Я положила трубку и уставилась на темные, потертые дедушкины обои. Похоже, что мои родители оба исчезли. Дедушка тоже исчез, король собирается отречься от престола, и никто, похоже, даже не замечает, что в стране заговор. Кому же сказать? Кто может помочь? Дедушке Гвину не скажешь — ведь это ему приказали унести дедушку Хайда, и даже сам Лондон заставили ему помогать. Кому же еще можно рассказать?
Я подумала о миссис Кендейс. Она довольно могущественна. Возможно, сегодня утром она мне и не поверила, но теперь она вынуждена будет мне поверить!
Я снова захлопнула блокнот. Раз она леди-правительница, у дедушки должен быть ее номер. Да. Номер был. Я набрала его и долго слушала гудки. Я сделала поправку на то, что человеку со сломанным бедром требуется больше времени, чтобы встать и подойти к говорителю. Я дождалась, пока звон перейдет в свиристение. Я выждала достаточно времени, чтобы она успела подняться со своего кресла и медленно прохромать через большую комнату. Но к говорителю так никто и не подошел.
Я медленно положила трубку и снова уставилась на обои. Через некоторое время я в качестве эксперимента снова набрала код города Солсбери. Просто код. Гудков я на этот раз не услышала, только тишину. Я слушала тишину так долго, что уже готова была сдаться, но тут странный, тяжкий голос без отзвуков ответил:
— Солсбери слушает.
— Ох! — сказала я. — Хвала небесам! Послушайте, я пыталась дозвониться миссис Кендейс, но она не отвечает — это, собственно, Арианрод Хайд. С миссис Кендейс все в порядке? Может быть, она спит, или что?
— Вынужден сообщить, — ответил тяжкий голос Солсбери, — что миссис Кендейс со мной более нет. Ее изъяли из ее дома сегодня вечером.
— Кто? — спросила я. — Кто ее забрал? Короткая пауза. Потом Солсбери ответил:
— Сын Нудда, полагаю. Мне было приказано не вмешиваться. Извини.
— Ничего, ничего, — сказала я. — Если уж Лондон вынужден был повиноваться приказам, вы и подавно ничего поделать не могли. А вы не знаете, куда ее унесли?
Снова короткая пауза. Потом он ответил:
— Нет.
— Ну все равно спасибо, — сказала я.
Я повесила трубку и еще немного посмотрела на стену. Потом, в качестве последней соломинки, отыскала номер Хепзибы Димбер и нехотя набрала его.
Телефон звенел, а потом свиристел, свиристел и свиристел. Это продолжалось так долго, что мне казалось, будто я рада буду поговорить даже с одной из Иззи. «Но ведь сейчас пятница, вечер, — подумала я. — Может, они куда-нибудь пошли всей семьей». Но было уже так поздно, что я сама не поверила этому.
Через некоторое время я вернулась в гостиную. Когда я вошла, Ник поднял голову и сказал:
— Максвелл Хайд жив! Это точно! — так, как будто его это удивляло.
— Но мы нигде не можем его найти, — добавил Тоби. Грундо сказал — и я поняла, что они об этом спорят уже довольно давно:
— Наверняка он за пределами нашего мира! В противном случае полученные результаты не имеют смысла.
Дора взглянула на меня и спросила жизнерадостным тоном:
— Что-нибудь случилось, милочка?
— Да нет, ничего, — сказала я. — Сущие пустяки. Моих родителей всего-навсего изгнали от двора, король всего-навсего собирается отречься от престола, а миссис Кендейс и семейство Димбер всего-навсего тоже похитили. А так все В порядке.
Мальчишки обернулись в мою сторону.
— Ни фига себе! — сказал Ник.
— И это все, что ты можешь сказать? — почти завизжала я.
Дора, которая как будто не слышала ничего из того, что я сказала, ласково улыбнулась.
— Знаешь, дорогуша, тебе совершенно не обязательно разряжать все неблагоприятные вибрации, — сказала она. — Просто сядь и поплачь хорошенько. Это чудесно помогает.
— Да ну? — сказала я очень грубо. — Ну, спасибочки! Я плюхнулась в ближайшее потертое кресло и в самом деле разревелась. Мальчишки, все как один, и Грундо, и Тоби, и Ник, ужасно смутились и повернулись ко мне спиной. Тут мне действительно захотелось завизжать.
Глава 4. НИК
Грундо я уложил на диване у себя в комнате. Все сошлись на том, что Родди лучше уложить в комнате Максвелла Хайда, а в Тобиной комнате дивана не было. Тоби повезло. Грундо во сне производит больше шума, чем кто-либо еще во всех вселенных. Если он не ворочался с боку на бок, скрипя диванными пружинами, то либо храпел, как футбольная трещотка, либо принимался вопить во сне, что все вывернуто наизнанку и что он чего-то там не может. Из-за него я то и дело просыпался. И каждый раз, как он меня будил, меня снова охватывал ужас и я лежал и терзался тревогой.
Я знал, что надо отыскать Романова и спросить у него, что делать. Из того, что Максвелл Хайд исчез, и из того, что сказала Родди, было ясно: на Островах Блаженных все катится в тартарары. Романов должен знать, что делать. Он обладает подлинной властью. Я даже вроде как ощущал то направление в никуда, по которому надо идти, чтобы отыскать Романова. Но я не мог даже двинуться в ту сторону. Это было то же самое, как я не мог проникнуть в иные миры. Похоже, мне нужен был кто-то другой, чтобы помочь мне или подтолкнуть меня.
Рассвело. Я слышал, как запели птицы, как зашуршали саламандры, пробираясь туда, куда упадут первые лучи солнца. Разумеется, к этому времени Грундо наконец успокоился и теперь дрых как бревно, но я знал, что больше не усну. Я выругался и встал.
И вот странное дело! Вместо того чтобы проснуться всего на одну десятую и не мочь разлепить глаза, как обычно, я чувствовал себя вполне бодрым и бодрствующим. Может быть, оттого, что я всю ночь тренировался просыпаться. Я собрал свои вещи и оделся внизу, на кухне. Пока я варил кофе, я взглянул на себя в Дорино зеркальце в рамочке с кроликами, ожидая увидеть у себя под глазами огромные черные мешки. Ничего подобного. Вид у меня был нормальный, разве что недовольный.
Я уже перелил кофе в кружку и собирался его выпить, когда в дверь позвонили. Тут я обнаружил, что настроение у меня действительно очень дурное. Пока я шел к дверям, чтобы открыть, позвонили еще два раза. Потом принялись колотить в дверь молотком.
— Иду! — рявкнул я. — Иду, иду, иду! Вы что думаете, я должен те депортироваться?
И я рывком распахнул дверь.
На пороге переминались две довольно мелкие девчушки, обе в плиссированных платьицах-матросках. На той, что слева, платьице было голубое с белым, а на правой — белое с голубым. В остальном их было не различить. Увидев мою сердитую рожу, девчушки крепко обнялись и устремили на меня через плечи друг друга одинаково томные взгляды.
— Это, наверное, дедушкина ручная горилла! — сказала голубая, а белая сказала:
— Ой, как я люблю, когда мужчины сердятся! — и восторженно вздохнула.
— Вы не туда попали, — сказал я.
— Нет, туда, туда! — сказала голубая. — Нам нужен мистер Максвелл Хайд.
— Он наш дедушка! — объяснила белая. — Я Изадора, а это Ильзабиль. Скажите ему, что это срочно.
— Его нет дома, — сказал я. — Его похитили.
Некоторое время мы тупо смотрели друг на друга. Потом та, что Ильзабиль, сказала тоном столетней старухи:
— Они такие лжецы, эти мальчишки!
— Надо обыскать дом! — согласилась Изадора. Они расплели объятия и попытались войти в дом, одна по одну сторону от меня, другая по другую. Я протянул руки и остановил обеих.
— Минуточку! — сказал я. — Как это так вышло, что вы явились навестить дедушку в полшестого утра? У нас тут уже не первую неделю творятся непонятные делишки. Откуда я знаю, что Максвелл Хайд
