тремя последними — «СН4» — в химии обозначают метан. Указанная точка — вышка в сотне километров от побережья Норвегии под названием «Погребенная надежда», где ведется добыча метанового льда. Ее владелец — одна из крупнейших энергетических компаний, «Траксорак», с представителями которой мы вскоре побеседуем. А пока предлагаю послушать, что скажет нам по этому поводу «Гринпис».
— Мы любим рекламные трюки, но в данном случае авторство принадлежит не нам, — заявляет представительница «Гринписа» — убежденно, но как будто бы с сожалением. — Я бы сказала, что за этим посланием стоят экологи и провести расследование на месте этой вышки необходимо. Гидраты метана известны своей нестабильностью, и, если кто-то решил привлечь внимание мировой общественности к риску, с которым сопряжена их добыча, — тем лучше.
— Бинго! — раздается хриплый шепот, и в дверях появляется Бетани — закутанная в одеяло, раскрасневшаяся, как будто только что очнулась от полного кошмаров сна. — Гляди-ка, — показывает она на экран. — А вот и наша вышка. С голой теткой в кабине.
Фрейзер Мелвиль пододвигает для нее стул. Она тяжело опускается на сиденье и, прижав забинтованные руки к груди, устремляет глаза на экран.
Свидетельство людскому мужеству перед лицом враждебных стихий — это зрелище вселяет гордость. Снятая с воздуха, «Погребенная надежда» выглядит амбициозным, жизнеутверждающим сооружением, каким она, несомненно, и была задумана.
Здесь нет ровным счетом ничего, о чем концерну «Траксорак» пришлось бы умалчивать, — заявляет Ларе Аксельсен, начальник участка. Норвежец стоит на бес крайней платформе, в сверкающей на утреннем солнце каске. За его спиной снуют одетые в комбинезоны рабочие с инструментами и наладонниками в руках. Далеко под ними ворочается иссиня-черное море, бьются о сваи высокие волны. Когда его спрашивают, что он думает о послании на арктических льдах, Аксельсен выражает недоумение: — Мы спустили под воду радиоуправляемую установку, и первые данные показывают, что там все в полном порядке. Безопасность — наша первоочередная забота. Случись здесь какой-нибудь сбой, мы будем рассматривать все версии, в том числе саботаж и происки террора. От этой угрозы никто не застрахован, и…
— Что бы мы делали без Аль-Каиды, — говорит физик.
Аксельсен хмурит лоб:
— Да, на таких вышках, как эта, аварии иногда случаются. Подобный риск — неотъемлемая часть нашей деятельности. Мы придерживаемся самых жестких норм безопасности и ввели систему двойного контроля, призванную обеспечивать…
— Ля-ля-ля, — выпевает Бетани, театрально потягиваясь. Она ожила и воспряла духом, но ее душевное состояние меня по-прежнему беспокоит. Отвернувшись от телевизора, она лениво подходит к холодильнику и распахивает дверцу. — Есть хочу. Сварганю-ка я себе омлет, — объявляет она, роняет одеяло на пол и достает коробку яиц.
— Метан — один из самых опасных парниковых газов, не правда ли? — спрашивает между тем ведущий.
— Конечно. Если с ним неправильно обращаться, — отвечает Аксельсен. — На самом деле мы извлекаем гидраты в контролируемых условиях — сжижаем газ на морском дне и выкачиваем на поверхность. Еще раз подчеркиваю: скрывать нам нечего. Хотите, проверьте сами. Мы будем рады принять любого представителя СМИ — пожалуйста, прилетайте к нам хоть сегодня, посмотрите собственными глазами.
Пока я щелкаю пультом, Бетани ловко разбивает в огромную стеклянную миску шесть яиц, швыряя скорлупу в раковину. На канале Си-эн-эн идет интервью с морским биологом, чей вердикт таков: «органический краситель» — морская вода, насыщенная частицами измельченных светящихся рачков Luzifer gigans.
— Вероятно, состав нанесли непосредственно на лед, с помощью наземного транспорта, или же распылили с вертолета по тщательно рассчитанному маршруту.
Появившиеся в студии картограф и специализирующийся на арктических перелетах пилот пускаются в обсуждение воздушной версии. Переключаю на «Евроньюс», где на метеорологической карте показаны надвигающиеся на Британию грозовые тучи. Бетани высыпает в яичную смесь чудовищное количество соли и начинаете бешеной скоростью все перемешивать.
— Последние часы нормальной жизни, — говорит она.
Включив газ, Бетани отламывает от бруска кусок масла, швыряет его на сковородку и, когда оно начинает шипеть, выливает взбитые яйца.
— Если их можно назвать «нормальными». Но почему «часы»?
— Потому что, похоже, все начнется раньше, чем я думала, — с надеждой в голосе объявляет она и, выудив из вазы два нектарина, начинает ими жонглировать. — Запах становится сильнее. Я чувствую, как оно приближается. И голова разболелась. — Тут она роняет нектарины обратно в вазу, хватает пульт и щелкает каналами. — О, «Симпсоны»! — Лиза и Барт, в палатке. Появляется монстр. Мардж строго его отчитывает и приказывает ему убираться. Тот послушно исчезает. — Может, уже к вечеру доберется. Чуешь запах тухлых яиц? Я да. — На ее лице застыла мрачная решимость. — Оно будет везде. И здесь, и в золотом круге. «И сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра». Загорится море. Я видела, чем все закончится. — Омлет начинает шкворчать. — Видела Беаниленд. Своими глазами.
Звонит телефон. Беру трубку, включаю громкую связь.
— Габриэль, плохие новости, — раздается торопливый, встревоженный голос Неда. — Уезжайте. Сейчас же. — Фрейзер Мелвиль с шумом втягивает воздух и сжимает переносицу, как будто это условный знак, по которому его мысли должны срочно явиться на место сбора. — Квартиру анестезиолога обыскивали. Вполне возможно, что и его самого выследили и он сказал им, где вы находитесь. У дома стоит «ниссан». В салоне — ключи и мобильник. Нигде надолго не останавливайтесь. И следите за новостями: в машине есть телевизор. Поезжайте на юг, в сторону Лондона, мы подберем вас на вертолете. Найдите какое-нибудь место, где можно его посадить, и сбросьте нам координаты.
На этом он вешает трубку. Подавив приступ накатившей на меня клаустрофобии, говорю:
— Нужно успеть до дорожного столпотворения. Как только люди узнают новости, а ученые публично подтвердят сведения — что они сделают, как только увидят данные, — начнется паника. Поедем к дельте Темзы. Все остальные кинутся в обратном направлении.
— Вертолетам требуется открытое пространство, — говорит физик. — Спортивная площадка, например. Или парковка.
— Золотой круг, — объявляет Бетани, тыкая пальцем подгоревший омлет. От запаха горелого меня чуть не выворачивает. — Там нас и заберут на небо. Я видела.
— И где же он, этот твой круг? — спрашивает Фрейзер Мелвиль и, крутанув ручку, выключает газ.
Бетани роется в ящике стола.
— Да откуда я знаю? Сказано вам — золотое и круглое. И огромное. Вот и напрягите свои мозги. — Отыскав вилку, она принимается уминать дымящуюся массу прямо со сковородки. — Не могу, как жрать хочется.
Нужна спутниковая карта, — говорю я. Через несколько секунд на экране ноутбука возникают снятые из космоса Британские острова. — А теперь ищи.
Шваркнув сковородкой об стол, Бетани садится перед экраном.
— Вот, — говорит она, ткнув грязной вилкой в район на юго-востоке Лондона.
Фрейзер Мелвиль увеличивает изображение.
— Это Ист-Энд, — растерянно произносит он. — Это же…
— Да, — пожимает она плечами, не прекращая есть. — Вот это я и видела. Золотой круг. — Вытирает жирные губы рукавом. — Там нас и поднимут в воздух.
Физик снова увеличивает изображение — еще и еще, пока не отпадают последние сомнения. И как я не догадалась? Именно там проходили Параолимпийские игры. Я смотрела их в реабилитационном центре, через три месяца после моей аварии, в компании других пациентов, попавших туда со свежими травмами. Глядя на поток мчавшихся по дорожке инвалидных кресел, мы все ощущали радостный подъем, не
