— Нет, наверно… Точно — нет.
Михаил красноречиво развёл руками.
— Но почему именно я? — спросил Олег. — Чем я лучше других? Или наоборот — хуже? В Институте полно специалистов по артефактам, а послали меня. Да ещё в такой спешке.
— Есть причины, — аккуратно ответил Столяров. — И они тебе известны, просто ты концы никак не свяжешь почему-то.
— Поконкретнее.
— Хорошо. Ты ведь уже замечал за собой некоторые странности?
— Что ты имеешь в виду? — насторожился Гарин.
— Да хотя бы эта труба. Меня к забросу в Зону готовили основательнее, без авралов. Но кто в итоге нашёл, где укрыться от выброса? Ты, а не я. А почему? Потому, что ты не нашёл её, а вспомнил.
— Как я мог про неё вспомнить?!
— Примерно так же, как отличить рабочий «венец» от неисправного.
— Я думал, ты просто отвлекал этими бреднями Пуха.
— Я действительно отвлекал Пуха. Но это совсем не бредни. У тебя в Институте уже был контакт с «венцом», которого ты, правда, не помнишь.
— Кажется, я окончательно перестал понимать, что происходит…
— Мне известно следующее: однажды ты вошёл в лабораторию по своим делам, увидел на столе «венец» и зачем-то надел его на голову. Никто не успел тебя остановить. «Венец» активировался.
— И — и… что произошло? — с опаской поинтересовался Олег.
— Ничего.
— А говоришь — активировался.
— Ну да. Тебя вырубило примерно на час. Очнувшись, ты этого события не помнил. При других обстоятельствах тебя запихнули бы под колпак и стали бы изучать, как инфузорию. Но тут по нашим каналам прошла информация, что в Зону направляется некий вор по кличке Камень. Таким образом появился шанс подобраться к Пуху и достать ещё один «венец» для вашей яйцеголовой братии. Вот и всё.
Гарин тяжело задумался.
— Какой-то изуверский проект, — сказал он после паузы. — Ради проклятого артефакта кидают в Зону мутантам на съедение двух живых человек… Эта штука настолько ценная?
— Полагаю, да.
— Дай посмотреть ещё раз.
— Смотри, — легко согласился Михаил и раскрыл рюкзачок.
Гарин небрежно повертел в руках чёрное кольцо.
— Мы ведь так и не проверили, настоящий ли это «венец», — сказал он.
— По оперативной информации, у Пуха был подлинный артефакт.
— Но ведь он мог дать нам подделку или нерабочий экземпляр.
— Не вижу в этом смысла, хотя действительно мог. Так проверь.
— Я?…
— Ну не я же, — резонно ответил Столяров.
— Страшновато, — признался Олег.
— Я бы ни за какие деньги не рискнул. Но ты-то уже делал это.
— Только с твоих слов.
— В общем, решай сам, уговаривать не буду.
Олег подумал ещё минуту и, зачем-то глубоко вдохнув, осторожно надел «венец» на голову.
Кольцо оказалось вполне подходящего размера — это было последней мыслью Олега Гарина перед тем, как ему в затылок врезалась стальная кувалда.
Глава пятая
Пытка никогда не заканчивается.
Эта начинается ещё до входа в комнату, в маленьком предбаннике, где тебе приказывают раздеться до трусов. Приказывают убедительно, в три голоса. Охранников здесь всегда трое. Тебе не одолеть и одного, но их всё равно трое — кто знает, на что способна доведённая до отчаяния жертва? Ты знаешь. Уже ни на что. Ты доведён до отчаянья, но сил для последнего рывка уже нет. Или ещё нет. Поэтому ты стягиваешь непослушными пальцами ненавистную робу, затем спускаешь штаны, напоминающие больничные кальсоны, и остаёшься один, голый и безоружный, против трёх одетых и вооруженных охранников в помещении, слишком тесном для четверых.
В конце один из охранников обязательно спрашивает, делая простое лицо:
— А то, может, расскажешь?
И улыбается глуповатой улыбкой, чуть ли не подмигивает, мол, все же всё понимают, зачем упорствовать? А когда ты устало закрываешь глаза, он кривится в ухмылке.
— Ну, как хочешь… Тогда пошёл!
И тебя вбивают в дверной проём, как мяч в ворота.
Ты падаешь. Знаешь, что единственная возможность выйти из этой комнаты с минимальными потерями — это перетерпеть первую вспышку паники и боли и устоять на ногах. И всё равно падаешь — на бок или лицом вперёд, инстинктивно выставив ладони. Слишком силён шок. Слишком много в тебе, оказывается, ещё осталось нервных окончаний.
Ты кричишь. Отдёргиваешь руки и кричишь от новой боли. Силишься встать, снова падаешь и всё время кричишь. Долго, пока не сорвёшь горло.
Дверь за тобой захлопывается. Должно быть, твои крики раздражают чувствительные уши охранников.
Ладони и колени страдают сильней всего. Ты привык, падая, выставлять руки вперёд и немного сгибать ноги, в этом всё дело. Многолетняя привычка работает против тебя. А ещё — сила тяжести.
Пол и стены комнаты утыканы гвоздями. Без шляпок, только торчащие наружу острия. Гвозди мелкие, как сапожные или обойные. Их длины недостаточно, чтобы пробить ладонь насквозь. Христа на таких не распять, разве что маленького христосика. А ещё они очень острые.
Гвозди торчат ровными рядами, расстояние между соседними — сантиметра три. В принципе достаточно, чтобы просунуть между ними палец и не уколоться. И ты пытаешься сделать стойку на пальцах рук и ног. Тебе это не удавалось ни разу, но ты пробуешь снова и снова, похожий на тех зомби, которых когда-то заставлял приседать и отжиматься, чтобы проверить свою силу. Сейчас сил нет, конечности ходят ходуном, какое там на пальцах, тебе бы на ногах устоять. Ты оступаешься, напарываешься на новые гвозди, падаешь… Потому что всё аукается, повелитель зомби. Венец, мать твою, творения. Теперь ты сам как зомби, и кто-то повелевает тобой.
Ничего. Им это тоже аукнется.
Ты словно по наитию поднимаешь голову. Как раз вовремя, чтобы увидеть своего кукловода. Случайно или умышленно в соседней комнате включается свет. Всего на пару секунд, но тебе их хватает, чтобы разглядеть сквозь стекло белую марлевую повязку и зелёную шапочку хирурга.
Палач. Он всегда рядом. И он не успокоится, пока не выпьет всю твою кровь. По капле — из проколотых ладоней, локтей, коленей, лодыжек и ступней, из пробитой гвоздями щеки.
Пусть назавтра ты не найдёшь на теле ни одной раны, кроме крошечного прокола на предплечье, сейчас тебе слишком больно, чтобы думать об этом. Сильнее боли только ненависть.
Свет гаснет, и затемнённое стекло снова становится огромным, в полстены, зеркалом. Но ты всё равно чувствуешь, как за твоей агонией наблюдают глаза Палача. И под их спокойным внимательным взглядом ты вдруг замираешь. Вместо судорожных подскоков на месте медленно ложишься на бок. Потом на спину. И остаёшься в таком положении.
Гвозди впиваются в тело. Они вбиты недостаточно часто, чтобы лежать на них с комфортом, как
