карабкаясь на пятьдесят футов, чтобы расцвести над кроной дерева. Иссохшие листья желтого тюльпана вянут в летней жаре. Высящаяся стена стеблей и листьев вдруг оказывается огромным кустом сирени.
Тюльпаны и сирень – не местные растения.
Ничего из этого здесь быть не должно.
На лугу, что в центре мыса, они натыкаются на Грэйс Уилмот, которая сидит на одеяле, расстеленном в траве. Вокруг нее цветут розовые и голубые васильки и прячутся белые ромашки. Плетеная из ивового прута походная корзина открыта, а над ней жужжат мухи.
Грэйс приподнимается на колени, протягивая бокал красного вина, и зовет:
– Мисти, ты вернулась. Держи, это тебе.
Мисти берет вино и отпивает чуточку.
– Тэбби показала мне статуи, – говорит Мисти. – Что здесь раньше было?
Грэйс поднимается на ноги и командует:
– Тэбби, собирай вещи. Нам пора идти.
Тэбби подбирает свитер с одеяла.
А Мисти возражает:
– Но мы только что пришли.
Грэйс вручает ей тарелку с бутербродом и объявляет:
– Ты – оставайся и поешь. У тебя будет целый день на рисование.
Бутерброд – с куриным салатом, он нагрелся на солнце. На него садились мухи, но на вкус – все в порядке. И Мисти откусывает немного.
Грэйс кивает на Тэбби и сообщает:
– Это была идея Тэбби.
Мисти жует и глотает. Говорит:
– Идея милая, но я же не захватила никаких принадлежностей.
А Тэбби идет к корзинке для пикников и отзывается:
– Бабуля захватила. Мы положили их в корзину, чтобы сделать тебе сюрприз.
Мисти отпивает вина.
Всякий раз, когда кто-нибудь из добрых побуждений вынуждает тебя продемонстрировать отсутствие таланта и тычет тебя носом в тот факт, что ты потерпела неудачу в единственной мечте своей жизни, сделай еще глоток. Это Игра в Глотки от Мисти Уилмот.
– Мы с Тэбби идем на задание, – сообщает Грэйс.
А Тэбби прибавляет:
– Мы идем на домашние распродажи.
У куриного салата любопытный привкус.
Мисти жует, глотает, и говорит:
– У бутерброда странный вкус.
– Это просто улитки, – отзывается Грэйс. Говорит:
– Нам с Тэбби нужно разыскать шестнадцатидюймовое блюдо в орнаменте пшеничных колосьев Линокса Сильвера, – закрывает глаза и мотает головой, со словами:
– Ну почему никого не устраивает столовая посуда, если в сервизе есть недостача?
Тэбби говорит:
– А еще бабуля будет покупать подарок на мой день рожденья. Все, что я захочу.
И вот, Мисти предстоит торчать здесь, на Уэйтензийском мысу, с двумя бутылками красного вина и стопкой бутербродов с куриным салатом. С кучей красок, акварели, кистей и бумаги, которой она не касалась с того времени, как ее ребенок был грудным младенцем. Акриловые и масляные краски наверняка уже затвердели. Акварель засохла и растрескалась. Кисти ссохлись. Толку не будет ни от чего.
От Мисти в том числе.
Грэйс Уилмот протягивает руку и зовет:
– Тэбби, пошли. Оставим твою маму наслаждаться деньком.
Тэбби берет бабушку за руку, и они двое отправляются обратно, через луг к грунтовке, где осталась припаркованной машина.
Солнце горячо греет. Луг на такой высоте, что можно глянуть вниз, и увидеть, как внизу шипят и бьются о скалы волны. Вдали по береговой линии виден городок. Уэйтензийская гостиница – белая полоска деревянной обивки. Можно почти разглядеть крошечные слуховые окна в мансардах. Отсюда остров кажется милым и идеальным, не затопленным суетливыми туристами. Он выглядит так, как наверняка выглядел до приезда летних богачей. До прибытия Мисти. Теперь видно, почему те, кто здесь родился, никогда не покидают его. Видно, почему Питер так пытался его защитить.
– Мам, – доносится оклик Тэбби.
Она бежит назад, оставив бабушку. Вцепившись двумя руками в розовую рубашку. Пыхтя и улыбаясь, добирается до сидящей на одеяле Мисти. В руках у нее золотая филигранная сережка, она командует:
– Замри.
Мисти замирает. Как статуя.
А Тэбби склоняется и продевает сережку в мочку маминого уха, со словами:
– Я чуть не забыла, но бабуля мне напомнила. Она говорит, тебе это будет нужно.
Коленки ее синих джинсов выпачканы грязью и зеленью с того момента, как Мисти перепугалась, и они оказались на земле, с момента, когда Мисти пыталась спасти ее.
Мисти предлагает:
– Не хочешь взять с собой бутерброд, солнышко?
А Тэбби качает головой, со словами:
– Бабуля сказала их не трогать.
Потом поворачивается и убегает, помахивая ручкой над головой, пока не исчезает вдали.
14 июля
ЭНДЖЕЛ ДЕРЖИТ ЛИСТ бумаги с акварелью, прихватив уголки кончиками пальцев. Разглядывает его, смотрит на Мисти и спрашивает:
– Вы нарисовали стул?
Мисти передергивает плечами и оправдывается:
– Годы прошли. Это было первое, что пришло мне на ум.
Энджел поворачивается к ней спиной, поворачивая картину под разными углами к свету. Не отрывая от нее взгляд, говорит:
– Хорошо. Очень хорошо. Откуда вы взяли стул?
– Выдумала и нарисовала, – отвечает Мисти, и сообщает ему, что проторчала целый день на Уэйтензийском мысу, в компании только красок и пары бутылок вина.
Энджел щурится на картину, поднеся ее так близко, что у него почти скашиваются глаза, и говорит:
– Похоже на Гершеля Бурке, – Энджел переводит взгляд на нее и спрашивает. – Вы провели день на зеленом лугу, и выдумали кресло Гершеля Бурке в ренессансе, времен эпохи Возрождения?
Нынешним утром позвонила женщина из Лонг-Бич, и сообщила, что она перекрашивает бельевую кладовку, поэтому им стоит приехать и взглянуть на Питеровы каракули, пока она не начала.
В этот миг Мисти и Энджел стоят в пропавшей бельевой кладовке. Мисти зарисовывает обрывки Питеровых закорючек. Энджел должен был фотографировать стены. В момент, когда Мисти открыла альбом, чтобы достать планшетку, Энджел заметил маленькую акварель и попросил взглянуть. Солнечный свет пробивается сквозь матовое стекло в окне, и Энджел подставляет под этот свет картину.
Выведенные аэрозольной краской поперек окна, слова гласят:
«…ступите на наш остров и умрете…»
Энджел говорит:
– Это Гершель Бурке, клянусь. Из 1879-го филадельфийского. Его двойник стоит в усадьбе Вандербильта, в Бильтморе.
Он, должно быть, застрял у Мисти в голове с уроков истории искусства, или с обзорных лекций по декоративным искусствам, или из других бесполезных худфаковских занятий. Может, она видела его по
