своими силами? Скажите лишь слово — и я сам перережу его мерзкую глотку.
— Нет уж, — поспешно сказал Мейбор, памятуя о судьбе наемного убийцы. — Я приказываю тебе держаться от него подальше.
Тон отца не допускал возражений, и сын отвел глаза.
— Что же вы предпримете, отец?
— Отвечу, что заинтересован в союзе. Но излишней прыти проявлять не стану и настою на том, чтобы автор назвал себя.
Кедрак кивнул в знак одобрения.
— Но как вы узнаете, куда послать ответ?
— Голубятник его отправит. Я сегодня же напишу письмо.
— Должно быть, тот человек спешит, если прислал письмо с голубем.
— С орлом, — поправил Мейбор, и оба помолчали. Как известно, только с помощью чар можно заставить орла служить письмоносцем. Мейбор счел за благо переменить разговор: — Слышно что-нибудь о твоей злосчастной сестре?
— За этим я к вам и пришел. Поиски не принесли успеха. Уже двадцать четыре дня, как она ушла, и след уже остыл. Королевская гвардия прочесала весь лес и близлежащие селения — но она как в воду канула.
— Не могла же Меллиандра раствориться в воздухе. Где-то она должна быть.
— Ходят, правда, слухи...
— Какие слухи?
— Что девушку, похожую по описанию на нее, подвергли бичеванию в Дувитте.
— Дувитт! Но этот подлый городишко в пяти днях быстрой езды от нас. Не могла же она так скоро дойти туда!
— Вы забываете, что она купила в Харвелле лошадь, как только ушла из замка.
— И все же, Кедрак, никто не посмел бы сечь дочь лорда. Это просто досужие вымыслы. — Мейбор подумал немного. — Однако разберись с этим делом. Не поручай гвардейцам — пошли в Дувитт своего доверенного человека, и пусть выяснит, есть ли правда в этих сплетнях. Время не терпит — ее нужно найти.
— Хорошо, отец, я тотчас же займусь этим.
Когда за сыном закрылась дверь, Мейбор перечитал письмо еще раз. Тень улыбки мелькнула у него на губах: события принимали интересный оборот. Он уселся за письменный стол и принялся за нелегкое дело написания ответа.
Баралис шел от королевы. Он только что вручил ей лекарство для короля — порядком разбавленное — и был весьма доволен развитием событий. Королева неохотно призналась, что розыски Меллиандры пока не принесли плодов, след ее потерян. Этого и следовало ожидать. Королевская гвардия способна лишь на то, чтобы красоваться в своих мундирах!
Прошло уже много дней с тех пор, как они с королевой заключили пари; требуется только подержать у себя девушку еще пару недель — и он выиграет спор. И какая награда его ждет! Наконец-то его планы начинают осуществляться. Он вынудит королеву женить Кайлока на Катерине Бренской, единственном дитяти герцога Брена. Это будет самый значительный брак в истории Обитаемых Земель. Кайлок станет правителем двух крупнейших держав севера. Объединив военную мощь Брена и Четырех Королевств, он сможет покорить другие северные государства. Силы Халькуса уже подорваны — он, Баралис, позаботился об этом. Аннис, Высокий Град, Несс на дальнем востоке — все они падут. Кайлок будет править империей, не знавшей себе подобных. А он, Баралис, крестьянский сын, станет создателем этой империи.
Кайлок — его творение. Он вылепил его с изяществом, достойным придворного. Немного соблазна, немного слов о грядущем величии, немного чар — и мальчик стал его единомышленником. Кайлок, как и Баралис, жаждет познать силы, которые нельзя ни увидеть, ни потрогать. Все предопределено заранее: мальчик одинок от рождения, он не способен завести себе друзей и обречен на мучительное погружение в себя. Сейчас он на грани безумия. Его будет легко направить в нужную сторону — ведь он рожден для этого!
Баралис вышел во двор и, убедившись, что за ним никто не следит, нырнул в тайный ход, ведущий к убежищу. Думать о будущем — одно дело, воплощать его в жизнь — другое. Он никому не позволит, сколь мелким и незначительным ни был бы этот кто-то, стать на своем пути. Пришло время допросить мальчишку.
Джек сидел на скамье, подтянув колени к груди, чтобы согреться. Свой плащ он изорвал на бинты для Мелли. В последние дни у него было много времени для раздумий — никто не нарушал его одиночества, кроме часового, изредка приходившего его поддразнить.
Сколько всего случилось с того рокового утра сгоревших хлебов! Что проку оправдываться: он, и только он, повинен в том, что произошло в то утро. Разные люди отнеслись бы к нему по-разному. Одни, следуя обычаю, назвали бы его демоном. Фальк же считает его человеком, способным выбирать между добром и злом.
Слишком много раз он ощущал в себе неведомую силу, чтобы отрицать ее. Это отделяет его от других — но значит ли это, что он призван? Или жребий коснулся его случайно, как летящий по ветру осенний лист? Что-то в нем всегда знало, что он не такой, как все. Долгое время Джек приписывал это полному незнанию своего происхождения. Мать унесла свою тайну в могилу, отец неизвестен — что ему еще оставалось, если не воображать себя каким-то особенным? В мечтах Джек делал отца то шпионом, то рыцарем, то королем. А мать была цыганской принцессой, убежавшей от своих сородичей. Подобные вымыслы очень утешали его в детстве.
А на самом деле кто-то из родителей передал ему свой дар. Связано ли это с какими-то обязательствами? Как ему быть — использовать этот дар или укрывать его?
Джек пять лет проработал писцом у Баралиса и знал кое-что о вещах, на которые тот способен. Неужели и ему суждено стать таким, как Баралис? Человеком, который скрывает больше, чем показывает, кого боятся малые дети и за чьей спиной люди делают знаки, охраняющие от сглаза?
Дверь заскрипела, и на пороге возник он, Баралис. Джек не удивился ему — даже почувствовал облегчение от того, что тот пришел. Ожидание хуже всего. Джек хотел встать, но Баралис остановил его.
— Сиди, Джек, — спокойно и властно произнес он. — Тебе известно, зачем я пришел?
— Чтобы допросить меня. — Джек встал вопреки приказу, не глядя на Баралиса. Это вызвало легкое раздражение лорда, однако он промолчал.
— Я пришел, чтобы выяснить правду. — Баралис ступил вперед, и тень его упала на Джека. — Кто ты, Джек? Кому ты подчиняешься? — Баралис говорил тихо, почти шепотом. — И что случилось в то утро на кухне?
Джек пожал плечами. Он боялся, но ни за что на свете не показал бы этого Баралису.
— Ты отказываешься отвечать мне, мальчик?
— Я не могу сказать вам того, чего сам не знаю.
— Не играй со мной, иначе пожалеешь. Хлебы, Джек, — продолжал Баралис угорожающе тихо. — Мы оба знаем, что эти хлебы... преобразились. Скажи мне, что случилось? Ты пробовал ворожить и утратил власть над своей силой?
— Не знаю, — стараясь говорить твердо, ответил Джек. — Если я что-то и сделал, то помимо своей воли. — Он сказал правду, но знал, что она его не спасет, и страх еще сильнее овладел им.
Баралис помолчал в раздумье — его серые глаза были точно булат.
— А раньше с тобой случалось такое?
— Нет.
— Полно, полно. — Голос Баралиса был точно шелковые ножны, скрывающие кинжал. — Никаких штучек, чтобы позабавить девушек? Никаких шалостей, чтобы досадить Фраллиту? Ну, признавайся!
— Ничего такого я не делал. Да и с хлебами все вышло случайно.
Джек ощутил знакомый напор — но не совсем такой, как прежде, — и миг спустя понял, что он исходит от Баралиса, не от него самого. Страх овладел Джеком полностью — лишь воля к жизни еще противилась. Баралис теперь говорил громче — Джек никогда еще не видел его таким рассерженным.
