правило раз в несколько месяцев приглашать ее на ленч. Она всегда начинала с вопроса: «Ты счастлив?»
Он очутился в положении проклятого за то, что счастлив, и за то, что несчастлив. Если скажешь, что счастлив, Линн будет еще несчастнее. Поэтому на первых встречах он говорил, что несчастлив, о чем она немедленно сообщала друзьям и подругам. Поскольку Брайтон – большая деревня, молва быстро доходила до Джейн.
Мэл вскоре научился нейтральному ответу: «Все в порядке». Но сейчас, слизывая с ложечки взбитые сливки капучино, он понял, что они оба выросли из этой игры. Ему искренне жалко Линн, по-прежнему одинокую; его поразило до глубины души, как она похудела с их последней встречи месяца два назад.
Линн тоже тяжело видеть Мэла. Она замечает, что, хотя он и постарел, с каждым годом он выглядит лучше – внушительнее и мужественней. Если бы он попросил ее вернуться к нему, она сделала бы это в мгновение ока. Боже, как он ей нужен!
– Спасибо, что выкроил время, – сказала она.
Он взглянул на часы:
– Ну что ты! Мне надо будет уйти ровно в час, чтобы поймать вечерний отлив.
Линн грустно улыбнулась, без всякого упрека:
– Господи, как часто я это слышала долгие годы! Надо поймать вечерний отлив!..
На миг они с неподдельной нежностью посмотрели друг другу в глаза.
– Может, эти слова высекут на моем могильном камне, – усмехнулся он.
– По-моему, возникнут проблемы. Я думала, ты хочешь быть похороненным в море.
Мэл рассмеялся:
– Действительно, но… – и споткнулся на полуслове.
Ей не интересно знать мнение Джейн по этому поводу. Сама же она безуспешно возражала все время их совместной жизни.
В кафе было пусто. Только что миновал полдень, для ленча рановато. Официантка принесла заказ – сандвич с солониной для Мэла и порцию салата с тунцом для Линн.
– Двести пятьдесят две тысячи фунтов? – переспросил он.
Она кивнула.
– Знаешь, мы вытащили мертвое тело, попавшее в головку драги, одно из тех самых, о которых трубят все газеты…
– Читала. Представляю, как это тебя потрясло.
– Подросток. Неизвестно откуда, но есть предположения, будто его убили ради органов. Какая-то контрабандная сеть.
Линн пожала плечами:
– Чудовищно. Но это ведь не имеет ни малейшего отношения к ситуации с Кейтлин, правда?
– Позднее нашли еще два трупа. Тоже без внутренних органов.
Мэл снова зачерпнул ложечкой сливки, отправил в рот, оставив на верхней губе следы белой пены, припудренной порошком какао. Несколько лет назад Линн дотянулась бы и вытерла их салфеткой.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты намерена купить печень для Кейтлин. Знаешь, откуда она возьмется?
– Да. Ее возьмут где-нибудь за границей у погибшего при несчастном случае. Скорее всего, в автомобильной катастрофе или на мотоцикле. Так говорит фрау Хартман.
Мэл посмотрел на свой сандвич, снял верхний ломоть хлеба, выдавил на мясо горчицу из пластиковой бутылочки, положил корнишон.
– Уверена, что печень будет кошерная?
– Слушай, – вспыхнула Линн, – пока печень здоровая и подходящая, мне на самом деле плевать, где ее взяли. Я забочусь о спасении жизни моей дочери. Извини, – поправилась она, выразительно глядя на Мэла, –
Он поставил бутылочку с горчицей, вновь накрыл хлебом розовое мясо. Взял сандвич, открыл рот, примериваясь к куску, и положил на тарелку, будто вдруг потеряв аппетит.
– Черт возьми. – Он покачал головой.
– Знаю, у тебя другие приоритеты.
Мэл еще раз тряхнул головой.
– Двести пятьдесят две тысячи фунтов?
– Да. Час назад сумма сократилась до двухсот двадцати семи тысяч. Мать отдает мне двадцать пять тысяч, которые скопила.
– Благородно. Но и двести двадцать семь тысяч немыслимые деньги.
– Я долги взыскиваю. Слышу это по двадцать раз в день. Каждый клиент мне твердит: «Невозможно, немыслимо». Знаешь что? Не бывает немыслимых сумм, все дело в отношении. Всегда есть способ. Я пришла сюда не для того, чтобы ты мне говорил, будто вшивые двести двадцать семь тысяч фунтов достать невозможно и поэтому мы позволим Кейтлин умереть. Я хочу, чтобы ты помог мне их найти.
– Даже если найдем, то какая гарантия, что печень подойдет? Что не произойдет отторжения и она заработает? Что мы через полгода не окажемся в том же самом положении?
– Никакой, – откровенно признала Линн.
Он молча посмотрел на нее.
– Могу дать единственную гарантию. Если я… если мы… не найдем эти деньги, то Кейтлин умрет к Рождеству или вскоре после него.
Широкие крепкие мужские плечи поникли.
– У меня есть кое-какие сбережения, – сказал Мэл. – Чуть больше пятидесяти тысяч. Пару лет назад повысил закладную, чтобы высвободить наличные, заплатить за пристройку. Однако с планировщиками возникли проблемы. – Он едва не добавил, что Джейн просто взбесится, если он отдаст деньги бывшей жене, но сдержался и промолчал. – Могу дать половину, если это поможет.
Линн вскочила, чуть не опрокинув кофе, и неловко чмокнула его в щеку.
70
Прекрасное архитектурное наследие издавна служит главной приманкой как для жителей, так и для посетителей Брайтона и Хоува. Хотя его отчасти затмили современные безжизненные функциональные здания, любой, повернув за угол в широко расползшемся центре, очутится на улице, застроенной георгианскими, викторианскими, эдвардианскими домами и виллами, порой в идеальном, порой в не столь замечательном состоянии.
Силвуд-роуд – типичная жемчужина, знавшая лучшие времена. Любители архитектуры иногда на нее заворачивают и столбенеют, пораженные неприглядными обитателями идеальных викторианских домов. Забитый вывесками агентств по недвижимости квартал упорно и быстро превращается в сегмент дешевого рынка, тем более что в последние годы он становится районом «красных фонарей».
В пять часов дня, уже в непроглядной тьме, Белла Мой сказала сидевшему за рулем Нику Николлу:
– Можешь остановиться в любом месте.
Констебль завел серый «форд-фокус» без опознавательных знаков на стоянку и заглушил мотор.
– Бывал когда-нибудь в борделе? – спросила она.
Первым на их пути оказался «Дом малюток».
Он вспыхнул:
– Фактически никогда.
– Там особый запах, – сообщила Белла.
– Какой?
– Узнаешь. Завяжи мне глаза, и я скажу, что это бордель.