Соболь посмотрел и торопливо стал вытираться носовым платком.
— Нечестно поступаешь, Михаил. Ну что у тебя с ней, любовь?
— А может.
— Зачем тогда прячешься?
— Людей стесняюсь. Слушай, Сергей, ну тебя к дьяволу. Я ведь не спрашиваю, что у вас с Олечкой: любовь или там...
— Ты брось выкручиваться,: — посуровел Мельников. — Я тебе как товарищу говорю: не ломай семью. Понял?
Соболь усмехнулся:
— Пойдем лучше сыграем в бильярд, друже.
Не отвечая, Мельников повернулся и размашисто зашагал к библиотеке.
Ольга Борисовна как взглянула на него, сразу всплеснула руками:
— Что с вами, Сергей Иванович? Вы больны?
— Да, немного нездоровится.
— А зачем ходите? Лежать надо.
— Лежать? — удивился Мельников И ему стало вдруг неловко за свою выдумку. Он даже хотел немедленно признаться, что дело совсем не в болезни. Но Ольга Борисовна уже поняла его и, загадочно улыбнувшись, перевела разговор на другое:
— О, я сейчас покажу вам одну повесть из армейской жизни.
— Интересная?
— Не знаю даже, что сказать. Мне думается...
Но разговор их прервал вбежавший в библиотеку Сокольский. Он сообщил, что Мельникова разыскивает дежурный штаба полка.
— Рад вас видеть, Сергей Иванович, — сказал незнакомый молодой человек в офицерской форма, — когда Мельников вошел в комнату дежурного. Человек был весел и держал себя так, будто он встретил самого близкого друга, с которым очень давно не видался.
— Вы даже не представляете, кто я такой, — загадочно улыбался незнакомец. — Я — сын начальника академии, где вы изволили когда-то учиться. — И, не выпуская руки, прибавил доверительно: — Очень много слышал о вас, даже имел возможность заглянуть в тайники вашего творчества. И если уже быть до конца откровенным, то и заехал сюда почти из-за вас.
Он как-то по-особенному прищурился и поджал губы, что стало ясно: разговор предстоит важный.
«Вероятно, по поручению генерала» — подумал Мельников и сразу же пригласил гостя к себе домой. По дороге приехавший никаких деловых разговоров не вел. Он лишь восхищался морозной тишиной, звездами и удивительным блеском здешнего снега. Только у самого дома, когда Мельников признался, что до сих пор не решил окончательно, как быть с предложением журнала по поводу военных отрывков, гость остановил его и, взяв за обе руки, покровительственно сказал:
— Правда, я представляю другой журнал, солдатский. Сфера, как говорят, иная. Но вам настоятельно советую возможность не упускать.
Последнее слово он произнес с таким таинственным видом, как будто говорил это самому близкому человеку и строго по секрету.
Дома, когда разделись и прошли в большую комнату, гость попросил называть его теперь просто Глебом и достал из кожаного портфеля бутылку шампанского. Не раздумывая, он ловко стрельнул пробкой в потолок и, наполняя поставленные хозяином стаканы, воскликнул:
— Да здравствует творческая дружба! Пусть бог вина скрепит ее и даст ей в руки посох!
Подвижность Глеба, его общительность и бойкость в общем-то нравились Мельникову. Не мог он только понять, зачем приехал к нему этот человек. Неужели убедить, чтобы дать все-таки в журнал главы о фронтовом опыте? При чем тогда творческая дружба и божий посох?
Глеб, вероятно, уловил мысли Мельникова. Он тут же вынул из портфеля небольшую книжицу и положил ее на стол, слегка прихлопнув ладонью.
— Прошу взглянуть для знакомства.
Это были его очерки о жизни и учебе танкистов.
— Такую хотели бы издать? — бесцеремонно спросил он, улыбнувшись. Мельников неторопливо полистал книжицу, пробежал взглядом по некоторым страницам и недоуменно пожал плечами:
— У меня же совсем иной профиль.
— Неважно, — сказал Глеб и снова наполнил стаканы шампанским. — Профиль можно изменить. Один философ когда-то писал: «Я мыслей лодку поверну, лишь дайте парус».
— Мудро писал, — сказал Мельников, начиная понимать намерения гостя... — Как же так, взять и повернуть?
— А очень просто. Выбрать из рукописи картинки боевой учебы, придать им живую литературную форму и назвать: «В дальних гарнизонах».
— Нет, не смогу, — замотал головой Мельников.
— Знаю, что не сможете, — согласился Глеб. — Вы привыкли к своему плану, да и язык у вас не такой. А я, например, перевернул бы все за месяц.
— Значит, мою идею побоку? — спросил Мельников. — Ну, а начальник академии... Он тоже такого мнения?
— Нет, нет, — сказал Глеб, загородившись обеими руками. — Отец тут ни при чем. Это план мой лично. Я знаю, что ваш труд в том виде, как он есть, никто не издаст. А в нем немало хорошего. И у меня как раз вышла командировка в ваши края. Вот я и решил предложить услугу. Подпишем, конечно, вдвоем.
«Ничего себе, добрая услуга», — подумал Мельников. Он хотел встать и выпалить со всей резкостью: «Да я скорей уничтожу рукопись, нежели пойду на такую сделку». Но добрые чувства к начальнику академии остановили его. Тяжело вздохнув, он сказал сдержанно:
— Я верю в то, что делаю.
Глеб развел руками: какой, дескать, толк в том, что вы верите. И предложил допить шампанское. Шампанское допили, выкурили по паре папирос, но разговора о рукописи больше не получилось. Перед тем, как уйти в гостиницу, Глеб написал на своей книжке:
«Сергею Мельникову, собрату по перу, другу. Прочти и вспомни».
И уже закрывая дверь, пообещал:
— Завтра встретимся.
Мельников промолчал, с грустью подумав: «Неужели он ничего не понял?»
Утром, не успело посветлеть в окнах, как в гостинице послышался басок Жогина:
— Ну, как тут чувствуют себя москвичи? На степной комфорт,не жалуются?
— Все в порядке, товарищ полковник, — бодро ответил Глеб, застегивая перед зеркалом китель. — Спал, как великий святой после трудов праведных. На одном боку, не поворачиваясь.
— Правильно. А мне вот не спится. Думаю все, когда же наконец буду читать творение нашего Мельникова?
— Боюсь, не дождетесь, — сказал Глеб, понизив голос.
— Это почему же? — насторожился Жогин. — Специально приехали — и вдруг...
— Да видите, какое дело? Не то он пишет, что нужно. В большие дебри забирается.
Разговаривая, Глеб слегка покачивался, размахивал руками. В другое время полковник не посмотрел бы, что перед ним гость из Москвы, подтянул бы немедленно. Сейчас же ему хотелось узнать все подробности о
