— Что случилось, признавайтесь?
— Ни... ничего, — сбивчиво заговорила Наташа. — Это совсем не срочно. Это мое личное. Если можно, я в другой раз...
— Нет, нет, извольте сейчас.
Наташа стала объяснять. Получалось тяжело и нескладно. Профессор вздохнул, наклонил голову. Потом вдруг оживился, спросил резко:
— Отпуск изволите просить?
У Наташи заныло в груди: «Я так и знала, я чувствовала».
Федотов медленно прошел по кабинету, поглаживая редкие седые волосы.
— Ну и задачку вы мне задали. Что же с вами делать?
— Простите, Юрий Максимович, если трудно...
— А вы как думаете?... Профессор Федотов маг, да? Ничего подобного. Ну ладно, извольте, на семь дней отпустим.
— Спасибо, Юрий Максимович. Вы, пожалуйста, на меня...
— Все, все, — строго сказал Федотов, подняв руку с желтыми пальцами. — Никаких извинений. И вообще извольте не нервничать. Пора привыкнуть решать вопросы хладнокровно. Вы врач и при том уже с опытом.
После восьми вечера Наташа отправилась в гостиницу к Соболю, предусмотрительно пригласив с собой Дину. Дина очень обрадовалась, узнав, что знакомство предстоят с холостяком, который должен скоро переехать в Москву. Всю дорогу расспрашивала, какой он собой и почему до сих пор не женился. В пылу откровенности призналась:
— Пойми, Ната, всю жизнь неравнодушна к офицерам. Потому и в военный журнал работать перешла. Но счастья все равно нет.
Наташа смотрела на курносое, покрасневшее от волнения лицо спутницы и думала: «Вот и познакомишься. В жизни всякое бывает».
Соболь встретил женщин весело. Узнав, что вопрос с отпуском решен положительно, схватил Наташу за руку и стал поздравлять с успехом. Наташа сконфузилась:
— Вы так говорите, Михаил, будто я установила спортивный рекорд или сделала какое-то научное открытие.
— Прошу прощения — сказал Соболь. — Вношу поправку. Рад за удачу. Опять не то? Ладно, просто пусть дорога будет счастливой!
Он торжественно вытянулся и победно поднял руку. Казалось, что событие, о котором шла речь, больше радовало Соболя, чем Наташу.
Из гостиницы пошли в ресторан, где играл джаз и между столиков кружились пары. Наташа запротестовала:
— Скажите, пожалуйста, чего мы здесь не видели? Сплошная грусть.
— Ну, знаете ли!... — воскликнул Соболь, сморщив лоб. — В ресторане и вдруг... Нет, я вас не узнаю, Наталья Мироновна. Вы невероятно оторвались от жизни.
— А я и раньше не ходила по ресторанам.
Молчавшая до сих пор Дина шепнула ей в самое ухо:
— Послушай, Ната, ради меня ты можешь?
У Дины были такие умоляющие глаза, что Наташа не могла не согласиться.
Едва успели сесть за круглый стол, Соболь крикнул официантке:
— Бутылку российского и яблок!
После очередного тоста он протянул руку Наташе, приглашая ее на вальс. Она закачала головой:
— Нет, нет, Михаил, перед такой мастерицей танца, как Дина, мои таланты ничего не стоят.
Соболь медленно вышел из-за стола, нехотя кивнул партнерше. А когда вернулся, написал Наташе записку:
«Не ставьте меня больше в неудобное положение. Танцевать хочу только с вами».
Она ответила строго:
— Нет.
Дина поняла Соболя, стала нервничать. На фокстрот ее пригласил какой-то длинный пожилой грузин. После танца она погрустнела и перестала разговаривать. Наташа чувствовала себя виноватой. «Как нехорошо получилось. Думала сделать человеку удовольствие, а тут...»
Домой возвращались втроем. Было тепло, моросил дождь. У самой двери Наташа попыталась оставить Соболя с Диной. Снова ничего не вышло. Когда он ушел, Дина заплакала:
— Неужели я такая незаметная, Ната?
— Не говори глупости, — сказала Наташа.
— Почему же тогда?..
— Почему да как! Российское на тебя действует.
— Нет, российское тут ни при чем. Я просто вспомнила Володю. Ведь он любил меня, ты понимаешь, любил...
Наташа догадалась, что Дина подумала о своем «красавчике», хотела спросить: «Почему же ты уехала от него?», но удержалась, не стала бередить старые раны.
Скорый поезд «Москва — Ташкент» шел точно по расписанию. На стыках рельсов гулко стучали колеса. За плотно закрытыми окнами свистел ветер. Плыли белые степи с балками, перелесками. Все реже попадались весенние проталины. Заметно холодало.
В купе мягкого вагона, кроме Наташи и Соболя, сидела пожилая высокая женщина. Она была глуховата и на редкость необщительна, все время вязала и тоненьким сиплым голосом напевала один и тот же заунывный мотив.
Соболь нервничал:
— Вот послал бог соседушку. Умрешь от скуки.
Почти на каждой остановке он убегал из вагона в вокзальные буфеты, возвращаясь всякий раз с новым сортом конфет.. Клал конфеты перед Наташей и, улыбаясь, приговаривал:
— Угощайтесь. Эти поднимают настроение.
Наташа махала рукой:
— У вас все для настроения. Лучше берегли бы деньги.
А женщина продолжала вязать, не обращая внимания на шумливого соседа. Заунывный голосок ее то затихал, то снова заполнял купе.
В Куйбышеве женщина сошла. Соболь на радостях вынес ей два тяжелых чемодана и огромный узел. Насыпал в карманы пальто конфет. Наташа, глядя на него, рассмеялась:
— Какая обходительность.
— Будешь обходительным, — сказал Соболь, облегченно вздыхая. — С такой побыть еще сутки, попадешь в психиатричку.
Ужинать пошли в вагон-ресторан. Соболь пил коньяк, деловито рассуждал:
— Чудесная вещь. Солнечная энергия, заключенная в виноградной капле. Исцеляет от всех недугов.
Наташа улыбнулась:
— Изумительное открытие. А медики и не знают.
— Знают. — Соболь хитро прищурился. — Только не признают. Ученость мешает.
