товарища.
Многим из нас приходит на ум: «Один за другим уходят „старики“. И я могу по календарю примерно определить, когда наступит мой черед». Любая случайность может произойти с каждым; мы слишком долго ждем, когда закончится полоса наших неудач. Жизнь с постоянной угрозой гибели приводит к фатализму и делает человека черствым. Теперь никто из нас не вылезал из кровати, когда ночью падали бомбы. Мы смертельно устали из-за того, что совершаем вылеты без перерыва. С этого времени, не выходя из сна, мы слышали разрывы бомб каждую ночь.
В зоне прорыва к северу от нас дела шли все хуже. Угроза нависла над Кричевом, что располагался северо-западнее. Чтобы быстрее долетать до этого района, а также до района Жиздры, дальше на север, мы перебрались на аэродром Кричева. Большая часть боев проходит в лесах, где цели сверху разглядеть нелегко. Красные маскируют свои позиции, и атаковать их очень трудно. Танки я вижу крайне редко и потому пересаживаюсь на пикирующий бомбардировщик. Поскольку на меня возложили командование эскадрильей, звено с противотанковым оружием еще более тесно связывается с эскадрильей; личный состав – как технический, так и тот, что разрабатывает операции, – быстро осваивает использование самолетов с пушками.
Наше пребывание в Кричеве длится недолго. Какое-то время ходят разговоры о нашем переводе на юг, где положение становится критическим. После нескольких вылетов из Брянска нас и в самом деле переводят обратно в Харьков. Но на этот раз наш авиаполк размещается на аэродроме, расположенном на южной стороне города.
Глава 11
НАЗАД К ДНЕПРУ
Здесь, под Харьковом, много изменилось с тех пор, как мы были здесь прошлый раз. Наши дивизии полного состава отведены, и Советы перешли в наступление. Не проходит и одного-двух дней после нашего появления, как советские снаряды начинают падать на город. Поскольку на аэродроме осталось мало бензина и бомб, для нас не явился неожиданностью приказ перебираться на другой, более удобный аэродром, который располагается в 150 километрах южнее, неподалеку от деревни Димитриевки. Поскольку отсюда до линии фронта летать очень далеко, мы используем два запасных аэродрома: один в Барвенкове – для действий в районе Изюма и реки Донец, другой в Сталине – для вылетов в район реки Миус. Каждый из аэродромов имеет небольшой наземный персонал для обслуживания наших самолетов в течение дня. Каждое утро мы доставляем первую смену пилотов и обслуживающий орудия персонал по воздуху. И в районе Изюма, и в районе Донца удалось создать стабильный фронт, отражающий бешеные атаки советских войск. Часто оперативный офицер ставит нам те же задачи, что и прежде, – тот же лес, тот же овраг. Скоро мы совсем забываем о карте и тому подобных вещах. Как любит говорить Штейн: «Мы уже взрослые».
Во время одного из первых боевых вылетов в район Изюма кто-то вызывает меня по радио: «Ханнельоре (это мой позывной)! Это ты – тот парень, что колол орехи?» Я не отвечаю, но он продолжает повторять свой вопрос снова и снова. Внезапно я узнаю голос – он принадлежит офицеру разведки, с которым мы часто сотрудничали и с дивизией которого прекрасно взаимодействовали, когда я «колол орехи» – уничтожал танки. Я нарушаю правила безопасности, поскольку не могу не ответить, что я действительно колол орехи и что помню о его футбольном мастерстве. Он радостно принимает мою похвалу. Все воздушные экипажи, которые слышат наш разговор, забавляются, что позволяет им не обращать внимания на яростно лающие зенитки. Этот капитан службы воздушной разведки по имени Эпп был одним из лучших центрфорвардов Вены. Мы с ним находимся в самом центре боевых действий, у нас появляется возможность чаще встречаться.
Капитан Антон, взявший на себя командование 9-м звеном после смерти Хорнера, погиб над рекой Миус. Его самолет взорвался при переходе в пикирование по столь же непонятной причине, как и несколько самолетов ранее. Снова мы теряем «старика», кавалера Рыцарского Железного креста. Наши авиационные экипажи постоянно меняют свой состав, никто не задерживается надолго – их поглощает беспощадная война.
В воздухе уже чувствуется осень, когда мы получаем приказ присоединиться к нашим операциям на Днепре. Это означает перелет дальше на запад. Несколько дней мы совершаем вылеты с аэродрома северо-западнее Красноармейского. Здесь Советы пробиваются в донецкий промышленный район с востока и северо-востока. По всей видимости, это крупная операция; русские наступают повсеместно. Кроме того, они делают налеты на наши аэродромы – это досадная помеха, поскольку приходится чинить машины, и боевые задачи выполняются с опозданием. Во время этих налетов мы прячемся в узких траншеях рядом с самолетами и ждем, когда иваны натешатся вдоволь. К счастью, наши потери в самолетах и материальной части невелики.
Мимо прошло последнее отступающее подразделение, но никто не предупредил нас об этом и о том, что иваны приближаются. Нам пришлось узнать это самим – и довольно быстро. Мы поднимаемся в воздух с западного аэродрома и пролетаем над городом, набирая высоту. Наша задача – атаковать вражеские войска примерно в 40 километрах северо-восточнее. На другом конце города я краем глаза увидел шесть – восемь танков; они были покрыты защитным камуфляжем и походили на наши. Тем не менее их форма показалась мне странной. Хеншель прервал мои сомнения:
– Посмотрим на эти немецкие танки по пути назад.
Мы полетели дальше к нашей цели. Значительно западнее я обнаружил значительные вражеские силы – при полном отсутствии немецких войск.
Возвращаясь, мы решаем разглядеть поближе танки. Все они оказались русскими «Т-34». Экипажи стоят позади танков, изучая карту, – проводится инструктаж. Испуганные нашим приближением, танкисты разбегаются по своим машинам. Но в настоящее время мы не можем ничего предпринять – нам требуется приземлиться и пополнить запас бомб. А Советы тем временем входят в город. Через десять минут я снова вылетаю и ищу танки среди домов. Во время моей атаки они пытаются укрыться в закоулках. Я подбиваю четыре из них, но остаются другие, и они могут появиться на нашем аэродроме в любую минуту. А мы не можем осуществить эвакуацию, поскольку часть наземного персонала находится в городе и нужно ждать их возвращения. К тому же я вспоминаю, что послал машину с квартирмейстером на армейский склад в восточной части города. Если только квартирмейстер не исключительно везуч, то он уже попал в руки русским. Позднее я узнаю, что его машина подъехала к армейскому складу одновременно с русскими танками. Дав полный газ и пригнувшись, квартирмейстер смог благополучно исчезнуть.
Я делаю еще один вылет. Эскадрилья не может последовать за мной – иначе мы израсходуем бензин, необходимый для перелета в Павлоград. Я могу только надеяться, что ко времени моего возвращения весь личный состав вернется обратно на аэродром. После долгого поиска я обнаруживаю два танка в западной части города и уничтожаю их. Они явно двигались в направлении аэродрома, чтобы спалить осиное гнездо самолетов «Штука». Но вот наступает время перелета. Мы стреляем во все, что может как-то быть использовано противником, а затем поднимаемся в воздух. Когда мы делаем круги над полем, чтобы последние самолеты встали в строй, я вижу, как на границах аэродрома вырастают разрывы снарядов. Танки наконец прорвались сюда – но нас здесь уже нет.
Направление мы держим на северо-запад. Какое-то время мы летим на низкой высоте над дорогой. Снизу по нас ведет огонь из противовоздушных средств моторизованная колонна, сопровождаемая эскортом танков. Мы нарушаем строй и кружимся над колонной из советских танков и грузовиков – по большей части американского производства. Должен сказать, меня весьма озадачило то, что эти парни прошли столь далеко на запад; я с трудом верю, что это русские. Я набираю высоту и отдаю приказ подавить зенитную артиллерию, которая должна быть нейтрализована прежде, чем мы сделаем заход на колонну на низкой высоте.
После того как мы уничтожаем большую часть зенитной артиллерии, мы разделяемся на части и атакуем разные участки колонны. Дневной свет медленно гаснет; дорога как огненная змея – на ней огромная пробка из горящих машин и танков, не успевших свернуть с дороги. Мы потеряли всего один самолет, а потери русских весьма значительны. Но что это? Я лечу над первыми тремя или четырьмя машинами, все они несут немецкий флаг на своих радиаторах. Это грузовики немецкого производства. Через 200 метров дальше вверх взвиваются белые сигнальные ракеты из кустов по сторонам дороги. Это сигнал наших собственных войск. Давно я не чувствовал такую горечь. Я был готов немедленно направить
