об этом во имя Иисуса, который умер за меня. Теперь я во всем полагаюсь на Него. Я верю, что безгрешной крови Христа достаточно для моего спасения. Спасибо, что Ты слышишь меня и принимаешь. Спасибо за то, что Ты спасаешь мою душу».
Речь пастора продолжалась, он цитировал стихи из Библии, в которых содержались обещания, что всякий обратившийся к Богу будет спасен и что Бог не отвергнет никого, кто стремится к Нему. Рейфорд оставался в той же позе. В конце записи пастор сказал:
«Если вы искренны — вы спасены. Вы заново родились. Вы — чада Господа».
Но Рейфорду хотелось продолжить общение с Богом. Он хотел перечислить все свои прегрешения. Он понимал, что прощен, но, подобно ребенку, хотел, чтобы Бог знал, что за человек к Нему обратился.
Он раскаялся в своей гордыне: в том, что гордился своей рациональностью, своими взглядами, своими способностями. Он раскаялся в своих вожделениях, в том, что пренебрегал женой, что стремился к наслаждениям. И в том, что обожал деньги и вещи. Когда он закончил, он почувствовал себя очистившимся. Его напугало то, что говорилось в записи о грядущих тяжелых временах, но он знал, что встретит их истинно верующим человеком, а не таким, каким был прежде.
Следующая его молитва была посвящена Хлое. Он будет постоянно заботиться о ней, молиться за нее до тех пор, пока она не присоединится к нему в этой новой жизни.
Как только Бак прибыл в аэропорт Кеннеди, он сразу позвонил Стиву Планку.
— Оставайся на месте, Бак, изменник! Ты представляешь, кто хочет с тобой разговаривать?
— Совершенно не представляю!
— Сам Николае Карпатиу!
— Ну, хорошо!
— Нет, я серьезно! Он находится здесь, и с ним твой старый друг Хаим Розенцвейг. Наверно, Хаим пел тебе дифирамбы. А за ним и вся пресса. Так что Карпатиу пригласил тебя. Сейчас я приеду за тобой, и ты мне расскажешь, какую штуку ты отмочил. Но ты жив — и сейчас получишь грандиозное интервью, которое так хотел получить.
Бак резко повесил трубку. «Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой, подумал он. — Кто стоит за этими международными террористами и бандитами, за всей грязью на Лондонской бирже и в Скотланд- Ярде? Наверняка, это Карпатиу. Но если меня любит Розенцвейг, со мной ничего не случится».
Рейфорд никак не мог дождаться следующего утра, чтобы отправиться в «Церковь новой надежды». Он стал разыскивать по всему дому книги, которые приобретала Айрин. Большая часть из них оказалась очень трудной для понимания. Но он так жаждал заново ознакомиться с историей жизни Христа, что, не отрываясь, перечитывал все четыре Евангелия, пока не стало совсем поздно, и он заснул.
Предавшись чтению, Рейфорд отчетливо осознал, что теперь он снова стал членом семьи, которая включает его жену и сына. Хотя и напуганный тем, что говорил пастор о зловещем будущем после восхищения Церкви, он был воодушевлен обретением новой веры. Рейфорд понимал, что когда-нибудь он окончательно соединится с Богом и Христом, и он больше, чем когда-либо, хотел того же для Хлои.
Рейфорд решил больше не приставать к ней и не говорить ничего, пока она не спросит сама. Она так ничего и не сказала до тех пор, пока утром он не собрался уходить в церковь. «Когда-нибудь я пойду с тобой, — сказала она. Обещаю тебе это. Но пока я не готова».
Рейфорд преодолел в себе желание предупредить ее, чтобы она не тянула слишком долго. Ему хотелось попросить ее, чтобы она просмотрела видеозапись. Она знала, что он просмотрел запись, но ни о чем его не спросила. Он перемотал пленку и оставил ее в видеомагнитофоне, надеясь и молясь про себя, чтобы она просмотрела ее за время его отсутствия.
Рейфорд подъехал к церкви около десяти часов и был поражен тем, что смог найти место для машины только в трех кварталах от здания. Помещение было переполнено, все скамьи были заняты, в том числе и на хорах. Рейфорд не нашел для себя свободного места и остался стоять позади. Некоторые взяли с собой Библии. Не было почти ни одного нарядно одетого человека. Это были испуганные, доведенные до отчаяния люди.
Брюс начал ровно в десять. Он попросил Лоретту занять место в дверях, чтобы приветствовать всех опоздавших. Несмотря на то, что собралось много людей, он не стал включать верхний свет, подниматься на кафедру. Он поставил единственный микрофон перед первым рядом, и заговорил просто, без пафоса.
Прежде всего он представился и сказал:
— Я не поднимаюсь на кафедру, потому что это место предназначено для людей, имеющих призвание и получивших специальную подготовку. Сегодня я нахожусь на месте проповедника потому, что здесь нет нашего пастора. Раньше такая огромная толпа в церкви привела бы нас в ужас, — сказал он. — Но я не собираюсь говорить о том, как замечательно видеть всех вас здесь. Вы пришли сюда, чтобы узнать, что произошло с вашими детьми и близкими. Я убежден, что смогу дать ответ. Конечно, мне, как и вам, он не был известен до сих пор. Иначе меня не было бы здесь с вами. Сегодня мы не станем петь псалмы, не будем делать объявлений, за исключением одного: в среду в семь вечера мы будем заниматься изучением Библии, как это и планировалось. Мы не станем сейчас принимать пожертвований. Мы намерены начать делать это со следующей недели, чтобы оплачивать наши расходы. У нас есть кое-какие деньги в банке, но мы должны оплатить ипотеку и произвести текущие расходы.
Затем Брюс рассказал собравшейся аудитории все то, что он сообщил накануне Рейфорду и Хлое. В церкви царила абсолютная тишина, был слышен только голос Брюса. Многие плакали. Он продемонстрировал видеозапись. Добрая сотня людей молилась вместе с пастором. В конце Брюс призвал их регулярно приходить в «Церковь новой надежды».
Потом он добавил:
— Для меня не секрет, что многие из вас по-прежнему настроены скептически. Возможно, вы верите, что все произошло по воле Бога, но вам это не нравится, и вы возмущены Его действиями. Если вы захотите вернуться, чтобы высказаться и задать вопросы уже сегодня вечером, я буду здесь. Но я не хотел бы предоставлять вам эту возможность сегодня утром, потому что многие присутствующие здесь еще только осваивают азы веры. И я не хочу, чтобы смешались совершенно разные вопросы. Пусть останутся те, кто уже утвердился в вере, и я дам прямой ответ на любой вопрос. Я хочу предоставить слово тем, кто сегодня принял Христа и готов исповедать это перед нами. Библия учит, что следует открыто объявлять о нашем решении и нашей позиции. Не стесняйтесь, подходите к микрофону.
Рейфорд сразу направился вперед. Но когда он двинулся к проходу, то почувствовал, что многие уже опередили его. Десятки людей выстроились в очереди, чтобы рассказать свои истории, поведать о своих духовных исканиях. Большинство было такими же как он: подошедшими к истине благодаря близким и друзшям, но так и не признавшими ее полностью. Их рассказы были трогательными,» никто не уходил из церкви, даже когда часы пробили полдень. В очереди стояли еще сорок или пятьдесят человек. Всем хотелось рассказать о тех, кто их покинул. Наконец, в два часа, когда все устали и проголодались, Брюс сказал:
«Я закрываю наше собрание. У нас не было сегодня традиционной церковной службы с пением. Но я чувствую, что сейчас мы должны вознести хвалу Господу за то, что произошло. Давайте споем простой хорал поклонения Господу».
Брюс запел гимн на текст из Священного Писания, восхваляющий Бога-Отца, Его Сына Иисуса и Святого Духа. К нему присоединились все люди в церкви умиротворенно, благоговейно, прочувствованно. Рейфорд был слишком потрясен, чтобы петь. Один за другим люди переставали петь, произнося слова одними губами или продолжая петь молча, про себя — так они были потрясены. Рейфорд чувствовал, что это был самый трогательный момент в его жизни. Он жаждал разделить его с Айрин, Рейми и Хлоей.
Даже после того как Брюс закрыл собрание, люди не хотели расходиться. Многие знакомились друг с другом. Было очевидно, что складывается новая община. Название церкви было как никогда соответствующим. Новая надежда. Все уходящие пожимали Брюсу руку, никто не ограничился кивком головы. Когда Рейфорд подошел проститься, Брюс спросил его:
— Вы заняты сегодня вечером? Не могли бы вы прийти ненадолго?
— Сначала я хотел бы повидаться со своей дочерью, но потом приду.
Рейфорд рассказал Хлое, где он был. Она не стала расспрашивать его о собрании, только заметила:
— Это было так долго? Там было много народу? На оба вопроса он ответил ей только взглядом. Он
