Девушка снова ей улыбнулась:
– Потому я и уезжаю. Мы собирались через месяц пожениться. – Она повернулась и снова стала смотреть на удаляющийся берег, лицо ее было печально и задумчиво. – Я очень люблю Гавайи, но оставаться здесь я не могла, вы понимаете.
– Да, конечно. – Карен не знала, что сказать. Иногда поговоришь, и становится легче. Особенно если делишься горем с женщиной. Лучше всего дать ей выговориться.
– Его сюда перевели год назад. Я приехала позже и устроилась на работу – мне хотелось быть поближе к нему. Мы с ним откладывали почти все деньги. Хотели купить над Каймуки небольшой дом. Думали, сначала купим дом, а потом поженимся. Он рассчитывал прослужить здесь еще один срок или даже больше. Вы, конечно, понимаете, почему я не могла остаться.
– Боже мой, бедная девочка, – беспомощно пробормотала Карен.
– Вы меня извините. – Девушка бодро улыбнулась. – Получается, что я вам плачусь.
– Если вам хочется, вы говорите, – сказала Карен. Это им, молодым людям вроде этой пары, это их не воспетому в песнях, никем не прославленному, скромному героизму и присутствию духа обязана Америка своим величием, благодаря им с самого начала предрешена победа в этой войне. Потрясенная мужеством этой девушки, Карен чувствовала себя рядом с ней никчемной, пустой бездельницей. – Рассказывайте, не стесняйтесь, – повторила она.
Девушка благодарно улыбнулась и снова перевела взгляд на берег. Они уже прошли мыс Дайамонд, и вдали начали проступать размытые очертания мыса Коко.
– Он был летчиком. Летал на бомбардировщике. У них была база в Хикеме. Он разворачивался на площадке, хотел вырулить к укрытию. Его самолет накрыло прямым попаданием. Об этом было в газетах, вы, может быть, читали.
– Нет, – виновато покачала головой Карен. – Не читала.
– Его посмертно наградили «Серебряной звездой». – Девушка по-прежнему смотрела на берег. – Орден переслали его матери. Я потом получила от нее письмо: она хочет, чтобы я взяла его себе.
– Очень благородно с ее стороны, – сказала Карен.
– Они вообще прекрасные люди. – Улыбка ее задрожала. – Он ведь из очень хорошей семьи. Старая виргинская аристократия, Пруиты. Они жили в Виргинии еще до революции. Прадед у него был генерал, в Гражданскую войну сражался вместе с генералом Ли. Поэтому его так и назвали: Роберт Эдвард Ли Пруит.
– Как? – Карен не поверила своим ушам.
– Роберт Эдвард Ли Пруит. – В голосе девушки зазвенели слезы. – Такое нелепое старомодное имя.
– Почему же? Очень хорошее имя.
– Боб… – всхлипнула девушка, не отрывая взгляда от берега. – Ах, Боб, милый…
– Не надо, успокойтесь, – сказала Карен. Только что переполнявшая ее скорбь сменилась безумным желанием рассмеяться во весь голос. Она обняла девушку за плечи: – Будьте умницей.
– Уже все. – Девушка судорожно вздохнула. – Уже прошло, честное слово. – Она прижала к глазам платой.
– Хотите, я вас провожу до каюты? – предложила Карен.
– Нет-нет. Спасибо. Все уже в порядке. Мне перед вами ужасно неловко. И я вам очень благодарна. Пожалуйста, извините меня.
Девушка ушла. Безукоризненные манеры, изысканная, непринужденная элегантность, изысканно простой и дорогой черный туалет, вполне натуральный на вид жемчуг – все как из журнала «Вог».
Так, значит, это и есть Лорен из «Нью-Конгресса», подумала Карен, глядя ей вслед. И еще подумала, что впервые в жизни познакомилась с настоящей проституткой, вернее, с женщиной, про которую точно знает, что это ее профессия.
– Кто эта ваша приятельница? – спросил сбоку молодой подполковник ВВС. Он только что вновь появился на палубе. – Потрясающе красивая женщина.
– Она чудо, правда? – Карен все еще боролась с желанием громко расхохотаться. – Не знаю, как ее зовут, но, думаю, могла бы вас представить.
– Нет, спасибо, не надо, – отказался подполковник, провожая глазами Лорен. – Она такая красивая, что я просто теряюсь. А кто она? Кинозвезда?
– Нет, но, кажется, имеет отношение к театру. Честно говоря, я думаю, из вашего знакомства все равно бы ничего не вышло. У нее седьмого декабря погиб жених. Он был летчик. В Хикеме.
– Вот оно что, – скорбно понизив голос, отозвался подполковник. – Бедняжка.
– Она очень страдает.
– Я ведь седьмого тоже был в Хикеме, – тем же похоронным тоном сказал подполковник. – Как его звали? Может быть, я его знал.
– Пруит. Роберт Эдвард Ли Пруит. Из старой виргинской аристократии, как она говорит.
– Нет. – Молодой подполковник задумался и грустно покачал головой. – По-моему, я такого не знал. В Хикеме ведь было очень много летчиков, – словно извиняясь, пояснил он. – И погибло их тоже много.
– Его наградили «Серебряной звездой», – добавила Карен. Затаившаяся в душе странная горькая досада была так сильна, что устоять перед искушением было невозможно.
– Тогда я должен его знать, – скорбно сказал подполковник. – Хотя – только это между нами – в Хикеме раздали такую прорву «Серебряных звезд», и живым, и посмертно, что, к сожалению, это мне тоже мало о
