— Ничего. Старая песенка одного французского певца, давно отправившегося на Вечный Восток.
Он покрутил головой и плечами, скривившись от боли.
— Я теряю форму. Девица из гостиницы здорово меня помяла.
Он встал, подошел к окну и скрестил руки на груди. Джоан Аршамбо подошла к нему.
— Он на верном пути.
— Тем лучше.
— Не понимаю. Ты должен был дать мне недостающий элемент — твой.
— Нет. Он стал бы подозревать. А потом, я уверен, что в прошлый раз, в кинотеатре, он мне не все сказал. Это он будет складывать кубики головоломки. И ты ему поможешь.
Она ничего не ответила. Ее руки судорожно впились в края пиджака. Он повернулся.
— Действуем по плану, как и предусмотрено. Впрочем…
Он взял ее за подбородок.
— Разве мы не соединились много веков назад?
72
На лестнице раздался звук шагов. Размеренных и тяжелых. Улыбка на лице лекаря мгновенно превратилась в боязливую гримасу. Он с тревогой посмотрел на начальника стражи, словно искал поддержки. Ги де Парей даже не попытался его успокоить. Побледневший, он вслушивался в звуки приближающихся шагов, не отводя глаз от входной двери.
Мужчина с грохотом распахнул дверь. Пожилой, высокого роста, с пронизывающим взглядом, бородатый, в наряде придворного. Фламель сразу же узнал Бернара де Ренака, хранителя печатей короля, одного из самых могущественных сеньоров Франции. Проклятая душа доброго короля Иоанна. Он сел на скамью, стоявшую возле стены.
Ги де Парей отвесил точно рассчитанный почтительный поклон. Робер Аркур склонил голову. Он порой встречал сеньора при дворе короля и боялся его до смерти. Доктор не понимал, почему король держит при себе столь жестокого человека. Однажды тот стал его пациентом, и Аркур видел, как он, обнаженный, корчился от боли из-за несварения желудка и взывал, словно ребенок, к лекарю.
Сеньор мрачно посмотрел на трех мужчин.
— Я буду краток. Где книга?
— Какая книга? — спросил лекарь, на которого самодовольство сеньора не произвело ни малейшего впечатления. — Здесь только труп.
Хранитель печатей бросил быстрый взгляд на Аркура, затем посмотрел в окно.
— Что на улице? — спросил он.
— Перегорожена с обеих сторон, как и вход в дом, — ответил Парей.
— Хорошо. Спускайтесь и скажите своим солдатам, чтобы они расходились. Мы больше не нуждаемся ни в них, ни в вас. Скажите также Фёбла, начальнику моего отряда, чтобы его люди сменили их.
— Но… я представляю правосудие короля! — задыхаясь, вымолвил Парей.
— Хватит. Еще одно слово, и вы станете начальником полиции виселицы Монфокона.
Парей скорчил недовольную физиономию и вышел со сжатыми челюстями, словно ему нанесли оскорбление в публичном месте. Ренак обернулся к Аркуру.
— Вы производили вскрытие палача… Что вы обнаружили?
Лекарь короля прочистил горло.
— Я осмотрел только лицо. Именно здесь следует искать причину смерти. Палача лишили зрения: ему выкололи оба глаза. И на месте…
— Вы нашли ртуть и серу, я знаю. Причем я узнал об этом задолго до вас.
Аркур чуть не задохнулся. Аристократ на корню уничтожал любую инициативу.
— Нет никакой необходимости говорить или спрашивать, мессир лекарь. Извольте сесть. Как и мэтр Фламель, наш переписчик.
Фламель, дрожавший всем телом, поднялся со стула. Дворянин, гладивший свою окладистую бороду, притворился, что его терзают сомнения.
— Почему вы так волнуетесь, мэтр Фламель? Какая вам разница, узнал ли я ваше имя сегодня или в какой-нибудь другой день?
Положив обе руки на свой рабочий стол, Фламель пытался овладеть собой.
— Соблаговолите простить меня, но я удивлен. На какое-то мгновение я подумал…
— Что мы знакомы? — небрежно бросил сеньор. — Ну разумеется, мы знакомы.
Никола почувствовал, как у него задрожали коленки, а Бернар де Ренак продолжал своим шипящим голосом:
— И если мы знакомы, то только потому… Потому что мы стоим у самых истоков всего.
73
Голубой гребень вырисовывался на ослепительно синем швейцарском небе. Голландский архитектор спроектировал дом в честь Ллойда Райта.[15] Здание, казалось, все состояло из прямых углов, не говоря уже об обширной платформе, поддерживающей сооружение со стороны холма. Владелец, страстный кинолюбитель, пожелал иметь точную копию дома, в котором жил Джеймс Мейсон, недалеко от горы Рашмор, воспетой Хичкоком в фильме «К северу через северо- запад».
Солнечные лучи лились в широкие оконные проемы просторной гостиной. Однако они проникали только в первую треть комнаты. Уловка архитектора, позволившая жильцам наслаждаться светом и при этом не страдать от почти невыносимой жары, установившейся в конце этой весны.
Эдмон Канселье приканчивал порцию морского языка, приготовленного в меньё,[16] аккуратно складывая кости на края прямоугольной тарелки. Он редко приезжал, чтобы побеседовать с основателем группы «Аврора», но каждый раз с наслаждением вкушал блюда, приготовленные личным поваром хозяина дома.
Вокруг большого стола, покрытого золотисто-желтой скатертью, сидели шестеро мужчин в темных костюмах и две женщины в строгих пиджаках. Они тоже заканчивали трапезу. Все они, как и Канселье, члены группы «Аврора», сразу же откликнулись на приглашение ее основателя.
Хозяин дома медленно потягивал сливки. Никто никогда не видел его пьющим спиртные напитки или курящим. Канселье, большой любитель гаванских сигар, уже давно перестал этому удивляться. Он украдкой наблюдал за хозяином. Тому было лет шестьдесят или чуть больше, но его волосы по-прежнему оставались черными, и лишь на бороду словно упало несколько крупинок соли. Канселье подозревал, что тот красится. Кокетство, обычное для мужчин такого возраста. Изогнутые брови делали его взгляд суровым или лукавым в зависимости от выражения лица. Но всех тех, кто впервые видел Андреа Консюржанса, поражал цвет его глубоко посаженных глаз. Они были зелеными, как два шлифованных изумруда.
Как и многие, Канселье был очарован этим человеком с врожденной харизмой, который взял за правило оставаться вдали от мирской суеты. Несколькими десятилетиями ранее Андреа Консюржанс, швейцарский негоциант, пользующийся уважением на биржах Швейцарии, создал группу «Аврора», и Канселье еще не приходилось жалеть, что он стал ее членом. С тех пор он в пять раз увеличил свои личные запасы золота — благодаря обмену информацией между тщательно отобранными членами группы. Это был своеобразный золотой клуб, где каждый брал на себя обязательства предоставлять другим точные и весьма ценные сведения. Андреа Консюржанс и его сотрудники собирали и распространяли информацию по сети. Канселье полагал, что в состав группы «Аврора» входит не более двадцати членов, рассеянных по всему
