Бхаттоджи умер. В этом смысл высказывания: Пока ты не умрешь — растворишься, достигнешь…' Он стал Просветленным. Только тело было там, тело упало.
Когда Бхаттоджи не вернулся, и было уже поздно, отец послал гонца посмотреть, что произошло. Бхаттоджи там не было, было только мертвое тело. Но на лице можно было увидеть трансформацию, божественную красоту. Даже мертвое тело указывало на ауру неизведанного. Он был преображен.
Помните это: что бы вы ни делали, должно быть честным, не притворством, должно быть сделано не жадным умом, а любящим умом, должно быть сделано без расчета — потому что молитва, любовь, Бог — это не вопрос арифметики.
Баязид сказал ему, что даже ста лет может быть недостаточно.
Человек спросил, почему.
'Потому что твоя самость действует как барьер между тобой и истиной', — ответил Баязид.
Слово 'самость' должно быть понято. Обычно вы зовете человека эгоистичным, если он все делает для самого себя, если он все обращает на себя. Это поверхностная самость. Вы можете стать не эгоистичным на этом уровне, это не трудно. Есть неэгоистичные люди, которые всегда работают для других, обслуживают, всегда помогают. Неэгоистичных людей вы знаете, но они также опасны, как эгоистичные и иногда даже более. Вы можете убежать от эгоистического человека, но не от неэгоистического. Он очень опасен, потому что он готов помочь вам, он работает на вас. Он создает бремя. А глубоко внутри, очень глубоко, эта неэгоистичность снова эгоистична, так как через нее он хочет достичь Божественного.
Пойдите и посмотрите на христианских миссионеров. Они действительно усердно работают, они служат людям, они большие служители, но глубоко внутри все служение остается эгоистичным, потому что, посредством его они ожидают достичь другого берега. Этим служением они создают перекладины на трапе, и по этому трапу они двигаются в небеса. Небеса — это цель, служение — это средство. Они находятся в том же затруднении, что и тот человек, который пришел к Байазиду.
Я расскажу вам одну историю.
Случилось так: где-то в Китае был большой праздник, и собралось много народу. Там был колодец безо всякого ограждения вокруг и туда упал человек. Он громко кричал, но праздник был очень большой, и толпа была большая, и было так шумно, что никто не слышал. В это время буддийский монах, бхикку, подошел к колодцу — он хотел пить. Он посмотрел вниз. Человек кричал, плакал и говорил: 'Спаси меня!'
Бхикку, буддийский монах, сказал: 'Никто не может спасти кого-либо другого — это то, что говорил Будда, будь сам себе светом! Никто не может никого спасти, это невозможно. Не жди этого! И более того, Будда сказал, что каждый должен пережить свою карму. Ты, должно быть, совершил какие-то грехи и в прошлом и должен страдать, — так страдай спокойно. Не кричи и не делай столько шума, потому что, крича и жалуясь, ты снова создашь, создаешь карму'.
Человек сказал: 'Сперва спаси меня, а потом я послушаю твою проповедь. Сейчас я не могу тебя слушать'.
Но буддийский монах пошел дальше, потому что Будда сказал: 'Не вмешивайся в чужую карму'.
Затем подошел конфуцианец, другой монах. Он посмотрел в колодец, человек сказал: 'Спаси меня, я умираю, и никто, кажется, не слышит'. Монах сказал: 'Конфуций прав. Он сказал, что каждый колодец должен быть окружен стеной. И не волнуйся, мы создадим огромное движение! И мы изменим все общество, и мы заставим правительство сделать стену вокруг каждого колодца. Не беспокойся!'
Тот ответил: 'Но к тому времени я буду мертв. И как это все мне поможет, если я уже упал?'
Конфуцианец сказал: 'Это не имеет значения, индивидуум не имеет значения, индивиду приходят и уходят — вопрос в обществе. Но ты можешь умереть в большом утешении ума, что это не повторится больше ни с кем'. Конфуций — это социальный реформатор.
Затем подошел христианский миссионер. Он посмотрел в колодец. Даже до того, как человек произнес что-либо, он открыл сумку, там было ведро с веревкой. Христианский миссионер всегда готов служить даже до того, как человек что-либо сказал. Потому что тот устал и думал: 'Нет никакой возможности. И это религиозные люди!' Миссионер бросил ведро с веревкой и сказал человеку: 'Лови, я вытащу тебя'.
Человек был очень и очень благодарен. Когда он выбрался, он упал к ногам миссионера и сказал: 'Ты единственный религиозный человек!'
Христианский миссионер сказал: 'Не заблуждайся, и вот что сказал Иисус: пока не станешь слугой самому последнему из вас, ты не можешь достичь Царствия Божьего. Служение — это садхана. Именно через служение достигается рай. Поэтому помни хорошо, падай снова и снова в колодец, потому что я не единственный миссионер. И научи своих детей падать в колодец, тогда мы сможем снова и снова спасать их, потому что как мы попадем в рай, если вы не падаете?'
Даже неэгоистичность глубоко внутри эгоистична, частью жадностью и очень опасна, потому что, когда человек чувствует, что он хороший, он становится авторитетным, доминирующие. И он пытается изменить вас: он берет вас в руки как кусок грязи и старается придать вам форму, форму, согласную его идеологии.
Миссионеры — это убийцы. Все социальные реформаторы — опасны. И люди, которые ищут служения, могут быть очень агрессивны. Они и есть. Если вы в объятиях хорошего человека, очень трудно сбежать. Вы в заключении. А он все делает для вашего спасения. И что бы он ни делал, он пытается найти через вас, путь на свои собственные небеса. Вы — только средства. И это есть самый аморальный акт в мире — использовать человека, как средство. Я зову это самым аморальным актом, величайшим грехом, использовать человека как средство. Каждый человек закончен сам по себе.
Делитесь, если можете делиться, но не пытайтесь что-либо изменить. Кто вы такой, чтобы менять? Кто вы такой, чтобы менять кого-то? Кто вам дал право? Помните, помогите, если можете, но не делайте эту вещь средством. Иначе также и во имя религии вы останетесь таким же расчетливым, хитрым, ловким человеком, эксплуатирующим людей из-за вашей самости.
Итак, это одно значение эгоизма и не эгоизма — на поверхности. Но реальный эгоизм, самость — это когда нет я. Работа для своей души — это эгоизм. Работа для других — не эгоизм. Но позади этого обе души присутствуют, так как они обе — две ветви одного дерева, но очень разные, внутреннее ядро остается одним и тем же, Настоящая самость означает не-я, тогда, что бы вы ни делали, зовет ли мир это эгоизмом или не эгоизмом, не имеет значения — это происходит от не-я, немотивированно. Разница тонка.
Эгоизм — это мотивированное действие: вы хотите чего-то для себя. Не эгоизм — снова мотивирован: вы хотите чего-то для других, и через других, глубоко внутри, вы желаете чего-либо для себя, другими движет тот же мотив. Настоящая самость остается одной и той же, различны формы.
Для меня самость — это реальная вещь. Вы должны прийти к пониманию состояния вашего бытия, как не-я. Тогда есть молитва, но она приходит из не-я, не мотивировано. Тогда вы не рассчитываете и не считаете. Тогда вы наслаждаетесь этим и празднуете. Тогда приходит немотивированная любовь. Она спонтанно течет, без причин вообще, вы не можете помочь ей. Она есть. Она естественна.
Когда Я отсутствует, тогда все становится неэгоистичным. Иначе быть не может. Иначе вы можете продолжать делать вещи: они останутся теми же, качество не изменится, и вы всегда будете чувствовать, что что-то упущено. Вы можете молиться годами, и будете чувствовать что-то упущенным. Вы можете любить многих людей и будете чувствовать что-то упущенным. Вы останетесь как свадьба, на которой есть гости, готово угощение, музыканты играют, много песен, и все готовы, но нет новобрачного. Вы будете как брачная церемония, где отсутствуют новобрачные.
Если Я остается, вы всегда будете нечто упускать, чтобы вы ни делали, вы будете нечто упускать. Однажды, когда Я нет, новобрачный появится. Теперь, что бы вы ни делали, будет пиром, что бы вы ни делали, будет праздником.
Умрите сначала такими, каковы вы есть, тогда Божественное может родиться в вас.
Правы суфии, когда говорят: 'Вы ничего не можете получить, пока не умрете'.
