более хаотичный вариант вестибюля Уэйтензийской гостиницы.

На Тэбби одинокая сережка, золотая филигранная штучка с дымкой искристых красных поддельных камней, опоясывающих багровое сердечко в глазури. Она приколота к розовой рубашке, как брошь, но это та самая сережка, которую белокурый друг Питера вырвал из уха. Уилл Таппер с парома.

Твой друг.

Она хранит эту бижутерию под кроватью, в обувной коробке, и надевает ее в особые дни. Рубины, вырезанные из стекла, приколотые к ее плечу, переливаются ярко-зеленым цветом, который над ними. Фальшивые самоцветы, все в крапинках грязи, отсвечивают розовым от рубашки Тэбби.

И вот, твоя жена и ребенок переступают трухлявое бревно, кишащее муравьями, пробираются сквозь папоротники, которые скользят по талии Мисти и шлепают Тэбби по лицу. Они молчат, высматривая и выслушивая птиц, но их нет. Ни птиц. Ни лягушат. Никаких звуков кроме океана, кроме шипения и биения волн где-то вдали.

Они проталкиваются сквозь чащу каких-то зеленых стеблей, у подножья которых гниют мягкие желтые листья. С каждым шагом приходится смотреть под ноги, потому что земля скользкая, и повсюду лужи воды. Сколько прошла Мисти, не поднимая глаз от земли, придерживая ветки, чтобы те не хлестали Тэбби, – Мисти не знает, сколько, но когда она поднимает взгляд, впереди стоит мужчина.

Просто на заметку, ее мышцы levator labii, мышцы недовольства, мышцы на случай «сражаться-или- спасаться», все сжимаются, все эти гладкие мускулы складываются в рычащий рельеф; рот Мисти становится настолько прямоугольным, что обнажаются все зубы. Ее рука хватает Тэбби сзади за рубашку. Тэбби смотрит под ноги, идет вперед, а Мисти дергает ее назад.

А Тэбби поскальзывается и тянет мать к земле, говоря:

– Мам.

Тэбби прижата к сырой земле, к листьям, ко мху и к насекомым, Мисти раскорячилась над ней, выше – дугами выгибаются папоротники.

Этот мужчина примерно в десяти шагах впереди, и смотрит в противоположную сторону. Не оборачивается. Сквозь папоротниковый занавес видно, что он под семь футов ростом, темный и тяжелый, в волосах у него желтые листья, а ноги заляпаны грязью.

Он не оборачивается, но и не двигается. Он, должно быть, услышал их, и стоит настороже.

Просто на заметку: он голый. Вон его голая задница.

Тэбби просит:

– Пусти, мам. Тут жуки.

А Мисти шипит на нее.

Мужчина ждет, замерев, вытянув руку на уровне пояса, будто пытаясь нащупать шевеление воздуха. Птицы не поют.

Мисти стоит на четвереньках, растопырив руки и уперев ладони в грязную землю, готовая сгрести Тэбби в охапку и бежать.

Потом Тэбби выскальзывает из-под нее, а Мисти говорит:

– Нет.

Стремительно вытягивая руку, Мисти хватает воздух за спиной своей малышки.

В эту пару секунд Мисти понимает, что она – паршивая мать.

Питер, ты женат на трусихе. Мисти все стоит на месте на четвереньках. На всякий случай Мисти отклоняется назад, готовясь бежать в противоположную сторону. Чему не учат на худфаке, так это рукопашному бою.

А Тэбби оборачивается и говорит с улыбкой:

– Мам, да не будь такой соплей.

Обхватывает двумя руками вытянутую руку мужчины и подтягивается, болтая в воздухе ногами. Говорит:

– Это просто Аполлон, вот и все.

Около мужчины, почти скрытый опавшими листьями, лежит труп. Белая бледная грудь с тонкими голубыми прожилками вен. Отрубленная белая рука.

А Мисти все там же, стоит на четвереньках.

Тэбби бросает руку мужчины и топает туда, куда смотрит Мисти. Счищает листья с мертвого белого лица и говорит:

– А это Диана.

Смотрит на раскорячившуюся Мисти и закатывает глаза.

– Это статуи, мам.

Статуи.

Тэбби возвращается и берет Мисти за руку. Поднимает мамину руку и подтягивает ее на ноги, со словами:

– Понятно? Статуи. Ты же художница.

Тэбби тянет ее вперед. Стоящий мужчина – из темной бронзы, изборожденной лишайником и пятнами, голый мужик, привинченный ногами к пьедесталу, укрытому кустами у тропы. У него глубоко посаженные белки и зрачки. Вылитые римские белки. Обнаженные руки и ноги образуют с торсом совершенную пропорцию. Золотое сечение композиции. Согласно каждому из правил художества и пропорции.

Греческая формула, объясняющая, почему мы любим то, что любим. Еще чуть-чуть худфаковской комы.

Женщина на земле – из битого белого мрамора. Розовая ручонка Тэбби счищает листья и траву с высоких белоснежных бедер; застенчивые складки промежности из белого мрамора встречаются у резного листочка. Гладкие пальцы и руки, локти без единой морщинки и складки. Резные мраморные волосы рассыпаются лепными белыми кучеряшками.

Тэбби указывает белой ручкой на пустой пьедестал по другую сторону тропы от бронзовой статуи, и говорит:

– Диана упала задолго до того, как я ее встретила.

Бронзовая икроножная мышца мужчины наощупь холодна, но в литье присутствует каждое сухожилие, каждый мускул напряжен. Мисти спрашивает, проводя рукой по холодной металлической ноге:

– Ты здесь уже бывала?

– У Аполлона писюна нет, – говорит Тэбби. – Я уже смотрела.

И Мисти отдергивает руку от листочка, приваренного к бронзовой промежности статуи. Спрашивает:

– Кто тебя сюда водил?

– Бабуля, – отвечает Тэбби. – Бабуля меня все время сюда водит.

Тэбби склоняется, чтобы потереться щекой о гладкую мраморную щеку Дианы.

Бронзовая статуя, Аполлон, должно быть, репродукция девятнадцатого века. Либо так, либо конца восемнадцатого века. Она не может быть подлинной, не может быть настоящим греческим или римским образчиком. Она стояла бы в музее.

– Откуда они здесь? – интересуется Мисти. – Бабушка тебе не говорила?

А Тэбби пожимает плечами. Тянется к Мисти рукой и говорит:

– Там есть еще, – зовет. – Пошли, могу показать.

Там есть еще.

Тэбби ведет ее сквозь заросли, которые опоясывают мыс, и они обнаруживают солнечные часы, погребенные под травой, заржавленные толстым темно-зеленым слоем медянки. Они обнаруживают фонтан шириной с бассейн, но наполненный лишь ветками и желудями, сбитыми ветром.

Они минуют грот, вырытый в откосе холма: темную пасть, обрамленную замшелыми колоннами и загороженную железными воротами, которые заперты на цепь. Тесаный камень собран в арку, которая вздымается до замкового камня посередине. Все причудливо, как здание крошечного банка. Фасад замшелого, зарытого в землю Капитолия. Усеянный резными ангелами, которые держат каменные гирлянды яблок, персиков и винограда. Каменные цветочные венки. Все они забрызганы грязью, потрескавшиеся и расколотые корнями деревьев.

А в промежутках попадаются растения, которых здесь быть не должно. Ползучая роза увивает дуб,

Вы читаете Дневник
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату