свежих, ибо на двух еще сохранилась запекшаяся кровь. Что это такое? Наемники ни словом о них не обмолвились. Баралис не мог оторвать глаз от этого зрелища: прекрасная молочная кожа, чудесные ноги и ягодицы — все это казалось еще великолепнее благодаря безобразным красным рубцам. Они не отнимали у нее красоту, а лишь усиливали ее. Баралис ощутил движение в чреслах.
Мелли, взяв мыло, щетку и полотняную тряпицу, осторожно вошла, в воду. Некоторое время она мокла, сидя в ванне по самый подбородок. Потом намылила щетку, потерла ноги, помыла тряпицей более нежные места, а после принялась за спину и поморщилась, когда ткань коснулась рубцов. Отложила тряпицу и осторожно ощупала свои раны. Сделав это, она, как видно, испугалась и вышла из ванны. Вода стекала по ее стройному телу. Она оглядела комнату — Баралис догадывался, что она ищет зеркало. Хорошо, что он позаботился доставить его.
Мелли бросилась к зеркалу, роняя капли воды на роскошный ковер. Изогнув шею, она обследовала свою спину, сморщилась и упала на пол, заливаясь слезами.
Баралис покинул свой пост, решив, что пока довольно. Слезы девушки не тронули его. Он тщательно оправил гобелен и устроился на мягком стуле, налив себе вина.
Хотелось бы ему знать, получил ли уже Бринж его письмо. С садами Мейбора желательно разделаться поскорее, а Бринж в полной мере наделен тем, что Баралису более всего нравится в людях, — жадностью.
Глава 16
Тавалиск пробовал вина в подвале дворца.
— Налей-ка чашечку вот этого, — велел он сопровождающему его мальчику.
— Ваше преосвященство, мне запрещено открывать бочки. Позвольте пригласить ключника.
— Даже не вздумай! Видеть не могу эту жабу, этого святошу — он и в винах-то ничего не понимает. Ну давай, нацеди стаканчик красного. — Мальчик нехотя налил из крана вина и подал чашу епископу. — Вот видишь, с тобой дело иметь куда приятнее, чем с ключником. Он мне всегда наливает по четверти чаши. — Тавалиск поднес вино к свету лампы, любуясь его богатым оттенком, и раздраженно поморщился, увидев идущего к нему Гамила.
— Извините за вторжение, ваше преосвященство.
— Что у тебя на этот раз, Гамил? — Тавалиск поболтал вино в стеклянной чаше.
— Есть новости, ваше преосвященство. — Гамил покосился на мальчика.
— Не будем отсылать молодого человека, Гамил. Я уверен — ему можно доверять, притом он мне очень полезен. — Тавалиск мило улыбнулся служке.
— Дело деликатное, — настаивал Гамил.
— Не перечь мне! — отрезал архиепископ и велел покрасневшему до ушей мальчику: — Подай мне стаканчик марльсского белого. — Тот бросился к другому бочонку. — Ну, Гамил, выкладывай свои новости.
— Так вот, ваше преосвященство: меня уведомили, что в замке Харвелл в ночь кануна зимы — в ту самую ночь, когда вы почувствовали отзвуки ворожбы, — случился пожар. И странные вещи происходили во время этого пожара.
— Я, кажется, догадываюсь какие. Металлические предметы нагревались? Вокруг ходили волны жара и чувствовалось присутствие неведомых сил?
Мальчик вернулся с чашей другого вина, и Тавалиск отхлебнул глоток.
— Так и было, ваше преосвященство.
Тавалиск подержал вино во рту и выплюнул.
— Ворожба имеет свои законы, кто бы ею ни занимался. Однако, чтобы нагреть металл, нужен сильный выплеск. Баралис, как видно, действовал с отчаяния, не по расчету. Он обучался в Лейссе и должен знать, сколь опасно расходовать так свою силу. — Тавалиск отпил еще глоток. — Это марльсское белое просто превосходно — вот попробуй. — Гамил протянул было руку, но архиепископ подал чашу мальчику. — Любопытно будет узнать твое мнение. — Тавалиск отвернулся, чтобы не видеть злобы, на миг исказившей черты Гамила.
— Удивляюсь обширности ваших знаний, ваше преосвященство.
— Да, я кое-что смыслю в ворожбе, Гамил, и, как ты знаешь, сам балуюсь время от времени, но это слишком тяжкий труд, чтобы заниматься им всерьез. Делая даже самое простое, например, завораживая бессловесную тварь, ты лишаешься сил на целый день. Ворожба требует не только душевного, но и телесного напряжения и выжимает все соки как из ума, так и из мышц. — Тавалиск послал мальчика принести вина из другого бочонка. — Люди заблуждаются, думая, что магия идет из земли и со звезд, — она идет изнутри, и когда она изливается, то это дает о себе знать: не может же человек, потеряв кварту крови, вести себя как ни в чем не бывало. Так же и с ворожбой. — Тавалиск принял от мальчика новую чашу. — Она слишком изнурительна, чтобы прибегать к ней каждый день. Я делаю это лишь в случае крайней нужды, предпочитая беречь свои силы для блага Рорна. Ворожба — плохая замена хитрости. — Тавалиск скривился, найдя вино терпким и кислым. — На вот, Гамил, попробуй. Есть что-нибудь о нашем друге рыцаре?
— Он вернулся в Рорн, ваше преосвященство. И сразу, сойдя с корабля, направился в квартал шлюх. — Гамил осторожно пригубил вино.
— Вероятно, к своей собственной шлюшке. Ну же, Гамил, пей до дна. Вино чудесное. — И Тавалиск проследил, чтобы секретарь осушил полную чашу этой кислятины.
— Он не найдет ее там, ваше преосвященство.
— И нигде не найдет, если учесть, в каком месте она находится. — Тавалиск забрал у Гамила чашу. — Я не хочу, разумеется, чтобы ей причинили какой-то вред.
— Да, ваше преосвященство.
— Я держу ее лишь потому, что когда-нибудь она может пригодиться в нашей партии с рыцарем. Он, как я понимаю, сильно к ней привязался?
— Похоже, что так, ваше преосвященство.
— Впрочем, судьба этой девки должна теперь волновать его меньше всего.
— Что ваше преосвященство имеет в виду?
— А то, Гамил, что пришла пора взяться всерьез за его собратьев. Я подумываю о том, чтобы изгнать их из города. Рыцари Вальдиса слишком долго мне докучали, и у меня руки чешутся положить этому конец. Мне не по нутру, что они торчат в наших гаванях и мешают нашей торговле. С тех пор как Тирен пришел к власти, она удвоили свое рвение. Не далее как на прошлой неделе они арестовали целый груз специй, стоящий сотню золотых, — заявили, что это пиратский товар! Так не может более продолжаться. Они скрывают за благородными побуждениями свое стремление к наживе. Они сбивают цены лишь для того, чтобы закрепиться на рынке. У них почти что монополия в соляной торговле, и нет нужды говорить, как опасно это для нашего рыбного промысла, — рыбакам необходима соль, чтобы сохранить улов. Я не прочь, если кто-то хочет заработать пару золотых, — только пусть не лицемерит при этом. — Последняя фраза пришлась архиепископу по вкусу, и он приказал Гамилу записать ее для народа. — Теперь можешь идти, — сказал Тавалиск, когда Гамил исполнил это, и велел слуге: — Нацеди моему секретарю штоф того последнего вина, мальчик. Мне кажется, оно очень ему понравилось.
— Зачем же так беспокоиться, ваше преосвященство?
— Пустяки, Гамил, мне это только приятно. Считай, что это награда за твою службу. — Мальчик вручил Гамилу большой жбан кислого вина. — И выпей его поскорее: оно может утратить свой букет, если хранить его слишком долго. — Гамил удалился, прижимая к себе громоздкий сосуд. — А теперь, мальчик, перейдем к следующему бочонку.
Через некоторое время послышались легкие шаги, и перед Тавалиском предстал высокий тощий человек.
— А, мастер ключник, всегда рад вас видеть. Я только что говорил мальчику, как ценю ваше мнение о разных винах.
Таул пробирался по уличной грязи. Вонь нечистот и гниющих отбросов стояла в горле. Жители Рорна в очистке улиц полагались на дождь, но небеса уже много недель не облегчались, и отбросы громоздились повсюду, услаждая зрение и обоняние прохожих.
Ранним утром Таул сошел с «Чудаков-рыбаков». Ему жаль было прощаться с моряками, ставшими его друзьями. Карвер заявил, что Таул оказался лучшим коком, чем тот, кого оставили на берегу. Капитан Квейн
