полюбоваться на водопад. Джимми никогда еще его не видел.
— Прекрасно! — одобрил мистер Браун. — Приветствую! Все равно, что самому снова стать мальчишкой, верно, Даффи? Что ж, желаю хорошо провести время, удачи вам! — И стеклянная дверь закрылась.
Итак, с делами было покончено, и отца Джимми словно подменили. Он болтал, шутил с сыном, смеялся; они прекрасно вдвоем пообедали, прокатились еще раз на поезде и в два часа уже стояли на самом краю пропасти, любуясь знаменитым Ниагарским водопадом, с шумом низвергающимся вниз к их ногам. Столб туманной мглы, сверкающие радуги, гигантские потоки воды, скачущие и рычащие, словно миллион волков, — все кружилось, вертелось перед глазами Джимми, как в чудесном сне. Он следовал за отцом, ошеломленный, в полном восторге.
Они прошлись по островам, по хитро сплетенным мостам, перекинутым со скалы на скалу над водопадом, и, наконец, вышли на голый каменный выступ, нависающий над беснующейся рекой.
— Мы с тобой здесь чуть отдохнем, Джеймс, — предложил весело отец, — а потом спустимся под водопад, чтобы осмотреть ледяной мост. Я вижу, он все еще в прекрасном состоянии. Тебе повезло, мой мальчик, что увидишь его. Случается, он подтаивает уже в марте, так что сегодня нам светит удача.
Вокруг них бурлили и ссорились разгневанные стремнины, в яростном споре сцепившиеся с гранитными берегами, а поверх этих шумных дебатов вдруг донеслось далекое, но чистое музыкальное эхо, словно сотни ртов засвистели в унисон.
— Что это? — воскликнул мистер Даффи, приподнявшись со скамьи.
— Не знаю, — ответил мальчик, пристально вглядываясь в бурлящие воды неискушенными детскими глазами. — Вот снова, па, слышишь? — крикнул он. — Свистят! Их много. Свистит целая армия. — Потом он поглядел на небо и, указывая наверх, с волнением закричал: — Смотри, смотри! Птицы! Это птицы! Большие, белые! Как они называются, па? Вот, снова свистят.
Мистер Даффи прикрыл глаза от солнца и наблюдал. Он увидел, как на спокойные воды, обманчиво притихшие над водоворотами, опускались один за другим прекрасные белоснежные лебеди из большой, огромной стаи. Река была готова втянуть их усталые тела в свои воды. Лебеди медленно погружали в воду крылья, не в силах взмахнуть ими. Они вяло стелились над рекой, а темный притаившийся поток готовил им западню, стремясь прижать их к своей груди.
— Джимми! Джимми! — воскликнул мистер Даффи. — Это лебеди. Смертельно усталые лебеди. Они совершают летний перелет на север. Ручаюсь, они уже пролетели тысячи миль! Видишь, сынок, они совсем выдохлись и смертельно устали.
У Джимми захватило дыхание. Стая великолепных птиц незаметно надвигалась на них. Они уже могли разглядеть царственное величие каждой птицы в ослепительно белом оперении, ярко-красный, словно июльский мак, клюв, их грациозно вытянутые вверх шеи. Прекрасные птицы стремительно, но молча плыли по воздуху, все приближаясь и приближаясь.
— Папа! — охрипший голос мальчика задрожал. — Ой, папа, как ты думаешь, им не опасно лететь над нами? — Просьба, мольба в голосе мальчика выдавали его испуг.
— Конечно, нет! — ответил мистер Даффи, хотя в тоне его ответа не чувствовалось уверенности. И после недолгой паузы он произнес со стоном: — Джимми, они погибли! Они не видят грозящей опасности, но даже если бы увидели, у них не хватило бы сил подняться выше. Ох, сынок, если б только мы могли помочь им!
Джимми продолжал стоять, не шелохнувшись, не отрываясь глядя на птиц, а сердце его ровно и громко стучало. Теперь уже любой мог понять, что величественный батальон птиц приговорен. Не чуя беды, они плыли вперед, обессиленные длинным перелетом с болот и лагун Чесапикского залива, откуда жаркое солнце прогнало их с насиженных мест, где они зимовали, и заставило лететь на далекий снежный север, чтобы найти там убежище на лето.
— Ох, Джимми, какая жалость! — прошептал мистер Даффи.
Но мальчик не откликнулся. У него на глазах бешеный гигантский поток подхватил доверчивых птиц и с неистовой, устрашающей силой увлек их к самому краю водопада. Потрясенный мальчик зажмурился и бросился ничком на камни. До его ушей донесся странный, нечленораздельный вой толпы. Мальчик поднял голову, открыл глаза, но река была пуста.
Отец с сыном устремились по тонкому мостику через Козий остров на берег, потом опустились на подъемнике к ледяному мосту. Перекрывая яростный шум Ниагарского водопада, несся жалобныый предсмертный крик белоснежных птиц и возгласы собравшихся зрителей. На коварном ледяном обрыве лежала истекающая кровью, перебитая стая — всё, что осталось от великолепного отряда, спешащего домой. Их несчастные поломанные ноги, свернутые шеи, распластанные тела, вызывающие сострадание предсмертные судороги могли бы растопить каменные сердца. Никогда уже эти прекрасные лебединые шеи не вытянутся грациозно, чтобы одарить пугливым свистом апрельское небо, знакомое с ранними восходами солнца и поздними утренними звездами. Их лебединая песнь была спета, сладкоголосый хор их смолк навсегда.
Когда Джимми с отцом прибежали на место, толпы людей, кто с камнями, кто с палками — что попало под руку, — спустились на лед и добивали беспомощных птиц, в коих еще теплилась искра жизни. Они выхватывали их ДРУГ у друга, ругались, ссорились. Ни слова жалости или сожаления по случаю ужасной катастрофы, ни малейшего желания спасти уцелевшие экземпляры этой редкой прелестной птицы. Джимми заметил, что несколько лебедей каким-то чудом не пострадали, но, прежде чем он успел до них добраться, более сильные взрослые люди накинулись на ослабевших, перепуганных лебедей и забили их насмерть.
— Перестаньте! Перестаньте! — кричал Джимми. — Эти птицы не ранены! Спасите их! Отпустите!
— Как бы не так! — рявкнул здоровенный мужчина с лицом прожорливого злого духа. — Да эти птицы стоят по двадцать долларов за штуку! Лично я заберу все, какие попадутся.
И последние из тех, что еще пытались подняться и распластать свои чудесные крылья, одна за другой падали снова на землю, пока не остался один-единственный лебедь.
С быстротою дикой кошки Джимми кинулся к забившей крыльями жертве и загородил ее своим худым детским телом от занесенной дубинки.
— Только попробуйте ударить этого лебедя! — крикнул он сердито, оглядываясь с возмущением на потенциального убийцу.
— Привет, петушок! Тебе тоже захотелось заработать двадцать долларов? — ощерился тот.
— Вовсе нет, мне захотелось спасти этого лебедя, и я его спасу! — крикнул во весь голос Джимми. — Это моя птица!
— Да, конечно, Джимми, — грустно сказал его отец, подходя к ним. — Она одна осталась в живых. Я насчитал сто шестнадцать погибших или добитых15.
Джимми снял с себя куртку, завернул в нее благородную птицу и осторожно понес к подъемнику. Выбравшись наверх на твердый берег, Джимми накормил лебедя, проверил, все ли у него цело, и заботливо посадил его в клетку, чтобы отправить домой. Усталая птица без всякого сопротивления позволила себя измерить. От клюва до кончика хвоста в ней был пятьдесят один дюйм. А размах ее крыльев и того больше — восемьдесят один дюйм.
Так уж случилось, что спасти эту прекрасную птицу, единственную, которая уцелела из целого отряда великолепных белоснежных, летевших на север лебедей, выпало на долю самому младшему члену «Клуба защиты животных» Джимми Даффи. Он сам ее спас, сам привез домой, сам раздвинул для нее прутья клетки, чтобы она могла свободно гулять на заднем дворе дома Даффи.
— Какой ты красавец! — говорил лебедю Джимми, убирая последний прут. — Оставайся, живи у нас, если тебе нравится, а когда захочешь, можешь улетать куда тебе надо. Ты у нас на свободе, а не в тюрьме.
На другое утро лебедь все еще оставался во дворе у Джимми. Утки пытались заговорить с ним, но его грустные, удивленные глаза и поникшие крылья говорили красноречивее слов об усталости и перенесенном несчастье.
В тот день мальчики целыми группами приходили посмотреть на него, а вечером заглянул и отец Бенсона. Услышав всю историю, он только сказал:
— Мне очень повезло, что я не оказался там. Я же большой и сильный и могу поколотить любого, кто даже сильнее меня. Если бы я схватил негодяя, убивающего беззащитных птиц, я бы непременно швырнул его в бурлящий поток. И сейчас уже сидел бы в тюрьме, а осенью меня бы, чего доброго, повесили. Да, на
