что солнце было ужасно жаркое, а визг, доносившийся из бассейна, — ужасно громкий. Кэрол всерьез задумалась, а не уволить ли Мелвилла и не сделать ли злодея в следующем сне из Крестоманси, и тут вспомнила, что следующего сна запросто может и не быть, если Крестоманси не придет ей на помощь.
— Я вас не понимаю, — заявила она.
— Что ж, тогда перейдем к разговору о самих снах, — рассудил Крестоманси. Он указал с террасы вниз, на голубую-голубую воду в бассейне. — Вот моя воспитанница Дженет. Это та светловолосая девочка, которую все остальные как раз сталкивают с трамплина. Она любит ваши сны. Она приобрела все девяносто девять, хотя, боюсь, Джулия и мальчики относятся к этому весьма презрительно. Они говорят, что ваши сны — сплошная слезливая муть и вечно одно и то же.
Разумеется, Кэрол была глубоко обижена тем, что ее сны называют слезливой мутью, но она сочла за лучшее этого не высказывать. Она снисходительно улыбнулась фонтану брызг, в котором скрылась Дженет.
— Дженет надеется, что, когда мы завершим нашу беседу, у нее будет возможность познакомиться с вами, — сообщил Крестоманси. Кэрол улыбнулась еще шире. Она обожала знакомиться с поклонниками. — Когда я узнал, что вы приедете, — добавил Крестоманси, — я попросил у Дженет вашу дорожную подушечку самой последней модели.
Улыбка Кэрол стала несколько уже. Людям вроде Крестоманси ее сны вряд ли понравятся.
— Мне понравилось, — признался Крестоманси. Улыбка Кэрол стала шире. Отлично! — Но, знаете ли, Джулия и мальчики правы, — продолжал Крестоманси. — Ваши хеппи-энды действительно весьма слезливы и пошловаты, и всегда происходит одно и то же. — При этих словах улыбка Кэрол снова стала заметно уже. — Однако в целом сны невероятно динамичны, — заметил Крестоманси. — Много действия и очень много народу.
Эти толпы мне нравятся — в рекламе вашей продукции это называется «тысячеликая труппа», — однако, честно говоря, декорации у вас, на мой взгляд, не слишком убедительны. Арабский антураж в девяносто седьмом сне просто ужасен, даже если сделать скидку на юные лета автора. С другой стороны, ярмарочная площадь в последнем сне несет на себе отпечаток подлинного дарования.
К этому времени улыбка Кэрол становилась то узкой, то широкой с такой частотой, что куда там дублинским улочкам. И поэтому ее едва не застало врасплох, когда Крестоманси вдруг сказал:
— И хотя вы сами в своих снах никогда не появляетесь, многие ваши персонажи кочуют из сна в сон — в разных обличьях, разумеется. Я насчитал примерно пять-шесть актеров на главных ролях.
Это было слишком близко к тому, о чем Кэрол не говорила даже мамочке. И едва ли такое приходило в голову газетчикам.
— Но таковы законы снов, — покачала головой Кэрол. — Я же всего лишь око…
— Да-да, это вы говорили «Гардиан», — подтвердил Крестоманси. — Если там именно это имели в виду под мудреным словом «Окка». Теперь я понимаю, что это, должно быть, была опечатка. — Вид у него стал совсем отрешенный — к большому облегчению Кэрол, потому что Крестоманси, по всей видимости, не замечал, как она расстроена. — А теперь, — продолжал он, — я полагаю, что вам пора поспать, а я посмотрю, почему ваш сотый сон настолько не заладился, что вы решили его не видеть.
— Да нет же, все было как надо! — запротестовала Кэрол. — Просто сон не приснился…
— Это вы так говорите, — отмахнулся Крестоманси. — Закройте глаза. Вы можете вздремнуть, если вам хочется.
— Но как же… Как же так — спать прямо посреди визита? — поразилась Кэрол. — И… и еще дети в бассейне ужасно шумят!
Крестоманси небрежно коснулся пальцами плиток, Кэрол увидела, как он поднимает руку, словно бы тянет что-то снизу вверх. На террасе стало тихо. Кэрол видела, как внизу плещутся дети, рты у них открываются и закрываются, но до ее ушей не долетало ни звука.
— Ну что, кончились у вас предлоги? — поинтересовался Крестоманси.
— Никакие это не предлоги! А как вы собираетесь определить, снится мне сон или нет, без грезографа с катушкой и мага-сонника, который прочел бы запись? — ехидно спросила Кэрол.
— Ах, осмелюсь предположить, что прекрасно обойдусь и без них, — заметил Крестоманси. Он сказал это мягко, даже сонно, но Кэрол вдруг вспомнила, что он — самый главный чародей на свете и вообще персона куда важнее ее самой.
Она поняла, что Крестоманси думает, будто у него хватит могущества справиться со всем самостоятельно. Ну и пусть его. Уж она над ним посмеется. Кэрол пристроила голубой зонтик так, чтобы он чуточку прикрывал ее от солнца, и откинулась в шезлонге, прекрасно зная, что ничегошеньки не выйдет…
…и оказалась на рыночной площади, как раз там, где кончился ее девяносто девятый сон. Перед ней была большая грязная лужайка, покрытая всякими бумажками и прочим мусором. Вдали, за хлопающими на ветру матерчатыми тентами, виднелось чертово колесо, полуразобранные прилавки и какая-то высокая штуковина — наверное, остатки качелей. Чувство было такое, будто место это давно заброшено.
— Ну вот еще! — возмутилась Кэрол. — Так ничего и не прибрали! О чем только думают Пол и Марта?!
Не успела она это договорить, как виновато хлопнула себя по губам и резко обернулась, чтобы проверить, не прокрался ли за нею Крестоманси. Но позади была лишь скучная замусоренная трава. «Вот и хорошо!» — подумала Кэрол. Разумеется, никто не может пролезть за кулисы личного сна Кэрол Онейр без ее разрешения! Кэрол с облегчением выдохнула. Здесь она хозяйка. Об этом она тоже никогда не говорила даже мамочке, хотя на какой-то миг там, на террасе в Тенье, ей стало страшно, что Крестоманси вот-вот ее разоблачит.
На самом деле, как и заметил Крестоманси, на Кэрол работали всего шесть персонажей. В ее труппе был Фрэнсис — высокий, белокурый и красивый, с приятным баритоном, — он играл Героев. В конце он всегда женился на тихой, но одухотворенной Люси, тоже белокурой и очень хорошенькой. Еще был Мелвилл — черноволосый и стройный, с бледным злым лицом, — он играл Злодеев. Мерзавцы получались у него так хорошо, что иногда Кэрол заставляла его играть несколько ролей в одном сне. Но он всегда оставался джентльменом — вот почему учтивый мистер Разумберг напомнил Кэрол Мелвилла.
Оставались трое — Бимбо, который был уже староват и играл Мудрых Старцев, Жалких Нищих и Одряхлевших Тиранов; Марта — она была на ролях дамы в возрасте и представляла Тетушек, Матерей и Злых Королев — и просто Злых, и с Золотым Сердцем; и Пол — невысокий и похожий на мальчика. Пол специализировался на ролях Верного Пажа, хотя иногда он бывал и Приспешником Злодея, и в обоих амплуа его часто убивали в финале. Поскольку больших ролей ни Полу, ни Марте не полагалось, им было поручено присматривать за тем, чтобы тысячеликая труппа между снами чистенько все прибирала.
Но на этот раз никто не стал этого делать.
— Пол! — закричала Кэрол. — Марта! Где моя тысячеликая труппа?
Ничего не произошло. Ее голос раскатился эхом и затих в пустоте.
— Прекрасно! — снова закричала Кэрол. — Я вас сейчас разыщу, и тогда не обрадуетесь!
И она направилась к хлопающим на ветру тентам, осторожно переступая через мусор. С их стороны полнейшее безобразие, думала она, бросить ее тут одну, ведь она так старалась получше их сочинить и придумать им сотни обличий, и ведь это благодаря ей они стали некоторым образом не менее знамениты, чем она сама. Едва Кэрол это подумала, как наступила босой ногой в растаявшее мороженое. Вздрогнув, она отпрыгнула — и тут обнаружила, что на ней почему-то купальный костюм, как на тех детях в бассейне Крестоманси.
— Ну вот еще! — сердито воскликнула она.
Тут она вспомнила, что, когда пыталась увидеть свой Сотый сон, события в нем развивались точно так же и на этом месте пришлось его оборвать. Ведь такой сон может увидеть и простой человек. Из такого сна даже приличной шляпной ленты не сделаешь. На сей раз она невероятным и тщательно направленным усилием сделала себе голубые башмачки на пуговках и голубое платье со всеми нижними юбочками. Так было гораздо жарче, зато сразу становилось ясно, что она занимается делом. И она решительно двинулась дальше и дошла до самых хлопающих тентов.
Тут снова чуть не начался обычный сон. Кэрол бродила среди полощущихся тряпок и поваленных прилавков, под огромным каркасом чертова колеса и покореженными качелями, мимо одной пустой карусели
