте, наличными. Но… – Голос Хегарти прервался, он покачал головой. – Честно сказать, Ронни не входил в число моих любимых клиентов. Я обычно присматриваюсь к людям, с которыми имею дело. Всегда говорю: заключить можно тысячу сделок, а обмануть только раз.
Гленн молча улыбнулся.
Белла попыталась ускорить беседу:
– Скажите, мистер Хегарти, миссис Уилсон… миссис Лоррейн Уилсон… не обращалась к вам после гибели мужа?