беспокойство.
– Здесь, – кивнул дядя Влад.
– Я сейчас же хочу ее видеть!
Рарес много лет жил на бухарестских улицах своим умом. Научился читать по лицам. Ему не понравилось, как переглянулись женщина и мужчины. Он вывернулся, нырнул Космеску под локоть и побежал. Григор ухватил его за воротник джинсового пиджака. Рарес вырвался и упал без сознания от удара в затылок.
Женщина взвалила на плечи обмякшее тело, понесла по коридору, втащила в двойные двери предоперационной, положила на стальную каталку.
Румынский анестезиолог Дивид Барбу, закончивший пять лет назад бухарестскую медицинскую школу, уже был готов его принять. Молодой человек с густыми черными волосами и тонкими чертами лица, он вполне мог сойти за профессионального теннисиста или актера. Не нуждаясь в указаниях, он ввел иглу шприца с бензодиазепином в руку потерявшего сознание парнишки. Вполне достаточно, чтобы отключить его на нужный срок.
За это время остальные полностью его раздели, подключили к запястью внутривенную капельницу, в которую из трубки с помпой поступал пропофол, гарантируя, что пациент не очнется, а драгоценные внутренние органы не пострадают.
В смежном помещении – главном операционном зале клиники – младший хирург, тридцатилетний специалист по пересадке печени Разван Ионеску, в зеленой униформе, в очках с увеличительными стеклами, уже вскрыл брюшную полость находившегося под наркозом двенадцатилетнего мальчика, печень которого пришла в такое состояние, что жить ему оставалось несколько недель. В родной Румынии Разван зарабатывал около четырех тысяч евро в год с небольшой добавкой в виде взяток. В этой клинике получает больше двухсот тысяч. Через пару минут он начнет удалять непригодную печень.
Развану ассистировали две медсестры-румынки, ставившие зажимы, а за каждым шагом тщательно следил, подмечая самые микроскопические детали, один из известнейших в Соединенном Королевстве специалистов по трансплантации.
Первый врачебный закон, который Разван усвоил много лет назад, еще студентом, гласит: «Не навреди». По его мнению, в данный момент он никому не вредит.
У румынского уличного мальчишки нет будущего. Умрет сегодня или через пять лет от злоупотребления наркотиками, разницы не составляет. Английский мальчик, которому достанется его печень, – совсем другое дело. Он талантливый музыкант, у него большие жизненные перспективы. Конечно, не дело врачей играть роль Бога, решать, кому жить, а кому умереть, или оценивать, чья жизнь дороже. Однако суть в том, что одного из подростков обрекла жестокая реальность.
И хирург никогда никому не признается, что на его решение хоть как-то влияют не подлежащие налогообложению пятьдесят тысяч фунтов, которые переводятся на счет в швейцарском банке за каждую трансплантацию.
67
В половине первого – в половине второго по мюнхенскому времени, подсчитал Грейс, – перезвонил комиссар уголовной полиции Марсель Куллен. Приятно было поговорить со старым приятелем. Они пару минут обсуждали семейные дела и служебные успехи немецкого детектива, случившиеся после слишком краткой летней встречи в Мюнхене.
– Появились какие-то сведения о Сэнди? – спросил Куллен.
– Никаких, – ответил Рой.
– Ее фотографии до сих пор хранятся во всех полицейских участках. Пока нет новостей. Мы стараемся.
– Собственно, я прихожу к заключению, что это пустая трата времени, – сказал Грейс. – Начинаю процесс официального признания ее умершей.
– Да, но я все думаю о вашем приятеле, который ее видел в Английском саду. По-моему, надо еще посмотреть, нет?
– Я женюсь, Марсель. Надо жить дальше, закрыть прошлое.
– Женитесь? У вас новая женщина?
– Да.
– Ох! Отлично, очень рад! Хотите, чтобы мы прекратили поиски Сэнди?
– Да. Спасибо за все. Хотя я звоню не поэтому. Мне нужна помощь совсем в другом деле.
– Слушаю.
– Требуется информация об одной мюнхенской организации под названием «Трансплантацион- Централе». Как я понимаю, вашей полиции она известна.
– Конечно, посмотрю, проверю, – пообещал Куллен. – Перезвоню, хорошо?
– Да, пожалуйста. Это срочно.
Куллен позвонил через полчаса.
– Интересно, Рой. Я поговорил со своими коллегами. Управление уголовной полиции уже несколько месяцев держит под наблюдением «Трансплантацион-Централе». Босс – женщина по имени Марлен Хартман. У них налажены связи с колумбийской мафией, частично с русской мафией, с румынскими преступными организациями, с Филиппинами, Китаем, Индией… Похоже, занимаются контрабандой органов в международном масштабе.
– Что вы против них предпринимаете?
– На данном этапе собираем информацию, наблюдаем. Ищем связи с конкретными правонарушениями в Германии. Вы нам можете что-нибудь сообщить об их деятельности?
– Пока нет. Хотелось бы поговорить с Марлен Хартман. Можно приехать?
Немец заколебался.
– Конечно.
– Есть какие-то проблемы?
– В настоящий момент, по данным наблюдения, ее нет в Мюнхене. Уехала.
– Куда, не знаете?
– Два дня назад в Бухарест улетела. Больше ничего не известно.
– Но вы будете знать, когда она вернется в Германию?
– Да. Она регулярно бывает в Англии. На прошлой неделе в Мюнхен прилетела из Лондона. Неделей раньше тоже.
– Надо думать, не ради зимнего отдыха.
– Почему бы и нет? – возразил Куллен.
– Марсель, ни один человек в здравом рассудке не отправится в Англию в такое время года, – заявил Рой.
– Даже полюбоваться рождественской иллюминацией?
Суперинтендент рассмеялся.
Он крепко задумался. Эта женщина была в Англии на прошлой неделе и на позапрошлой. За последние семь-десять дней были убиты трое подростков, у которых изъяли внутренние органы.
– Есть возможность добыть распечатку ее телефонных звонков? – спросил он.
– Со стационарных телефонов или с мобильных?
– С тех и с других.
– Вам нужны все звонки или только в Соединенное Королевство?
– Для начала хорошо бы в Соединенное Королевство. Вы не собираетесь арестовать ее в ближайшее время?
– Пока нет. Надо понаблюдать. Она связана с другими каналами нелегальной транспортировки людей, существующими в Германии.
– Хорошо бы заглянуть в компьютер.
