истребители сопровождения, так что сбить меня будет непросто. В полдень капитан Кунц не возвращается из боевого вылета в тот же район; у него было на счету семьдесят заявленных танков, и он возглавлял список пилотов, уничтоживших наибольшее число этих машин. Его удачи начались под Белгородом и Харьковом, где он приобрел много опыта. Потеря этого пилота оказалась для нас большим ударом. В ряду моих товарищей появилась еще одна брешь.
Общее наступление для освобождения окруженных в районе Черкасс сил оказалось успешным, наши ударные группы смогли сделать что-то вроде коридора в котел. Как только связь с окруженными была возобновлена, фронт здесь отодвинулся. В связи с этим мы перебираемся из Первомайска в Раховку. Район Миргорода, где мы столько потрудились, переходит к русским.
Вскоре после этого мы начинаем встречать летящие на восток подразделения американских бомбардировщиков. Самолеты приземляются в Миргороде, где пополняются бомбами, после чего отправляются в обратный путь через Германию к Средиземному морю.
Южнее от нас тем временем положение быстро меняется, и нам приходится оставить Никопольский плацдарм. Советы оказывают давление в районе Николаева, и немецкие дивизии северо-восточнее ввязываются в очень тяжелые бои.
Глава 13
ОТСТУПЛЕНИЕ К ДНЕСТРУ
В марте 1944 года наш Южный фронт находится в обороне, яростно сопротивляясь попыткам крупных русских сил произвести решающий прорыв на юге и тем самым совершенно ликвидировать южный фланг германского фронта. Моя эскадрилья самолетов «Штука» поддерживает армейские подразделения с аэродрома в Раховке, располагавшиеся в 200 километрах к северу от Одессы. Мы в воздухе с рассвета до заката, стрельбой по танкам и налетами на артиллерию и «катюши» делаем все возможное, чтобы ослабить давление на наших товарищей на земле. Эти усилия завершаются успехом – нам удается предотвратить прорыв фронта. В результате наших совместных победоносных действий армия получила возможность через несколько дней в установленном порядке отойти на новую линию укреплений, расположенную значительно западнее прежней.
Однажды во время этих боев мы отправляемся на разведку вдоль Днестра на северо-запад. Река ниже нас делает поворот на северо-запад. Румыны прислали панические сигналы, что большая колонна танковых и моторизованных сил красных движется вокруг Ямполя и на запад. Это кажется невероятным, поскольку означает, что Советы прорвались на севере в то же время, когда они начали наступление на юге, и в настоящее время проникли уже на 200 километров в наши тылы в Бессарабию. Для компании я взял в разведывательный полет еще один самолет. Все страхи, к сожалению, подтвердились. В районе Ямполя была замечена крупная группировка советских войск, для переправы сооружался большой мост.
Кому-нибудь наверняка покажется странным, что столь обширная операция была пропущена нашей разведкой. На самом деле в этом ничего странного нет, мы часто – и даже слишком часто – сталкивались с подобным во время русской кампании. Наш Восточный фронт всегда был тонким. Часто целые участки между временными опорными пунктами лишь патрулировались. Сбив цепь опорных пунктов, враг углублялся в незащищенную зону. Часто он натыкался в глубине фронта на какую-нибудь группу, пекущую хлеб, или на какое-нибудь аналогичное вспомогательное подразделение. Обширность территорий России была для нее самым надежным союзником. Неистощимые людские ресурсы русских позволяли им легко проникать большими массами в любую недостаточно защищенную местность.
Хотя положение в районе Ямполя было трудным, мы не считали его абсолютно безнадежным, поскольку этот сектор, являющийся воротами в Румынию, был доверен румынам. И потому на инструктаже перед разведывательным полетом мне сказали, что я увижу румынские дивизии, прикрывающие Днестр. Мне предписывалось быть осторожным в этом районе, поскольку с воздуха отличить румын от русских трудно.
Стратегическая цель советского наступления была ясна – оттеснить немцев от наших окруженных сил на юге и одновременно прорваться через Яссы к нефтяным полям Плоешти. Поскольку в районе Николаева все еще требовалось участие моей эскадрильи, поначалу мы могли делать на новый участок не более одного-двух вылетов в день. Для всех наших операций мы используем запасной аэродром в Котовске, к югу от Балты. Таким образом, обычно мы вылетаем на задания в западном направлении. Моей главной целью являются сосредоточения войск в окрестностях Ямполя, а также построенный там мост. После каждого налета Советы немедленно меняют поврежденные понтоны. Строительство моста ведется очень быстро. Русские пытаются помешать нам интенсивным зенитным огнем, а также истребителями, но каждый раз эти истребители возвращаются ни с чем.
Наши успехи замечены врагом, что видно из перехваченных радиопереговоров с землей. Переговоры главным образом состоят из жалоб «красных соколов» на свои истребители и обвинений летчиков наземными солдатами в трусости, из-за которой приходится терять людей, вооружение и строительные материалы. Мы часто можем слушать русские радиопереговоры, поскольку в моей эскадрилье есть говорящий по-русски офицер. Он настраивает свою радиостанцию на их волну и делает синхронный перевод. Русские часто дико орут, чтобы помешать нашему приему. Их частота почти та же, что и у нас. Советы часто, говоря по-немецки, пытаются указать нам в полете другую цель. Конечно, эта новая цель лежит в глубине немецкого фронта. Это ложное целеуказание дается на совершенном немецком, но мы быстро раскусываем этот трюк, и потому, получив указание, я всегда опускаюсь вниз, чтобы убедиться, что указанная нам цель действительно находится в расположении противника. Часто мы слышим предупреждающий крик: «Прекратить атаку! Цель занята нашими собственными войсками». Говорит это, конечно, русский. Его последние слова обычно перекрываются взрывами наших бомб. Мы часто смеемся, когда с земли проклинают русские истребители.
– «Красные соколы», мы доложим комиссару о вашей трусости. Давайте нападайте на немецких свиней. Мы снова потеряли строительные материалы и кучу оборудования.
Нам уже известно о низком боевом духе большинства красных пилотов; только несколько первоклассных подразделений являются исключением из правила. Эти доклады о потере материалов – бесспорное свидетельство наших успехов.
Перед 20 марта 1944 года несколько дней стоит отвратительная погода с сильными проливными дождями. У летчиков по поводу такой погоды есть поговорка: «Даже воробью приходится ходить пешком». Полеты невозможны. Пока стоит эта погода, Советы продолжают свое продвижение и форсируют Днепр без помех. Возможностей создать защитные порядки в этом направлении нет – от Николаева не может быть оттянуто ни одно подразделение; все резервы использованы. Нам остается надеяться, что румыны будут защищать свою собственную страну с яростью людей, борющихся за самих себя, и это компенсирует численный перевес противника.
20 марта, после семи боевых вылетов в районы Николаева и Балты, я возглавляю восьмой вылет моей эскадрильи. Это первый за последние пять дней налет на мост в Ямполе. Небо ослепительно-голубое; не может быть сомнений, что за прошедшее время оборона была значительно усилена зенитками и истребителями. Поскольку летное поле в Раховке превратилось в болото, наша истребительная эскадрилья перелетела на покрытый бетоном аэродром в Одессе. Мы с нашими широкими шинами лучше справляемся с грязью и не всегда в ней застреваем. По телефону мы договариваемся с истребительной эскадрильей встретиться в определенное время в 45 километрах от цели на высоте 2,5 километра выше заметного поворота Днестра. Но очевидно, в Одессе возникли какие-то трудности. Мой эскорт на место встречи не явился. Поскольку наша цель была ясно видна, мы, естественно, атаковали. В моей эскадрилье появилось несколько новых экипажей. Их мастерство было не так высоко, как требовалось. Лучший человеческий потенциал уже давно воевал на фронте, к тому же для учебных целей сейчас выдавали очень ограниченное число литров бензина на человека. Думаю, если бы меня готовили в подобных условиях, моя подготовка была бы не лучше новичков. Мы находились еще в 20 километрах от нашей цели, когда я предупредил: «Вражеские истребители». К нам приближалось более 20 советских самолетов «Ла». Бомбы на борту снижали нашу маневренность. Мы перестраиваемся в оборонительный круг, поскольку легче всего сбить замыкающий самолет. Несмотря на бой, этот круг медленно перемещается к нашей цели. Отдельных русских, которые пытаются идти на меня в лобовую атаку, я разочаровываю исключительно мобильной тактикой; при близком сближении в последний момент ухожу вниз, чтобы потом уйти в набор высоты. Если новые экипажи сегодня выберутся из этой заварухи, они смогут многому научиться.
