— Ну-ну-ну, — вмешался Старый Никколо, кладя свои руки на плечи сыну и внуку. — Теперь уже совершенно ясно, что Бенвенуто сейчас где-нибудь на другом конце города. Разгуливает по крыше и орет дурным голосом.
Антонио отпустил Тонино и прикрыл обеими руками лицо. Он выглядел смертельно усталым.
— Извини, Тонино, — сказал он. — Прости меня. Дай нам знать, как только Бенвенуто вернется. Вот так.
И вместе со Старым Никколо поспешил в Скрипториум. При свете фонаря, под которым они проходили, было видно, какие у них застывшие, озабоченные лица.
— Нет, не нравится мне война, — сказал Паоло. — Пойдем в столовую, сразимся в настольный теннис.
— Я почитаю мою книгу, — твердо заявил Тонино.
И подумал, что если еще что-нибудь случится и опять ему помешают, он станет второй тетей Джиной.
Глава шестая
Тонино читал половину ночи. Взрослые все, не щадя сил, трудились в Скрипториуме, и отослать его спать было некому. Попробовала Коринна, когда покончила с домашними уроками, но Тонино так погрузился в чтение, что ее даже не расслышал. И Коринна деликатно удалилась, считая, что, раз книга получена им от дяди Умберто, она, наверно, ученая.
Ученой она ни в какой мере не была. В ней рассказывалась интереснейшая история — самая захватывающая из всех, какие Тонино когда-либо читал. Начиналось все с того, как мальчик по имени Джордже шел из школы домой, минуя таинственный проулок вблизи доков. И вот, когда Джорджо проходил мимо облупленного синего дома, стоявшего в конце проулка, из одного окна на фасаде выпорхнул клочок бумаги. В нем содержалось таинственное послание, которое сразу вовлекло Джорджо в ряд необычайных столкновений с врагами его родины. Одно увлекательнее другого.
Далеко за полночь, когда Джорджо как раз вступил в единоборство с врагом, Тонино услышал, что отец с матерью укладываются спать. Пришлось и ему, покинув раненого Джорджо, нырнуть в постель. Всю ночь Тонино снились записки, выпархивающие из окон облупленных синих домов, Джорджо — который то превращался в самого Тонино, то в Паоло — и подлые враги, почти все рыжебородые и черноволосые, как Гвидо Петрокки. И это так взвинтило Тонино, что, проснувшись с восходом солнца, он не смог снова заснуть и принялся читать.
Когда в Казе Монтана зашевелились остальные ее обитатели, Тонино дочитал книгу. Джорджо спас свою страну. Тонино дрожал от волнения и изнеможения. Как жаль, что книга не была раза в два длиннее! Если бы не нужно было вставать, он вернулся бы к началу и от корки до корки прочитал ее вновь.
А самое прекрасное тут, думал Тонино, заглатывая завтрак и не замечая, что он ест, что Джорджо спас свою страну, спас один, без каких бы то ни было заклинаний. Если ему, Тонино, спасать Капрону, то только так, таким же путем!
За столом все сидели недовольные, а Лючия — надутая. В кухне еще сказывались последствия ее заклинания. Все чашки и тарелки были покрыты тонкой пленкой оранжевого жира от соуса к спагетти, а масло отдавало мылом.
— Что она — силы небесные — употребила? — простонал дядя Лоренцо. — Мой кофе отдает помидором.
— Что? Собственные слова к «Капронскому Ангелу», — сказала тетя Мария и содрогнулась от отвращения, взяв в руки жирную чашку.
— Дура ты, Лючия! — заявил Ринальдо. — Ведь это сильнейшая на свете музыка.
— Ладно, ладно. Хватит меня шпынять. Мне и так тошно, — огрызнулась Лючия.
— Нам, к сожалению, тоже, — вздохнул дядя Лоренцо.
Если бы он мог быть таким, как Джорджо, думал Тонино, вставая из-за стола. Вот что, вероятно, ему нужно сделать — разыскать слова для «Ангела». В школу он шел, ничего не видя на своем пути и все время думая, как бы ему совершить то, что остальные Монтана не сумели. Но он был достаточно реалистом, чтобы понимать: при том, что заклинаниями он почти не владеет, обычным путем ему не сочинить эти слова. И он тяжело вздыхал.
— Гляди веселей, — сказал ему Паоло, когда они входили в школу.
— Да я что, я ничего, — ответил Тонино. С чего это Паоло решил, что он чувствует себя несчастным? Вовсе он несчастным себя не чувствовал. Напротив, предавался приятным мечтам. Может, благодаря счастливому случаю у него это все-таки получится, думал он.
Он сидел за партой, сочиняя и сочиняя на мотив «Ангела» стихотворные строки, — полнейшую галиматью! — надеясь, что какие-то окажутся теми, что надо. Но, так или иначе, ни одна не годилась. И тут на уроке истории, кажется, — он не слышал из него ни слова! — его, словно ярким светом, озарило: он понял, что надо делать. Он должен
— Тонино, — в четвертый раз повторил учитель, — куда отправился Марко Поло?
Тонино не слышал вопроса, но до него дошло, что его о чем-то спрашивают.
— К Капронскому Ангелу, — сказал он.
В тот день никто в школе не слышал от Тонино путного слова. Он был ошеломлен своим открытием. Ему и в голову не приходило, что дядя Умберто обследовал каждый клочок исписанной бумаги, хранившийся в университетской библиотеке, и слов к «Ангелу» не нашел.
После школы он удрал от Паоло и двоюродных. Как только они благополучно отбыли в Казу Монтана, Тонино отправился в противоположном направлении — в сторону доков и причалов у Нового моста.
— Что это с Бенвенуто? — час спустя спрашивала Роза у Паоло. — Посмотри на него.
Паоло стоял рядом с ней на галерее, перегнувшись через перила. Бенвенуто, который сверху казался на удивление маленьким и жалким, метался туда-сюда у запертых ворот и неистово мяукал. Без конца, словно так извелся, что сам не знает, что делает, он садился, выбрасывал заднюю лапу и неистово ее лизал. Потом вскакивал и вновь принимался бегать туда-сюда. В таком состоянии Паоло его никогда не видел.
— Что случилось, Бенвенуто? — окликнул он кота.
Бенвенуто резко повернулся, припав к земле, и пристально на него посмотрел. Его глаза горели, как два желтых сигнальных огня. Он испустил залп «мяу», таких призывных и требовательных, что у Паоло засосало под ложечкой.
— Что такое, Бенвенуто? — крикнула Роза.
Бенвенуто гневно махнул хвостом. Затем сделал большой прыжок и исчез из виду. Роза и Паоло почти повисли над балюстрадой и, вытянув шеи, старались увидеть, куда он скрылся. Теперь он стоял на водяной кадке и бешено хлестал хвостом. Почуяв, что на него смотрят, он снова устремил на Паоло и Розу горящий взгляд и испустил воистину ужасающий вой:
— Уо-уо-уо, уо-уо-уо!
Паоло с Розой, не мешкая ни секунды, бросились к лестнице и вниз во двор. Но вопли Бенвенуто уже привлекли внимание кошачьего племени Казы. Кошки сбегались отовсюду: мчались через двор и падали с крыш, когда Паоло и Роза были еще на половине пути. К водяной кадке им пришлось осторожно прокладывать себе дорогу среди моря гладких, покрытых мехом тел и с тревогой смотрящих на них желто- зеленых глаз.
Таким тощим и взъерошенным Паоло еще ни разу Бенвенуто не видел. На его левом ухе зияла новая проплешина, шерсть стояла дыбом. И выглядел он по-настоящему несчастным.
— Мьяу-яу-яу! — не переставая неслось из его розовой пасти.
— Что-то стряслось, — встревожился Паоло. — Он пытается нам что-то сказать. — И с чувством вины подумал, что так и не научился понимать Бенвенуто, Впрочем, при том, что Тонино так легко с этим
