она отдала его мне. Если хочешь я…
– Что мне до какого-то счета? – спросил он, оторопев. – Разве я раньше жаловался?
– Раньше? – Она покачала головой. – Не понимаю.
– Другие платья, – пояснил он. – Другие счета. – Он умолк, когда она снова покачала головой. – Их присылали не мне?
– Конечно, нет.
Вит задумчиво сдвинул брови. Он никогда не просматривал счета от модистки, он просто их оплачивал.
– Значит, твоему дяде?
– Нет, – ответила она и чуть приподняла подбородок. – Я сама плачу за наряды… обычно, во всяком случае. И если тебе это неприятно…
– Мне нет до этого никакого дела, – отрезал он.
– Похоже, что есть, – заметила она. Он сердито провел рукой по лицу.
– Зачем ты платила по счетам, если прекрасно знала, что я обо всем позабочусь?
– Я этого не знала, не так ли? Он с недоверием взглянул на нее.
– Хочешь сказать, что моя мать никогда не предлагала этого?
– Конечно, предлагала, но…
– Ты отказалась, – закончил он. – Почему?
– Не только мужчина имеет право на гордость, но и женщина, – ответила она. – Я и так многим обязана твоей матери, твоей семье.
– Тебя этим никто не попрекает.
– Все равно.
– Господи, это всего лишь платье, – сказал он, нетерпеливо махнув рукой.
– Именно. Поэтому я не понимаю, почему ты так расстроен. – Она покачала головой, когда он захотел ей возразить. – Здесь не место обсуждать это.
– Ты права. – Он подошел к окну и распахнул его. – Перелезай.
Она уставилась на него, затем на окно, затем снова на него.
– Что?
– Перелезай, – повторил он, указывая рукой. – Это мой кабинет.
– Знаю, что кабинет, – с усмешкой ответила она. – Где бы ты еще покончил с моей репутацией?
– Да что ты в самом деле! Никто не видит, Мирабелла, и я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз. Перелезай.
– Нет.
– Перелезай, – процедил он, – или я тебя переброшу. Мирабелла смотрела на него исподлобья, испытывая нечто среднее между шоком и яростью. Она хотела сказать, что он не посмеет, но по выражению его лица поняла, что еще как посмеет. Она подошла к окну.
– Ты не придерживаешься правил нашего соглашения, – проворчала она, присела на подоконник и перекинула ноги в комнату.
– Можешь завтра же подать на меня в суд. Спрыгивай. Она спрыгнула, обернулась и стала наблюдать, как он, очутившись в комнате, закрывает окно и задергивает портьеры.
– Пустая трата времени, – сказали она, когда он зажег две свечи. – Я не собираюсь извиняться за то, что сама плачу за свои наряды.
– Мне не нужны твои извинения, – ответил Вит. – Хочу, чтобы ты выслушала мои.
Он поставил подсвечник на стол и подошел к недоумевающей Мирабелле.
– Я… Тебе не за что извиняться.
– В Хэлдоне ты чувствуешь себя не в своей тарелке, – сказал он. – Тебе неловко просить или принимать что-то от нас. Это моя вина.
– Вовсе нет, – возразила она. – Я не чувствую себя неловко…
– Не лги мне, чертовка.
– Ладно. Мне неприятно принимать милостыню, от вас или от кого-либо еще.
Он тихо выругался.
– Это не милостыня.
– А что же? Не в укор поданная, как ты говоришь, но все равно милостыня. Каково тебе было бы на моем месте?
– Со мной все обстоит иначе.
– Да? Почему?
– Я – мужчина.
– Значит, тебе позволено быть гордым, а мне нет? – с жаром спросила она.
– Нет. Мне позволено работать, – уточнил он. – И я обязан заботиться о тех, кто этого права лишен.
– Я могла бы стать гувернанткой или компаньонкой. Он изменился в лице.
– Черта с два ты посмеешь!..
– А вот и… – Она замолчала и подняла руку, когда он попытался заговорить. – Давай не будем спорить об этом, Вит. Пусть каждый останется при своем, согласен?
– Нет.
– Если мы хотим и дальше не ссориться, как обещали твоей матери, нам придется пойти на компромисс.
С минуту он молчал.
– Слушаю.
– Я признаю, что из-за гордости стала, возможно, немножко упрямой. – Проигнорировав ехидный смешок, она продолжила: – И постараюсь в будущем не отказывать леди Тарстон в удовольствии мне помочь. Но ты должен проявить терпение в этом вопросе. Гордость – часть меня. Я не променяю ее на хорошенький гардероб.
– Ты так рассудительна, – заметил он. – Как это мы раньше не ладили?
– Раньше рассудительность исчезала, когда появлялся ты. Устраивает ли тебя компромисс?
Вит скрестил руки на груди.
– Нет, но я согласен. Пока.
«Он так красив, когда сердится», – подумала она, не сводя взгляд с его темных блестящих взъерошенных волос, волевого подбородка и голубых задумчивых глаз. Напряженные мускулы рук и груди выделялись под одеждой. И как она раньше не замечала его внутреннюю силу, от которой ее бросало в жар и перехватывало дыхание?
– Плачу пенни, если скажешь, о чем думаешь, чертовка. Мирабелла очнулась, услышав его голос, взмахнула ресницами и посмотрела в его смеющиеся глаза.
– Ах, мысли эти стоят по меньшей мере десять фунтов. Но так уж и быть – я уступлю их за пять. – От волнения ее голос стал хрипловатым, но она радовалась уже тому, что вообще смогла что-либо вымолвить. Ей было ужасно стыдно.
– По рукам. Пять фунтов. Мирабелла в замешательстве моргнула.
– Что-что?
– Даю пять фунтов за твои мысли. За те, от которых ты покраснела. Могу заплатить прямо сейчас, если ты сомневаешься в моей честности. – Он выдвинул ящик стола и извлек пятифунтовую банкноту.
– Я…э…
– Что же ты, ведь сама предложила сделку. Ты ведь не нарушишь слово?
– Ты шутишь.
– Нисколько. – И, как бы подтверждая сказанное, он протянул ей купюру. Мирабелла, как завороженная, смотрела на нее.
Пять фунтов не бывают лишними, особенно теперь, когда она уже дважды распотрошила свой неприкосновенный запас.
Достоинства в ней было не меньше, чем в собеседнике, но всему свое время и место, решила она. И теперь самое время и место проявить прагматизм.
