напряжения, которое достигло такой силы, что казалось, будто от каждого его движения самый воздух начинает потрескивать и рассыпаться электрическими искрами.
— Не могла же я уехать, не поговорив с тобой, — сказал Жанна и нахмурилась. — Это было бы по меньшей мере невежливо.
Сэнтин с грохотом захлопнул дверь библиотеки и развернул ее лицом к себе. Черты его исказились, стали некрасивыми, почти отталкивающими, и Жанна невольно вздрогнула — такого лица она еще у него не видела.
— Иными словами, ты не хотела совершить faux pas[4]? — промолвил он с горькой иронией. — Было бы невежливо отправиться к новому любовнику, не попрощавшись со старым, так?
Жанна потрясенно молчала. У нее не было слов, но ее растерянность, казалось, только усилила гнев Сэнтина.
— Впрочем, твоего прежнего ухажера нельзя назвать новым любовником в полном смысле этого слова, верно? — прибавил он.
— Ты имеешь в виду Джоди? — переспросила Жанна, и ее глаза широко раскрылись. Боль, возмущение, растерянность охватили ее в один миг, а к глазам подступили слезы незаслуженной обиды. Она совершенно забыла о ревности, которую Раф питал к Джоди, а она так и не успела ему ничего объяснить. Зато он ничего не забыл…
— Ты ничего не понимаешь, Раф! — в отчаянии выкрикнула она. — Я возвращаюсь домой вовсе не для того, чтобы возобновить свой роман с Джоди. Я должна…
— Ничего ты не должна, — перебил Сэнтин. — Ты никуда не едешь. Я не позволю тебе сбежать к этому Форрестеру, не попытавшись уговорить тебя остаться. Я знаю — вчера вечером я действительно обидел тебя, но это не причина, чтобы вот так запросто взять и уйти. Я этого не потерплю!
— Мне некогда с тобой спорить. Мне нужно успеть на самолет, — сухо ответила Жанна, чувствуя нарастающее внутри раздражение и гнев. Не хватит ли с нее беспочвенных подозрений и этой глупой ревности, которая словно Медуза Горгона поднимала одну за другой свои бесчисленные головы?
— Я вижу, — добавила она холодно, — что ты не расположен выслушать меня, поэтому я даже не буду пытаться. — Она стряхнула его руки и, шагнув к двери, решительно взялась за гладкую ручку. — Я позвоню тебе с фермы. Может быть, к этому времени ты достаточно успокоишься, чтобы хотя бы выслушать меня.
Она открыла дверь и шагнула в прихожую. Сзади раздался угрожающий голос Рафа:
— Будь осторожна, Жанна! Если ты позволишь ему хотя бы пальцем прикоснуться к тебе, я его уничтожу. Помни об этом, когда вы броситесь навстречу друг другу с поцелуями и объятиями!
— С поцелуями? — Жанна оглянулась через плечо. В ее глазах стояли слезы. — Я думаю, это возвращение домой вовсе не будет таким радостным, как ты себе представляешь. Моя бабушка умерла вчера.
Потрясение, шок, раскаяние сменяли друг друга на лице Сэнтина. От гнева не осталось и следа, и его глаза страдальчески сузились. Повинуясь первому неконтролируемому импульсу, он сделал шаг вперед, протягивая к ней руки.
— Жанна!..
Но в прихожей уже никого не было.
Сэнтин немного постоял в замешательстве на пороге библиотеки, потом бросился к дверям. Но он опоздал. Черный «Линкольн» уже выезжал за ворота усадьбы.
Как и обещал, Джоди встретил Жанну в маленьком аэропорту Свитуотера. Едва завидев его высокую худую фигуру, Жанна ринулась ему навстречу и бросилась в объятия Джоди, будто маленькая девочка, ищущая утешения и поддержки. Управляющий прижал ее к груди и долго держал так, ласково похлопывая и поглаживая по плечам, словно успокаивая нервную лошадь, а Жанна все всхлипывала и никак не могла остановиться.
Наконец она в последний раз шмыгнула носом и отстранилась. Сосредоточенно хмурясь, Джоди протянул ей свой клетчатый носовой платок, и Жанна вытерла глаза. От платка и от самого Джоди хорошо пахло конским потом, кожей и свежесрезанной травой.
— Ну как, все в порядке? — заботливо спросил он, оглядывая напряженное лицо и припухшие веки Жанны. Жанна кивнула.
— Да, — сказала она. — И я очень рада видеть тебя.
Она действительно была рада. Ей казалось, что со смертью бабушки оборвались последние нити, связывавшие ее со счастливым и беззаботным детством, и в ее жизнь вторгся безжалостный и холодный ветер перемен. Но вот она увидела Джоди, увидела его ореховые глаза и соломенные волосы с непокорным вихром на макушке и поняла, что у нее в этом мире остался по крайней мере один старый и верный друг.
Джоди почти не изменился. Он по-прежнему был жилистым и худым — таким он оставался всю жизнь вне зависимости от того, сколько он ел, — а его выцветшие джинсы, полинявшая ковбойка и пыльные башмаки показались Жанне до боли родными.
— Я оставил пикап на стоянке, — сказал Джоди и, в последний раз сжав плечи Жанны, выпустил ее. — У тебя есть багаж?
Жанна покачала головой и показала дорожную сумку, которую держала в руке.
— Мне не многое нужно. К тому же так мне было бы проще добраться до фермы, если бы ты по каким- нибудь причинам не смог меня встретить. — Она неуверенно улыбнулась. — Если мне понадобится пара джинсов, я всегда могу занять у тебя.
Джоди кивнул и развернул Жанну в направлении дверей, ведущих к автостоянке.
— Конечно, можешь, — подтвердил он. — Если, конечно, ты не слишком заважничала. У нас здесь одеваются просто… — Он покосился на шикарные белые «клеши», в которые была одета Жанна. — Для деревенской девчонки ты стала одеваться слишком элегантно.
— Простые старые джинсы вполне мне подойдут, — негромко ответила Жанна, не торопясь отвечать на вопрос, который был написан на лице Джоди. В эти минуты она меньше всего была расположена вспоминать Рафа и роскошную, праздную жизнь в его особняке. Расставание с Сэнтином все еще было свежо в ее памяти, а раны, нанесенные им, были слишком болезненными. Его непонимание и недоверие к ней уязвили Жанну настолько глубоко, что она боялась быть необъективной. Может быть, потом, когда она немного успокоится, а пока… Пока она приехала сюда по делу, и впереди у нее множество забот и переживаний. Пока она не закончит того, что должна сделать, ей придется отложить, отодвинуть в сторону все остальное.
— Расскажи мне о последних днях, — попросила она. — Я хочу знать все.
До фермы было семьдесят пять миль, и у них в запасе было около полутора часов. Джоди начал свой рассказ, едва они выехали со стоянки, терпеливо отвечая на вопросы Жанны и вспоминая все новые и новые подробности. Он рассказывал обо всем этом так просто и так выразительно описывал каждое слово и каждый жест, что Жанне не составило никакого труда представить себе, как это все было. И к тому моменту, когда — уже в сумерках — пикап затормозил перед знакомым приземистым домом из красного кирпича, все слова уже были сказаны.
— Ты выкрасил ставни, — заметила Жанна, выбираясь из пикапа и медленно поднимаясь по ступеням парадного крыльца.
Джоди кивнул.
— Этой весной. К осени я рассчитывал добраться до амбара.
С этими словами он открыл сначала раму с натянутой на нее противомоскитной сеткой, потом отворил выкрашенную зеленым и белым главную дверь и отступил в сторону, пропуская Жанну внутрь.
— Теперь эта ферма твоя, — сказал он смущенно. — Ты еще не думала, что ты собираешься с ней делать?
Жанна покачала головой.
— Я всегда считала, что она должна достаться тебе, Джоди. Ты давно мечтал о своей собственной ферме, а этот дом… Теперь он скорее твой, чем мой. В общем, мы еще подумаем и решим, как быть, ладно?
