Баллистика действительно получила название от военного устройства. Было в античные времена осадное орудие «баллиста». Возможно, это предок миномета, о котором так эмоционально рассказал Уфти. А история био–баллистики начинается в средневековой Чехии, с легенды о вольном стрелке, продавшем душу дьяволу за 7 волшебных пуль. По мотивам этой легенды, в XIX веке, в Германии была написана опера «Вольный стрелок», которая дала импульс идее, точнее — мечте, в голове химика Пауля Эрлиха. Мечта была о том, чтобы создать вещество, молекулы которого, наподобие волшебных пуль, поразят патогенные микроорганизмы, не причинив никакого вреда человеческим клеткам. Эрлих действовал интуитивно, и ему удалось сделать только одну волшебную пулю – препарат «салварсан», против сифилиса… Положа руку на сердце, ему даже это не очень удалось, препарат был так себе, но идея пустила корни. В 1928, британец Алекс Флеминг, который был так небрежен, что об этом ходили анекдоты, случайно занес в чашку с бактериальной культурой споры одного из видов плесени Penicillum. Через день, он обнаружил в чашке круги сплошного вымирания бактерий и вспомнил о «волшебной пуле» Эрлиха. Так был открыт антибиотик пенициллин, да и вообще антибиотики, как класс фармпрепапратов. А в конце XX века возникла идея стрелять в ядра клеток культурных растений волшебными пулями, начиненными инородным генетическим материалом, чтобы имплантировать этот материал в гены растения и получить трансгенный гибрид. Это и есть «био–баллистика», или «биолистика», как говорят американцы, обожающие ампутировать куски длинных слов. В начале, такая практика напоминала не снайперскую стрельбу, а охоту на уток из дробовика. Микрочастички вольфрама с нанесенными на поверхность фрагментами ДНК, выстреливались из электрической микро–пушки в ядро клетки, попадая в нужную точку гена только случайно. С развитием конфигуративной субмолекулярной термодинамики, которую, с подачи журналистов называют «молекулярной робототехникой» а еще чаще — «нанотехнологией», дело пошло на лад. Стало возможно вырезать строго определенный фрагмент ДНК из одной цепочки, и выстрелить им в строго определенное место другой цепочки ДНК. Это даже не снайперский выстрел, а… Молодые люди, как называется та маленькая ручная ракета, которой сбивают самолеты? Ее часто показывают в боевиках.
— Наша «Jojo», китайская «Zanway», американская «Redeye», сайберская «Igla», и ваша, британская «Javelin» — ответил Уфти.
— А самая знаменитая это американский «Stinger», — блеснула эрудицией Фэнг Торуива.
Доктор Линкс поднял палец к небу.
— Точно! В кино ее всегда называют «Стингер». Скажите, Фэнг, а как она работает?
— Не знаю, — девушка пожала плечами, — Я из нее не стреляла. Но там же есть инструкция.
— Элементарно, — вмешался Уфти, — Поверните ее в сторону самолета. На компе загорится точка. Это локатор нашел тепло движка. Если дистанция рабочая, то вокруг точки будет рамка. Тогда жмите кнопку, и все. Наши работают до 5 миль, а американские — до 8, но они раз в десять дороже. Берите нашу, все равно обычно стреляешь миль с двух — трех.
— Спасибо, Уфти. Если мне надо будет сбить самолет, то я обязательно поддержу вашего местного производителя. Но вопрос был, не как ей пользоваться, а как она работает.
— Аа, — протянул «настоящий папуас», впадая в несвойственную ему задумчивость.
— Позвольте мне? – сказал Токо Саокео.
— Вы разбираетесь в ракетах? – удивился Макс.
— Совсем чуть–чуть, — ответил студент, — но я, кажется, уловил смысл вашего вопроса.
— Ну–ну. Это интересно.
Токо встал, разровнял босой ногой небольшой участок песка, нарисовал пальцем ромб и в нем – две диагонали. Потом изобразил две Пи–образные перемычки, и пояснил:
— Это – простой сенсорный мост наведения. Эти сенсоры, которые в углах, дают на схему сигнал, пропорциональный попавшему на них тепловому излучению. Неравномерность этих четырех сигналов дает потенциал, а привод крутит эту штуку в сторону уменьшения потенциала. Если потенциал обнулился, значит, нос ракеты смотрит прямо на цель. Я так понимаю, что молекулярный робот действует аналогично, только на термодинамическом потенциале, который разный при разном повороте фрагментов большой молекулы.
Доктор Линкс трижды медленно хлопнул в ладоши.
— Браво, молодой человек! Если я когда–нибудь преодолею свою ужасную лень и напишу вводный курс по молекулярной биоинженерии, то непременно включу туда этот пример со ссылкой на вас. Все верно. Для переноса фрагментов гена нам надо только выполнить термодинамическую настройку робота, а дальше процесс пойдет, просто как химическая реакция, на выходе которой будут гены с заданными свойствами. Естественная эволюция решила эту задачу, создав вироиды – идеальные квантово–термодинамические машины, самые компактные системы био–информационного переноса, размножающиеся в клетках хозяина. Если вирус состоит из оболочки и полимера нуклеиновой кислоты, содержащей не менее полутора тысяч звеньев, то вироид — это кольцевой РНК–олигомер из 250 – 300 звеньев. Вироиды открыли в 1971, но разбирались в этих машинках еще 40 лет. При этом выяснились удивительные вещи… О которых мы поговорим на следующем семинаре.
Через минуту он уже сидел в полном одиночестве, в окружении разбросанных по песку немногочисленных предметов одежды, а его слушатели бултыхались в море, которое начиналось в десяти шагах от «лекционного зала», образованного кронами небольшой группы пальм, растущих на берегу, между инсталляцией из жилых контейнеров слева и полевой лабораторией справа. Макс знал, что через четверть часа кто–то (скорее всего, Фэнг или Рибопо) пробкой вылетит из воды, и притащит на берег кофе и кокосовое молоко. Потом кто–нибудь еще (скорее всего, Данте или Уфти) начнет готовить ужин. Потом будет всякий застольный флейм, а потом еще один день кончится. Распорядок сложился сам собой, примерно три недели назад. Завтрак. Работа на экспериментальном полевом участке. Обед. Работа в лаборатории. Cofe–break и обсуждение задач на завтра. Еще час на экспериментальном участке или в лаборатории (не работа, а удовлетворение любопытства). В конце дня — семинар для желающих: «Доступно — о генной инженерии».
Семинар был собственным изобретением доктора Линкса, который соскучился по работе со студентами едва ли не больше, чем по собственно научной работе. Когда соскучился – неизвестно. Когда он пьянствовал в предместьях Бристоля, он вовсе не скучал по всему этому. Еще раньше, когда его вышибали из университета, ему было совсем не до скуки. То была отчаянная борьба – неравная и бессмысленная, как он сейчас понял. Теперь ее сменила другая, еще более отчаянная борьба – со своим собственным алкоголизмом.
Первые две недели на Алофи Макс вспоминал сейчас, как кошмарный сон (хотя, слово «сон» тут самое неуместное, Макс практически не мог спать, вместо сна были короткие провалы, похожие на обмороки, вместо бодрствования — сумеречное, сомнамбулическое состояние). Есть он тоже почти не мог. Ему почти все время хотелось пить, но вода ни в виде сока, ни в виде молока, ни в виде супа, чая, кофе или какао, не утоляла жажду. Его организм настойчиво требовал этилового спирта, шантажируя хозяина забастовками и саботажем. Организм мог в самый неожиданный момент отключить любую функцию – двигательную, сенсорную и даже дыхательную (на короткое время, которого, впрочем, было достаточно, чтобы хозяин ощутил все радости медленного удушья). Пару раз дело дошло до экстренной медицинской помощи – впрочем, скорее в порядке перестраховки. Организм вел борьбу и противоположным средством – внезапно включая некоторые функции, так что его хозяин оказывался в ситуации, навевающей отчетливые мысли о памперсах. На этом фоне случались краткие периоды ясного рассудка, но они были наполнены или тяжелой депрессией, когда просто хотелось умереть (и чем быстрее, тем лучше), или злостью на окружающих (с огромным желанием или ударить кого–нибудь, или обидеть как можно больнее). Несколько реже, при ясном рассудке, доктор Линкс вдруг начинал видеть себя со стороны. В такие минуты он испытывал к себе глубокое отвращение и приставал к первому, кто попадался ему на глаза, с навязчивым вопросом:
— Какого черта вы со мной возитесь? Неужели вам не противно?
Ответы бывали очень разными по форме, но одинаковыми по смыслу. Самым длинным был ответ капрала Данте Пафимоту. Вернее не ответ, а история:
— У нас был случай на операции в пункте Ваианг, это на северо–западе Папуа, недалеко от спорной границы с Ириан–Джая: двое наших парней подорвались на огнеметном фугасе – ловушке. Такую штуку ставят на дорогах, и она выплевывает 25 литров горящей смеси бензина с машинным маслом на сто метров.
