Ни в мои безрассудные ранние годы, ни в безумии горя и жажды мести после убийства брата я не чувствовал такого яростного порыва к насилию, подавившего во мне всякую осмотрительность. Если родной отец мне не верит, чего ожидать от недругов?!
Я убрался из отчего дома, подстёгиваемый отчаянной, неутихающей яростью. Меня пожирало желание совершить что-то такое, что раз и навсегда перенесло бы меня за грань дозволенного.
Я переночевал в поле и на следующее утро уже скакал по направлению к Арбеке. Накануне я ничего не ел. Западнее Форта Смит, на дороге через лес, где проходил старинный тракт, я наткнулся на маленькую придорожную лавку. Все товары, которыми там торговали, я мог бы унести в поле своего плаща.
Я набросил поводья на шест у коновязи. Возле неё стояла скамья, на которой устроились пятеро мужчин. Их лошади устали и отдыхали. Бог его знает, кто были эти пятеро — то ли блюстители закона, то ли конокрады — разве по их рожам определишь. Я склонялся к мысли, что, скорее всего, второе.
Я купил немного сыру и крекеров. Когда я вновь появился на крыльце, моей лошади и след простыл.
— Где моя лошадь? — взревел я, клокоча от ярости.
— Убежала, — ответил один из парней.
— Ах убежала! — рявкнул я. — Кто-то из вас, ребята, приложил лапу к её побегу!
Ярдах в двухстах, на прогалине, я увидел беглянку — она мирно щипала травку. Я бросился к ней, вскочил в седло и пришпорил её в галоп. И тут вдруг мимо уха взвизгнула пуля, потом раздался залп; в следующее мгновение лошадь качнулась вбок и грохнулась оземь, придавив мне ногу своей тяжестью.
Они таки были ищейками — устроили мне засаду. Пятеро на одного — и всё же не отважились напасть на меня на крыльце. К тому же начали стрелять, даже не потребовав сдаться. Лучше ведь заполучить подозреваемого в ограблении поезда мёртвым, чем живым, а виновен он или нет — какая разница. Главное — награду получить.
Я выполз из-под лошади и принялся палить, как сумасшедший. Двое из них упали. Я спрятался за деревом, перезарядил револьвер, а потом направился к крыльцу, стреляя на ходу. Ещё двое метнулись в лес.
Как раз когда я добрался до крыльца, пятый из тёплой компании свалился в кусты. Я вбежал внутрь лавки, схватил топор и разнёс всю хибару в щепки. Лавочник выполз из-за пустой бочки из-под сидра. Мне было наплевать, где я и что делаю, я был вне себя — до того меня разозлило это коварное нападение исподтишка. Я швырнул какой-то обломок лавочнику вслед, когда тот ползком спасался через заднюю дверь лавки.
Касса была открыта, в ней оказалось 27 с половиной долларов. Я выгреб их. Деньги мне не были нужны, но сама мысль о том, что я кого-то ограбил, доставила удовольствие. Я совершил этот шаг вполне сознательно: выбор сделан, теперь я уж точно преступник, один из изгоев. Впервые после смерти Эда на меня снизошёл покой. Я знал, что теперь мой удел до конца времён — банда головорезов.
Я взобрался на большую серую лошадь, которая во время всей этой заварухи невозмутимо паслась поблизости, и отправился назад, на ранчо Харлисса. Почувствовал, что нога скользит в сапоге, и глянул вниз.
Сапог был полон крови. Одна из пуль прошила мне мышцу над щиколоткой. Я выковырял её при помощи перочинного ножа, а в дырку напихал скомканной травы.
Добравшись до ранчо, я не стал останавливаться у дома, а прямиком направился к лесу. Приблизившись, я вдруг почувствовал укол страха: время было за полночь, а у них всё ещё горел огонь. Один из парней привстал и внимательно посмотрел на меня.
И кивнул.
Воодушевление, что владело мною, когда я разносил лавку, куда-то испарилось. А надо ли мне продолжать? Стоит ли доверять этим типам? Что-то мне не по себе в их компании. Может, рассказать им о том, что произошло? Или лучше не рассказывать? Настоящие преступники помалкивают: это как замкнутость дикаря — его лучшая линия обороны. Ни в чём не повинный, я доверялся бандитам; став преступником, я засомневался в их благонадёжности.
— Привет, — сказал Энди.
— Я иду к вам, — сообщил я, заводя лошадь в ручей.
— Кофе хочешь? — спросил Джейк.
Я был измотан до крайности. Они не стали задавать вопросов.
— Похоже, тебе здорово досталось, — вымолвил Билл.
— Да, заработал пулю. Меня хотели убить. Нашпиговали мою лошадь свинцом. Свалили её. А я ограбил эту чёртову лавчонку.
— Ну что, я так понимаю — ты теперь с нами?
Вот Энди всё и решил.
Их маленький уютный лагерь был устроен в укрытии между отрогами гор. Кусок старого брезента, натянутый между двумя шестами, служил крышей кухне. Билл замешивал тесто для галет прямо в мешке с мукой, добавив воды ровно столько, сколько надо, и не замочив остальной муки.
Я лежал на земле у костра. Какой-то парень, перебравшись верхом через ручей, спешился, намотал на руку поводья и принялся сверлить меня глазами.
Энди кивнул ему. Тот подошёл. Это был Боб, четвёртый член банды.
— Всё о-кей, — сказал он. — Он остановится у водокачки.
Глава VII
— Он прикатит в 11.25. Мы заставим старикана остановиться. А если там не окажется того, что нам надо, обдерём пассажиров.
Так они сидели под брезентом и набивали рты галетами, обильно орошая их некой «микстурой».
Душа у меня ушла в пятки. Мне и в страшном сне не снилось вот так сразу ввязаться в ограбление поезда. Здесь сидели четверо парней и преспокойно обсуждали, как им ограбить почтовый вагон, причём так же деловито, как банда маклеров с Уолл-стрит обсуждает, как бы им обворовать ближнего своего на законных основаниях. Меня начало потихоньку знобить от всего этого. Я, пожалуй, поторопился связываться с Энди и его шайкой — тёмная это компания. Надо бы придумать, как отмазаться.
— Ребята, — сказал я, — если вам нужны деньги, то вот тут у меня триста двадцать семь долларов, они ваши.
Энди прищёлкнул пальцами. Другие не удостоили моё предложение ни малейшим вниманием. Пятеро лучше, чем четверо, так что мне некуда было деваться. Поезд МКТ будет ограблен завтра вечером в 11.25 после того, как пропыхтит по мосту через Зелёную речку, к северу от Маскоги. Мост находился примерно в сорока милях от ранчо Спайк-Эс.
Народ завалился спать уже под утро. Я был единственным, кто не сомкнул глаз. После того, как всё уже закончилось, Энди поведал мне, что зелёные новички всегда трясутся от страха, когда идут на дело в первый раз.
С неясным утренним светом, едва забрезжившим сквозь тучи, я почувствовал себя бодрее. Человек и так не в своей тарелке, не зная, на что ему решиться, а ночная тьма только ещё больше нагоняет страху.
Больше о засаде не было сказано ни слова. До середины следующего дня мы лениво слонялись без дела, лошади тоже наслаждались покоем. Только мне было не по себе — такая большая компания на дороге могла вызвать подозрение. Поскорее бы разделаться со всей этой пакостью…
Около трёх мы вскочили на лошадей и неспешно потрусили к намеченному месту, иногда останавливаясь на отдых. Лошадей надо было поберечь — они нам ещё понадобятся на обратном пути. Когда мы въехали в небольшой лесок, темень была уже хоть глаз выколи. Мы привязали одну из лошадей к стволу тополя, а поводья остальных набросили на луку её седла. Так будет проще, когда придёт время уносить ноги.
Пока мы пробирались через густой подлесок, ко мне вернулись все страхи прошлой ночи, только
