Изольд. – Колокол! Верно то, что звон колокольный вампиров убивает?
– Это я совершенно точно запомнил, – кивнул Зверев. – В память врезалось, что в кино вампиры креста боятся, а про звон ни разу не упоминается. На деле же все наоборот. На крест им плевать, внимания не обратят, а колокол убивает враз, как простых микробов.
– Там, – холоп ткнул пальцем в сторону окна, – там церковь, я видел.
– Да-да, – подхватил Илья, – со звонницей из мореного дуба. Колокол наверху висит, точно.
– Церковь стоит, – согласился князь. – Только двери заколочены. А ты как мыслишь, Пахом?
– С одной стороны, Андрей Васильевич, нас они не ждут. Думают, мы взаперти сидеть станем, обороняться. Коли нежданно напасть, прорвемся наверняка. С другой… С другой, коли сидеть безвылазно, нас до утра всяко сожрут. Как весь свет погаснет, так и сожрут. Выходит, хуже, чем здесь, все едино не станет.
– Тогда зажигай все лампады обратно, – решительно махнул рукой Зверев, – неси сюда. Вы, ребята, правое окно освободите, оно открыто. Стол к нему придвиньте, а поверх другой положите, вверх ножками. И скамьями снова закройте. Пусть думают, что мы свою баррикаду крепче составить пытаемся.
Холопы взялись за работу. После перестановки получилось, что нижняя перекладина, которая соединяет скрещенные ножки стола, встала всего на локоть выше окна. Андрей забрался на скамью, взялся руками за перекладину, примерился ногами вперед. Да, так будет удобно – с замаха сразу вылететь, а не выбираться, как сонный медведь из берлоги. Секунда – и ты снаружи.
– Ну что, готовы? Открывайте окно!
Илья и Изя рванули скамейки к себе. Князь увидел впереди, в черном проеме, отблески далеких факелов, ухватился покрепче за перекладину, чуть приподнялся, поджал ноги, качнулся на руках вперед и легко выпорхнул меж распахнутых створок. Секунда полета – он приземлился на утоптанный двор, едва не сбив с ног какого-то паренька. Тот открыл было рот – Зверев резко наклонился вперед, лбом разбивая ему нос и губы, отшатнулся, рванул саблю и снес захрипевшему вампиру голову. Рядом гулко приземлился Пахом, тоже выхватил саблю.
– Смертные убегают! – закричал подворник, стоявший с факелом у крыльца. – В окно прыгают!
– Ворота перекрыть! – тут же послышался приказ боярина. – Не подпускать никого! Никита, полусотню на стены! Не дайте им уйти!
Двор пришел в движение – но на людей никто почему-то не нападал. Из окна выпрыгнул Изольд, Илья, встали плечом к плечу.
– За мной! – Андрей бросил взгляд на храм: колокольня составляла с церковью единое целое, отдельного входа не просматривалось. Значит – нужно пробиваться через главный вход.
Несколько холопов Калединова бросились им наперерез. Князь вскинул саблю, и вурдалаки… отступили, покачивая изогнутыми обнаженными клинками.
– А-а, да вам же ранить нас нельзя, – со смехом вспомнил Андрей. – Вот и не суйтесь!
Люди заскочили на паперть, поднялись к двери, Пахом рванул ее к себе – заперто!
– Княже, княже! – испуганно воскликнул Илья.
Андрей оглянулся, и по спине побежал неприятный холодок: вампиры успели собраться в плотный строй и теперь быстро наступали, выставив перед собой громадные круглые щиты с начищенными до блеска медными умбонами. Сверху выглядывали только глаза, снизу мелькали сапоги. Прорубиться сквозь эту стену было невозможно. Разве только кольнуть наугад поверху – но как раз уколов нежить не боялась. Вампиры подходили уже к самым ступеням храма, и Зверев отвернулся, подвинул дядьку:
– Не мешай!
Он наложил руки, зашептал заговор, развел ладони – и повалился вперед, в распахнувшиеся двери. Следом влетели холопы, захлопнули створки, подперли плечами:
– Андрей Васильевич!
Князь пробежал по залу, схватил высокий медный подсвечник, вернулся, сунул между ручками, опять отбежал, подцепил и приволок тяжелый, укрытый парчой ящик, потом скамью, еще пару подсвечников, большую серебряную раку. Холопы, осторожно отступив от двери, начали помогать, и вскоре на входе в храм выросла внушительных размеров баррикада.
– Эй, князь! – позвали снаружи.
– А-а, Федот Владиславович? – отозвался Зверев. – Разочаровал ты меня, боярин. Люди твои чертовски неповоротливы.
– А ты ловок, Андрей Васильевич. Ловок, признаю. Хороший из тебя сотник выйдет. И ратников ты воспитаешь славных. Тебе там не темно? Береги себя, княже. Не зашибись.
Кровавый свет факелов плясал за слюдяными окнами, отражался от потолка, скудно разгоняя мрак. По углам храма, у его стен тьма оставалась и вовсе непроглядной.
– Пахом, огниво при тебе?
– Как же иначе, княже?
– Пошарь, в храме свечи должны быть. В темноте мы и правда далеко не уйдем.
– Это добро обычно у входа в кладовках и лавках держат… – Дядька повернул вправо, наклонился, что- то выглядывая, ударил плечом. Послышался треск, холоп вошел в какую-то комнатенку, тут же застучал кресалом. Ненадолго наступила тишина, потом опять донесся стук и радостный крик: – Есть, нашел!
Опять застучало огниво. Через полминуты проем в комнатку засветился, из него вышел Пахом, держа в одной руке две горящие свечи, а в другой – целый пук тонких восковых палочек.
Люди быстро разобрали добычу, зажгли сразу по три-четыре фитиля. Храм наполнился светом. После недавнего сумрака показалось – стало светло, как днем. Четверо мужчин побежали за алтарь, нашли дверь к звоннице, закрытую на деревянную задвижку.
– Прихватите что-нибудь тяжелое, – приказал Андрей, перешагивая порог. – Привалим с той стороны – на случай, если следом кто сунется.
Холопы разошлись и вскоре вернулись с сундуком. Зайдя внутрь колокольни, этот железом окованный на углах ящик они поставили наискось, уперев одним краем в дверь, другим – в землю.
Изнутри звонница походила на шестигранную трубу, срубленную из бревен в голову толщиной. Пара окон на высоте третьего этажа должны были пропускать достаточно света – но это лишь днем, – лестницу заменяли деревянные полуметровые штыри, спиралью уходящие наверх. Ни о перилах, ни о страховочной сетке внизу никто, разумеется, не побеспокоился. Вдобавок «ступеньки» диаметром всего сантиметров в десять были влажными от росы. Или от недавних дождей. В общем, скользкими.
– Звонарю хорошо, – пробормотал князь, первым начав подъем. – Он человек Божий. Оступится – и сразу в раю. А на мне грехов накопилось, как на Гаагском трибунале.
Старательно цепляясь ногтями за бревна и стараясь держаться поближе к стене, Андрей одолел первый виток, второй, третий, через прямоугольный люк выбрался наружу. В лицо ударило холодным ветром, ощутимо пахнуло гарью. Днем, наверное, отсюда открывался чудесный вид – в ночи же различались только подсвеченные факелами участки стены, двор, конек близкой крыши. Но самое главное – огонек свечи высветил темный бок высокого, почти в человеческий рост, колокола.
– Ну вот вы, кровососы, и попали, – пошел Зверев вокруг бронзового красавца. – Кончилось ваше веселье… Да где же эта веревка, чтобы язык дергать?
Снизу, на дворе, раскатился довольный хохот:
– Ну что, княже, набегался? Нашел, чего искал? Эй, Андрей Васильевич, пошто молчишь, а?! – Боярин Калединов снова довольно заржал. – Ты, никак, совсем за остолопа меня принимаешь? Ну бегай, бегай. Дурная голова, она долго ногам покоя не дает.
– Чему это он радуется? – Андрей наклонился, осветив низ колокола, и только теперь понял: колокол стоит на полу! – Вот черт! Черт, черт, черт!
– Ты чего, княже? – подошел Пахом. – Негоже нечистого призывать. И без того нам несладко.
– Наверх свети! – Вдвоем они вскинули руки и увидели, что бронзовую крепежную петлю колокола и деревянную балку, на которой он должен висеть, разделяло расстояние не меньше локтя. Толстенный пеньковый канат, крепивший громогласного красавца, был перерезан сразу в двух местах.
– Беда, Андрей Васильевич. Отвернулся от нас Господь, вседержитель наш, – широко перекрестился дядька. – Видать, не заслужили мы спасения. Грешны мы все, княже, ох, грешны…
– Вот, паскуда… – зло сплюнул Зверев. – Ох, паскуда. Паскуда этот Калединов. Он ведь, паскуда,
