их разделяет лишь небольшой ряд кустов. Друг друга они не видят, поскольку Советы двигаются в углублении рядом с железнодорожным полотном. Я стреляю красной ракетой, машу рукой из кабины и бросаю вниз контейнер с запиской, в которой сообщаю коллегам-танкистам, кто и что движется к ним в радиусе трех километров. Пикируя на «Т-34», я указываю на близость противника. Обе группы продолжают сближаться. Делая круги, я смотрю, что произойдет. Танки останавливаются в роще на месте просеки. Теперь в любую минуту наши могут внезапно увидеть русских. Я с нетерпением жду мгновения, когда это произойдет. Русские закрыли крышки на своих башнях, возможно что-то заподозрив из-за моих маневров. Они все еще двигаются в прежнем направлении, и довольно быстро. Расстояние между группами теперь не больше 150–200 метров. Вот оно!
Русские, двигаясь в углублении, доезжают до просеки и замечают противника с другой стороны. Потребовалось лишь две секунды, чтобы первый танк «T-IV» выстрелил в своего противника с расстояния 200 метров, от того остаются лишь обломки. Проходит еще несколько секунд, и загорелось еще шесть русских танков. Они не успели сделать ни одного выстрела. У меня создается впечатление, что для русских все случившееся было полной неожиданностью. Даже сейчас они не могли понять, что происходит. Несколько «Т-34» двигаются ближе под прикрытием рощи, спеша ретироваться через железнодорожную насыпь. Последних немедленно уничтожают немецкие танки, у которых прекрасный обзор через просеку. Бой продолжался не более минуты. В своем роде он был уникальным. Без потерь для нас все «Т-34» были уничтожены. Наши товарищи на земле были горды и рады такому успеху; мы рады не меньше. Мы сбрасываем вниз контейнер с добрыми пожеланиями, немного шоколада и летим домой.
Серии обычных боевых вылетов без особых происшествий перемежаются тяжелыми ударами. Вот и еще один, когда мы летим втроем, с капитанами Фикелем и Штелером на бомбежку танкового подразделения. У нас нет эскорта истребителей. Когда мы пролетаем над нашим танковым подразделением, перед нами появляется 12–15 «аэрокобр» с самыми агрессивными намерениями. У них всех красные носы, и в воздухе они выглядят монолитной командой. Начинается дикая карусель на низкой высоте – и я рад, когда удается привести обоих моих коллег домой, хотя наши самолеты и не обошлись без повреждений. Мой опыт становится предметом споров и обсуждений. Фикель и Штелер считают, что они чудом избежали опасности. В то же время это обсуждение – полезный урок для новичков, как правильно уходить из воздушного боя.
Первая эскадрилья размещена в Злынке, к северу от Новоукраинки и к западу от нас. Моя 3-я эскадрилья получает приказ также перебазироваться туда со всеми экипажами, тогда как наземный персонал должен отправиться по дороге в Первомайск на Южном Буге. В последние дни моего пребывания в Кировограде приходит приказ о присвоении мне звания майора.
В Злынке зима уже входит в свои права. Злой восточный ветер дует почти непрерывно, температура опускается ниже 20–30 градусов. В результате выходит из строя множество машин, поскольку осуществлять ремонт и поддерживать их в рабочем состоянии на открытом воздухе по силам только подготовленным специалистам. Это особенно печально, поскольку клин русского наступления к северу от Кировограда перерезал Мариновскую долину. Русские подтягивают сильные резервы, чтобы закрепиться на новых позициях и создать трамплин для нового броска. Каждый пригодный самолет используется нами для атак на низком уровне. Во время подобного боевого вылета в восточном направлении капитан Фикель из-за сильного повреждения самолета в воздухе совершает вынужденную посадку. Земля здесь не самая плохая для посадки, и мне удается опуститься совсем рядом с Фикелем, чтобы взять его на борт самолета вместе с бортстрелком. Проходит совсем немного времени, и мы на аэродроме. Но еще одним самолетом у нас стало меньше.
Русские танки редко совершали ночные атаки, но на протяжении нескольких дней нам – и нашим коллегам севернее – приходится с ними столкнуться. В полночь офицер разведывательной службы будит меня в большом волнении, чтобы сообщить, что несколько человек из расположенной в Малых Вышках истребительной эскадрильи прибыли с вестью, что Советы ворвались на их аэродром и двигаются к их казармам в деревне. Меня это известие буквально сорвало с места. На безоблачном небе светят звезды. Я решил поговорить с беглецами сам. Малые Вышки всего в 30 километрах к северу, несколько подразделений люфтваффе со своими самолетами размещены на этом аэродроме.
– Мы можем только сказать, что когда спали, то услышали внезапный грохот, а затем увидели идущие мимо русские танки с сидящей на броне пехотой.
Другие пилоты говорили о нападении танков на аэродром. Все произошло очень быстро, летчики были застигнуты врасплох, на них были лишь пижамы.
Я постарался оценить ситуацию и пришел к выводу, что лететь туда бессмысленно, поскольку для того, чтобы попасть в танк, надо его хорошо видеть. Ясно, что звездного неба для этого недостаточно. Придется дождаться утра.
Мы взлетаем с самым рассветом; к сожалению, над землей еще стоит туман. Приближаясь к аэродрому, замечаем, что на земле активно работают наши тяжелые орудия. Они уже поразили несколько самых смелых из стальных монстров; остальные убрались восвояси. Весь персонал воздушных подразделений уже на своих постах. Солдаты радостно приветствуют нас, поскольку понимают, что мы прилетели их выручать.
Один «Т-34» въехал в здание управления полетами и стоит там криво, словно пьяный, среди развалин. Некоторые танки спрятались в районе завода. Здесь пикировать опасно из-за высоких труб. Нам приходится проявлять чудеса точности, чтобы не налететь на одну из них. Наши орудия стреляют из-за каждого угла. Мы бросаем бомбы за границами деревни. Наконец иваны понимают, что разумнее всего ретироваться. Большинство танков движется к восточному выходу из деревни, где можно укрыться в глубоких оврагах. Здесь останавливаются и их грузовики с бензином и боеприпасами. Русские пытаются отогнать нас с помощью зениток малого и среднего калибра, но мы при помощи бомб и орудий заставляем их зенитные орудия замолчать. Грузовики загораются и начинают взрываться.
Иваны поспешно направляются через снег на восток. Самым трудным делом сегодня является посадка в Злынке, поскольку туман на аэродроме не поднимается и видимость ограничивается небольшим расстоянием, когда мы наконец приземляемся.
К закату делаем семь вылетов в составе эскадрильи. Что касается меня, то я делаю пятнадцать одиночных вылетов. Малые Вышки освобождены от противника; шестнадцать танков уничтожено с воздуха.
Вскоре после этого эпизода наш летный персонал вылетает на север на Первомайск, куда уже прибыл наш наземный персонал. Аэродром здесь имеет небольшую бетонную полосу, однако пользы от нее немного, кроме как ставить на нее самолеты, чтобы они не утонули в грязи. Практически все время невозможно ни взлетать, ни садиться; здесь просто кошмарные условия. Возле летного поля стоит деревушка, где мы размещаемся. После долгих дневных вылетов – и в дни, когда полеты невозможны, – Гадерманн отправляется делать физические упражнения. После долгой пробежки по пересеченной местности мы всегда принимаем контрастный душ. Все это завершается нырянием в снег перед домом в голом виде. Чувство свежести после таких упражнений непередаваемо – словно ты заново родился. Паны и паненки, которые редко видят воду в любом виде, обходят нас на солидной дистанции, раскрыв рты от удивления. Уверен, что они получили еще одно подтверждение пропагандистскому лозунгу о «некультурных немцах».
Без метеорологической разведки утренний вылет большой группы бывает бесполезным. Зона цели может быть закрыта туманом, и это делает невозможной атаку. Бесцельный вылет – это потеря драгоценного бензина, не говоря уж о том, что плохая погода может быть фатальной для неопытных пилотов. Потому был выпущен строгий приказ, что на рассвете должен подниматься в воздух специальный метеорологический самолет и его доклад о погоде в районе предполагаемой цели должен определять, полетим мы или нет. Эта задача столь важна, что я не могу поручить ее случайному человеку. С разведчиком должен вылетать Фикель; когда он нуждается в отдыхе, его заменяют.
Однажды утром мы летим к линии фронта. В этот день я решил воспользоваться хорошей погодой, и мы отправляемся в полет до рассвета. Я пытаюсь восстановить в памяти конфигурацию фронта на этом участке. В утреннем полумраке ясно вижу, как противник ведет артиллерийский огонь. Поскольку огонь интенсивен, я знаю, что за задачи буду ставить в этот день. Обнаруженные позиции я немедленно заношу на карту. Совсем скоро они будут неразличимы, а очень похоже, что именно сюда мы и направимся для их
