русский, и он начинает переводить то, что слышит, поскольку Советы снова используют почти ту же частоту, что и мы. Русские кричат друг другу и производят такой шум, что я не могу поверить, что что-либо можно разобрать. Мой переводчик в «Fw-190» перевел следующее:
– Вызываем всех «красных соколов» – одиночная «Штука» с двумя длинными полосами подходит для атаки на наши танки. Мы уверены, что это те самые нацистские свиньи, которые подбивали наши танки. С ними несколько «фоккеров» (мой эскорт). Вы все должны атаковать «Штуку», а не «фоккеры» – она должна быть сбита сегодня!
Слушая все это, я не сразу спустился вниз и перешел в атаку. Один танк загорелся. Два «Fw-190» кружат надо мной, пытаясь отогнать несколько «Ла-5». Два идут за мной, следуя за моими маневрами; они не собираются меня оставлять, что произошло бы, если бы они ввязались в бой с иванами. Двадцать или тридцать самолетов «Ла-5» и «Як-9» теперь повернули к нам – по всей видимости, офицер управления полетами на земле указал на нас, поскольку в воздухе слышалось истошное: «Давай, давай, сбивай эту нацистскую свинью. Разве ты не видишь, что один танк уже горит?» Для меня это верное свидетельство моих успехов. Каждый раз, как меня атакует какой-нибудь истребитель, я резко поворачиваю, точно тогда, когда истребитель готовился стрелять; скорость истребителя не позволяет повернуть столь же резко, и он теряет позицию для стрельбы. Затем я снова делаю разворот и оказываюсь позади от истребителя, на некотором расстоянии. Хотя мне жаль расходовать снаряды для борьбы с танками, я пускаю вслед истребителю два 37-миллиметровых снаряда. Хоть снаряды и пролетели мимо своей цели, парень, для которого они предназначались, наверняка видел по следу, откуда они идут, и пережил шок, когда совсем рядом пронеслись два огненных шара. Я снова слышу вопли – это кричит тот, в кого я стрелял:
– Поберегитесь… будьте осторожней… вы видите? Эта нацистская свинья стреляет сзади. Берегитесь.
Он ревет так, словно я уже его сбил. Другой голос, очевидно командира этого подразделения, произносит:
– Мы должны атаковать его с разных углов одновременно. Встречаемся над деревней, к которой я сейчас направляюсь. Мы обсудим, что можно сделать.
Тем временем я атакую другой танк. Танки не стремятся скрыться, уверенные, что они находятся под надежной защитой истребителей. И вот еще один вспыхивает огнем. «Красные соколы» кружат над деревней и ужасно орут – все высказывают идеи, как сбить мой «Ju-87». Управляющий полетами офицер на земле в ярости; он угрожает и спрашивает, видят ли летчики, что горит уже четыре танка. Истребители прилетают снова, действительно с разных углов, и я рад, что на пятом танке кончились мои боеприпасы, поскольку затянувшаяся игра может кончиться проигрышем. С меня все время катится пот, хотя в воздухе очень холодно, – возбуждение согревает больше, чем любая меховая куртка. То же относится и к пилотам моего эскорта. Лейтенанты Бирманн и Кинадер больше беспокоятся о том, чтобы выполнить свои обязанности по защите своего командира, чем о том, что их собьют, однако похоже, что иваны говорят себе: если мы не можем сбить «Штуку» с полосками, то попытаемся, по крайней мере, сделать это с «фоккерами». Мы поворачиваем домой; иваны преследуют нас недолго. Через какое-то время мы слышим проклятия, изрыгаемые офицером управления полетами на земле, и извинения «красных соколов».
Часто на пути русского наступления нет никого, кроме изолированных подразделений, собранных для решения какой-либо срочной задачи и часто состоящих из персонала аэродромов и зенитных расчетов, а также подразделений обслуживания. У нас нехватка людей и техники – и это продолжается уже долго. Отдельные проявления храбрости и изолированные действия могут остановить на какое-то время, но не способны сдержать продвижение колоссального числа людей и техники. Несколько «пожарных» подразделений, которыми мы еще располагаем, не могут быть в разных местах одновременно. Тем не менее наши товарищи на земле ведут немыслимо упорные бои. Фронта по Тиссе уже нет; следующей линией обороны будет Дунай. Меня беспокоят признаки советского проникновения далеко на юг через Фюнфкирхен в направлении на Капошвар; если это произойдет, тогда наши новые позиции окажутся под угрозой. Проходит совсем немного времени, и эти мои предположения получают подтверждение.
Глава 15
БИТВА ЗА ВЕНГРИЮ
Один из наших последних дней в Фармосе. Только что получено сообщение, что иваны просочились сильной танковой колонной в направлении гор Матра и достигли окраин Гьонгеса. Наши войска, окруженные с флангов, пытаются по возможности закрыть брешь и восстановить прежнее положение. Погода отвратительная, что особенно неприятно, поскольку местность здесь гористая и облака висят ниже, чем где-либо еще. Мы оставляем Будапешт справа и скоро видим впереди горы Матра, а за ними город Гьонгес. В нескольких километрах южнее замечаем пожары – по-видимому, там что-то происходит. И в самом деле, по дороге идут танки, и они определенно не немецкие. Делая широкий круг, чтобы получить общее представление о силе врага, я встречаю сильный огонь из зениток малого и среднего калибра. Мы кружим над передовым отрядом на низкой высоте. Прямо перед танками «Т-34» и «ИС» идет танк, который я раньше никогда не видел. Этот танк не американского производства. Я сначала уничтожаю эту машину, потом принимаюсь за остальные. Когда горит пять танков, у меня кончаются боеприпасы. Сегодня противотанковое звено славно потрудилось; этот день для иванов начался плохо. Мы перестраиваемся и направляемся к аэродрому, отстреливаясь от советских истребителей «Як-9», которые к этому времени появились на сцене, но не причиняют нам никакого вреда.
Нам остается десять минут лёта до базы, и мы уже порядком углубились за линию нашей обороны, когда мне в голову приходит мысль: как я буду описывать новый танк в рапорте? Сделала ли моя автоматическая камера достаточно четкие снимки, чтобы определить, что это был за танк? Очень важно, чтобы Генеральный штаб был хорошо информирован о новом типе оружия, появившемся на нашем секторе фронта. Точное описание позволит понять, начало ли новое оружие выпускаться или доставлено из другой страны. Я должен знать, что за модель представляет собой этот танк, и потому даю приказ командиру 3-й эскадрильи отвести подразделение на аэродром, разворачиваюсь и снова лечу к танкам.
Немного сбавив газ, я облетаю таинственный стальной монстр четыре-пять раз на высоте 4–5 метров по небольшому радиусу, чтобы произвести тщательное изучение с самого близкого расстояния. По одну сторону танка стоит «ИС», который, по всей видимости, прибыл из хвоста колонны, чтобы выяснить, что произошло. Странный танк все еще горит. Делая последний круг, я вижу, как несколько иванов карабкаются на башню «ИС» к установленному там 13-миллиметровому зенитному пулемету. Я вижу, что они поднимают головы и из зенитки идет дым, и понимаю, что по мне ведется огонь. Я нахожусь от них в 15, самое большее – в 20 метрах, но, видно, им слишком трудно проследить за мной, когда я описываю свои круги, или они не очень опытные стрелки. Я все еще раздумываю, почему они не могут в меня попасть, когда по самолету дважды ударяет словно огромным молотом и мою левую ногу пронзает боль. Гадерманн сидит позади меня – я говорю ему, что со мной случилось, но он ничем не может помочь, поскольку не в состоянии двинуться вперед. У меня с собой нет бинтов. Местность, над которой мы летим, населена очень слабо, земля не годится для вынужденной посадки. Если мы приземлимся здесь, один Бог знает, сколько времени потом придется ждать квалифицированной медицинской помощи; я могу истечь кровью. И потому я решаю лететь в Будапешт, который находится в двадцати пяти минутах лёта отсюда.
Силы быстро оставляют меня. Кровь не останавливается… голова начинает кружиться… я впадаю во что-то вроде транса… но продолжаю полет, поскольку органы чувств мне еще не изменили. Включив интерком, я спрашиваю Гадерманна:
– Как ты думаешь, я внезапно потеряю сознание… или силы будут оставлять меня постепенно?
– Ты не доберешься до Будапешта… как бы ни пытался… но ослабевать ты будешь медленно.
Последние слова были добавлены поспешно, чтобы я не очень расстраивался.
– Тогда я продолжу полет… может, повезет.
Газ полный, насколько это возможно… минуты напряженного ожидания… я не сдамся… не сдамся… вот и аэродром для истребителей, Будапешт… выпустить закрылки… убрать газ… приземляюсь… все кончено!..
Я прихожу в себя на операционном столе в частной клинике. Медсестры, собравшиеся у кровати, смотрят на меня с состраданием. Позади хирурга, профессора Фика, стоит Гадерманн; он качает головой. После некоторого молчания он говорит, что я только что пришел в себя после наркоза и сейчас узнаю одну очень забавную вещь – но эта вещь явно не кажется медсестрам забавной. Но что можно
