Ты правда хочешь знать правду?
Дима шел к машине за Серым молча. Говорить было решительно не о чем. Зачем нужны были слова, если полчаса назад у него земля ушла из-под ног. И никак не хотела возвращаться.
Михалыч, растолкал его и Серого, примерно за час до рассвета. Они еще раз обсудили план — Дима с Серым сначала по-тихому идут глядеть на склад Вкусной и Полезной Пищи. А потом садятся на Димин внедорожник и едут в ближайший поселок за лекарствами и одеждой для обоих беглых. Сам Михалыч оставался их ждать в импровизированном лагере.
Серый сразу задал такой темп, что Дима уже через полчаса был так вымотан, что готов был сдаться, упасть на землю пролежать там часа три, а потом быстро сесть в машину, в самолет и привет Москва. Но именно в этот момент Серый остановился и начал торопливо инструктировать Диму:
— Так идешь очень медленно, крадучись. Только за мной ступая шаг в шаг. Как только махну рукой, падай и ползи. Никаких звуков не издавать. Захочешь чихнуть, мысленно перед этим с жизнью попрощайся. Покажу вот так кулак, остановись, замри и изображай кочку. Пока вот так снова рукой не махну. Все понял?
— Да но куда…
— Куда партия скажет, либерастическая… теперь за мной и без вопросов.
Они аккуратно и не торопясь поднимались по склону небольшой сопки. Последний десяток метров перед вершиной Глыба махнул рукой, и они поползли по-пластунски. Перед самой вершиной они застыли и Серый очень долго вслушивался в, казалось бы, полную тишину леса. Потом опять ползком. Снова стоп. Останавливались как минимум раз десять. Но вот, наконец, и вершина. Серый махнул рукой, указывая направление. Дима посмотрел по другую сторону сопки и увидел… огромную территорию, огороженную колючей проволокой в три ряда, сторожевые вышки, полосу отчуждения возле леса. А за ними, огромный складской комплекс. Бесчисленные ряды, одинаковых огромных серо-зеленых ангаров, со снующими фигурками муравьев-людей и техникой между ними. Сергей тронул его и указал на другую сторону комплекса. Там, в отрытые ворота заезжало сразу несколько здоровых и тяжелогруженых тягачей с длинными фурами. Начался процесс разгрузки фур. Дима, используя свою фотокамеру с мощной оптикой, как подзорную трубу, приблизил выгружаемые ящики. Черт! Черт-черт-черт! БушДональдс. И разгружали коробки с ВПП доходяги в оранжевых робах, сильно напоминающие Михалыча и Серого. А еще вооруженные люди с собаками и пулеметы на крышах и вышках говорили о том, что тут совсем не санаторий. Твою мать, ни хрена тут не заповедная зона, и Вкусную и Полезную Пищу делают на территории ЛЕР. Глыба был прав. Эти двое оборванцев говорили правду. А вот официальные источники врут! Ого… тогда… а вообще нам правду-то говорят?!
Серый прекрасно понимал Диму. И не мешая тому разобраться в себе, тоже молчал всю дорогу до машины. Когда они сделали единственный привал, Дима достал свой фотоаппарат и рассматривал снимки комплекса, словно пытаясь убедиться в его реальности еще раз. Склады были на месте, и по вздоху Димы было непонятно, радует ли это его или огорчает.
Говорить Дима смог лишь сев в машину и хлопнув дверью. Завел и тронулся. Потом глянул на Серого абсолютно отсутствующим взглядом и спросил:
— А как вы вообще там оказались? Ну, в тюрьме этой.
— Это не тюрьма, это лагерь для списанных. И Михалыч тебе уже сто раз сказал, политические мы. Преступники мы, понимаешь?
— Но вы же никого не убили? Не украли ничего, ведь так? А инакомыслие у нас осуждается, но не преследуется.
— Это ты так думаешь.
— Значит вы товарищи по борьбе?
— Мы товарищи по побегу. Мы анархисты вообще не признаем Народную партию, ну то есть, считаем, что это все сопли. Изменить уже все равно ничего нельзя, можно только бороться.
— Как-то странно получается, бороться, зная, что все равно нельзя ничего изменить. Бессмыслица какая-то.
— Согласен. — Неожиданно спокойно согласился Серый. — Зато очень даже по-русски. Вот ты, небось, тысячу раз уже каялся, что ты русский?
— Ну, каялся. И что? Все каются. Как без этого? — Дима не понимал, причем здесь вообще покаяние.
— Все каются. А я нет. — Рассмеялся Серый. Причем рассмеялся очень по-доброму, что не подходило к его суровому образу. Диме стало интересно, почему Серый не кается и он осторожно спросил его об этом:
— А почему не каешься-то?
— А с хера?
— Ну…
И тут Дима впервые понял всю бессмысленность объяснения. Серому было все равно, что скажет Дима. Он так искренне и по-детски смеялся, что чтобы ни сказал Дима, это только добавило бы задора смеху Серого. Но Дима был не лыком шит и хотел с достоинством выйти из ситуации, потому продолжил допрос:
— Ну ладно, почему вас замели, я понял. А сюда как попали?
— В лотерею выиграли.
— Не понял.
— Да что непонятного? Повезло и все тут.
— Повезло?
— Ну да. Система трудовых лагерей включает несколько заводов по производству говнокаши.
— Чего?
— Говнокаши. Это мы так ваши американские завтраки и ужины называем. И я скажу, это еще комплимент. Так вот еще есть лагеря в Сибири, там лес рубят. И на урановых рудниках есть.
— Как на рудниках?
Перебил Серого Дима.
— Там ведь только роботов используют.
— Хероботов. Зеки там. Короче, есть определенный лимит на укомплектование всех перечисленных производств. Когда после пересылки 'списанных' осматривают на этапе, самых сильных отбирают и распределяют. Остальных в расход.
— Шутишь?
Дима понимал, что Серый не шутит, но он не мог поверить в то, что слышит. Серого же Димина фраза неожиданно разозлила, и он резко закричал на Диму:
— Я что, блядь, похож на шутника? На клоуна похож, да? У меня, блядь, кролик из-под лопатки выпорхнул? Или может я оттуда чип смертника заточкой вырезал по живому? Угадай, как оно было!
— Да ладно не кипятись. Ты меня пойми тоже. Это же дикость. В голове не укладывается. Расстреливают что ли?
— Инъекция. — Сухо ответил немного успокоившийся Серый.
— И в каком соотношении?
— Два к одному. Две трети на работу. Треть в расход.
— Наверное, по статьям смотрят?
— Нет. — Серый помотал головой. Слова давались ему тяжело, но Диме не менее тяжело это было слушать.
— Исключительно по физическому состоянию. Мы же уже опасности не представляем, а работа тяжелая.
Некоторое время Серый сидел молча, видимо готовясь к тому, чтобы поборов боль, сказать что-то совсем личное. Ему это не удавалось долго. Затем Серый пересилил себя и сказал:
— Мы когда памятник Клинтону взрывали втроем, на тысячников напоролись. Это мы так '1000 Правых' зовем. Нас взрывом оглушило немного, бомба сдетонировала раньше времени. Вот видишь, мне морду осколками посекло. А Лехе ногу распороло отлетевшим куском гранита. Мы в себя пришли, бежать не
