Принстона. «Пусть это окажется какой-нибудь случайностью! Пусть бы он просто куда-то поехал!»
Как только Бак повесил трубку, зазвонил его телефон. Это оказалась Хетти Дерхем. Она плакала.
— Извините, что я беспокою вас, мистер Уильямс. Я обещала себе, что никогда не воспользуюсь вашим телефоном…
— Все нормально, Хетти. Что случилось?
— Я тут совсем одурела. У меня сейчас такое случилось, а мне совершенно не с кем поговорить. Я никак не могу связаться с матерью и сестрой. Я подумала, может быть, вы поймете.
— Попробую.
Она рассказала Баку про звонок капитану Стилу, напомнила ему, кто он такой, сказала, что тот лишился жены и сына, что она позвонила ему в позднее время после того, как услышала добрые вести от Бака.
— Он не стал со мной разговаривать, потому что ждал звонка от дочери.
— Я это могу понять, — выдавил он из себя, скрывая раздражение. Как его угораздило забрести в этот клуб одиноких сердец? Неужели у нее нет подружки, чтобы облегчить
душу?
— Я тоже могу это понять, — сказала она, — все это так. Я знаю, он скорбит из-за того, что, по- видимому, его жена и сын умерли. Но ведь он знал, что я вся как на иголках из-за моей семьи, а он даже и слова не сказал.
— Поверьте, это просто проявление напряженности момента, скорби, как вы сами сказали…
— Я все это понимаю, но мне было очень нужно поговорить с кем-нибудь, и я вспомнила о вас.
— Хорошо, мы как-нибудь поговорим, — соврал Бак. «Ну, дружище, — сказал он себе, — тебе придется убрать номер домашнего телефона из визитных карточек».
— А сейчас давайте на этом закончим, я должен идти на совещание…
— Хорошо, спасибо, что выслушали меня.
— Понимаю вас, — сказал он, глубоко сомневаясь в этом. Возможно, на самом деле Хетти — более глубокая и здравомыслящая натура, но не тогда, когда она находится в состоянии стресса.
Рейфорд был рад, что телефон Хетти оказался занят. Конечно, он мог бы сказать ей, что пытался дозвониться до нее, но ему не хотелось снова занимать телефон. Однако через минуту телефон зазвонил снова.
— Капитан, это снова я. Прости, я не задержу тебя. Я подумала, может быть, ты пытался позвонить мне, а мой телефон был занят, так что…
— Да, Хетти я звонил. Ты смогла что-нибудь узнать про свою семью?
— С ними все в порядке! — воскликнула она.
— Слава Богу! Рад за тебя, — отозвался он.
Рейфорд не понимал, что с ним произошло. Он сказал, что рад за нее, но вдруг он пришел к выводу, что именно те, кто не исчез, упустили величайшее событие истории космоса. Может быть, на самом деле следовало сказать: «Выражаю мои соболезнования»?
У Рейфорда возникло мучительное чувство, что на этот раз он пропустил звонок Хлои. Это привело его в бешенство. В животе у него бурчало. Надо было поесть, но он решил воздерживаться как можно дольше, до возвращения Хлои.
Глава 9
На этот раз подсознательный будильник Бака подвел его. Он вбежал в кабинет Стива Планка без четверти девять, растрепанный и извиняющийся. Он оказался прав. Он сразу почувствовал возмущение старых редакторов отделов. Хуан Ортиц, шеф отдела международной политики, пришел в ярость от того, что Бак будет иметь какое-либо отношение к совещаниям на высшем уровне, которые Хуан собирался освещать в течение двух недель.
— Еврейские националисты собираются обсуждать вопросы, которые я отслеживаю уже многие годы. Кто поверит, что у них может вызвать одобрение проблема единого мирового правительства? Феноменально уже то, что они вообще проводят дискуссию. Они собираются здесь, а не в Иерусалиме или Тель-Авиве потому, что у них революционные идеи. Большинство израильских националистов считают, что Святая Земля уже зашла слишком далеко в своих благодеяниях. Это имеет историческое значение.
— Тогда почему вы возражаете, — сказал Планк, — что для общего освещения я добавляю еще одного обозревателя?
— Потому что здесь именно я дам общий обзор.
— Я хочу попытаться понять смысл всех этих совещаний, — сказал Планк.
Тут вмешался Джимми Борланд, редактор отдела религии:
— Я понимаю возражения Хуана, но у меня в одно и то же время две встречи. Я одобряю помощь.
— Вот теперь мы к чему-то приходим, — сказал Планк.
— Но я буду откровенен, Бак, — добавил Борланд, — в окончательной редакции последнее слово за мной.
— Конечно, — сказал Планк.
— Не так быстро, — сказал Бак. — Я не хочу, чтобы меня рассматривали как простого репортера, я хочу самостоятельно участвовать в этих собраниях, и вместе с тем, я не буду переступать границ ваших профессиональных интересов. Я не буду делать самостоятельных обзоров отдельных встреч. Я надеюсь провести некоторую координацию, обнаружить общие идеи. Джимми, вот твои две группы религиозные евреи, которые хотят восстановить Храм, и экуменисты, которые стремятся к единой мировой религии, — не противоречат ли они друг другу? Будут ли религиозные евреи…
— Ортодоксальные.
— Да, ортодоксальные евреи, будут ли они на экуменической встрече? По-моему, это противоречит восстановлению Храма.
— Хорошо. По крайней мере, ты способен рассуждать как редактор отдела религии, — сказал Джимми, — это воодушевляет.
— Ну, а сам ты что думаешь?
— Я не знаю. Но это интересно. То, что они встретятся в одно и то же время в одном и том же городе, — слишком хорошо, чтобы быть правдоподобным.
Барбара Донахью, редактор отдела финансов, положила конец обсуждению:
— Я уже принимала участие в такого рода начинаниях, — сказала она. — Я высоко ценю то, что вы даете высказываться всем, без каких-либо ограничений. Но мы знаем, что вы уже приняли решение об участии Бака, так что давайте залижем наши раны и разойдемся. Если каждый из нас даст собственный очерк в своем отделе и внесет какой-то вклад в общий обзор, я думаю, что-то получится. Давайте так и сделаем.
Даже Ортиц кивнул. Хотя Баку показалось, что он был очень недоволен.
— Бак будет хавбеком, — сказал Планк, — включайте его в игру. Он будет докладывать мне. Бак, ты хочешь что-нибудь сказать?
— Спасибо и на этом, — сказал Бак с горестной улыбкой, вызвав всеобщий смех.
— Барбара, ваши монетаристы встречаются прямо в ООН, так же, как при обсуждении системы трех валют?
Она кивнула.
— В том же месте и, в основном, те же самые люди.
— Какое участие принимает в этом Джонатан Стонагал?
— Ты имеешь в виду в открытую? — спросила она.
— Да, всем известно, что он осторожен. Но тут чувствуется его влияние?
— Разве у утки есть губы?
Бак улыбнулся, сделал короткую запись и сказал:
