насекомое.
Она перенесла это и любезным тоном сказала:
— Добрый вечер, Чарлз.
— Мадам, — произнес он, никак не отвечая на приветствие, — должен признаться, вы поражаете меня своим бесстыдством. На виду у всей публики так бросаться ко мне!
— Извините, Чарлз, но мне необходимо поговорить с вами!
— Вот как?
Он бросил на нее презрительный взгляд, но она перетерпела и это. Наверное, потому, что гораздо легче переносить пренебрежение, даже презрение, если идешь на это не ради самого себя, а ради другого человека.
— Да, — повторила она, — я хочу вам сказать…
Тем же холодным, высокомерным тоном он перебил ее вопросом:
— Не понимаю, почему вас не сопровождает ваш блистательный супруг?
У нее дернулись губы, но она спокойно ответила:
— Мой супруг занят. Как вы, может быть, знаете, он хозяин клуба.
— Ах да, — его презрение достигло высшей точки, — я припоминаю. Он заядлый игрок, и у него в клубе творятся какие-то темные делишки.
Рейвен сдержалась, чтоб не дать ему пощечину.
— Об этом я и хотела поговорить с вами, милорд.
— Не могу удовлетворить вашу просьбу, мадам. Мне совершенно неинтересно беседовать с вами.
Повернувшись на каблуках, он быстро ушел, оставив ее в одиночестве среди толпы.
Однако его поступок только усилил намерение Рейвен добиться своего во что бы то ни стало.
Незадолго до конца спектакля она поднялась со своего места и вышла из ложи, сказав Вулвертону, что у нее страшно разболелась голова и она поедет домой.
— Нет-нет, Джереми, не надо меня провожать, умоляю вас. Досмотрите спектакль, а я возьму наемный экипаж…
Джереми все же проводил ее вниз к выходу и, только убедившись, что она села в экипаж, вернулся в зал.
Проехав один квартал, Рейвен велела вознице вернуться обратно к театру, щедро расплатилась с ним и зашагала вдоль длинной вереницы карет, ожидающих своих хозяев. Она искала одну из них, принадлежащую герцогу Холфорду. На ее счастье, большинство кучеров покинули свои места и сбились в кучу, греясь за разговорами и игрой в кости. На нее никто не обращал внимания.
Стараясь не выходить из тени на тусклый свет фонарей, Рейвен обходила ряды карет в поисках той, которая ей нужна, пока не наткнулась на гербовый щит Холфордов, Оглянувшись и увидев, что вокруг никого нет, она открыла дверцу и скользнула внутрь огромной кареты. Она понимала, что решилась на рискованный шаг, что может снова, теперь уже по собственной вине, стать причиной громкого скандала, но упорно хотела довести задуманное До конца. Она откроет этому надменному и упрямому, незаслуженно оскорбленному человеку то, что сможет утихомирить его задетую гордость. Убедит в том, что его бывшая невеста, в сущности, совсем невиновна перед ним и сама является жертвой обстоятельств. А другого способа заставить Холфорда выслушать ее она не нашла.
Она скорчилась в углу кареты на самом заднем сиденье и с головой накрылась меховой полостью. Господи, только бы герцог не обнаружил ее присутствия раньше, чем двинется в путь!
Ей показалось, что прошла целая вечность и еще полвечности, прежде чем Холфорд открыл дверцу, вошел внутрь и уселся.
Когда карета набрала ход, Рейвен решилась обнаружить себя. Откинув полость и глубоко вдохнув свежего воздуха, она негромко произнесла:
— Чарлз…
Холфорд вздрогнул к инстинктивно поднял свою трость, защищаясь от возможного нападения.
— Это я… Рейвен, — поспешно сказала она.
Он приподнялся, чтобы постучать кучеру, но она успела схватить его за руку.
— Пожалуйста, Чарлз… Умоляю вас… Выслушайте меня. Поверьте, я не предпринимала бы таких усилий, если бы это не было так важно… Прошу вас…
Он опустился на сиденье и пробурчал:
— Вы совсем рехнулись, мадам. Что вы позволяете себе? Замужняя женщина. Я уже сказал, что не интересуюсь ни вашими словами, ни вашими делами. И сейчас хочу одного: чтобы вы покинули мою карету! Я найму вам экипаж…
— Чарлз, я лгала вам, — торопливо проговорила Рейвен. — Мой брак с Келлом Лассетером заключен не по любви… Нет… Это акт отчаяния. Я была вынуждена…
Он не дал ей договорить, но в его голосе зазвучал интерес, когда он произнес:
— Что такое вы говорите? Кто вас вынудил?
Теперь ей не оставалось ничего другого, как открыть ему всю правду и отдать себя на его милость. И она пошла на это.
Она продолжала:
— Меня похитил вовсе не Келл Лассетер. Я и не знала его тогда. Это сделал его младший брат Шон.
— Этот молодой негодяй? — не удержался от восклицания Холфорд.
— Да. Он влюбился в меня и таким образом мстил за то, что я отвергла его притязания. Келл Лассетер совершенно случайно оказался замешан во всем этом.
Холфорд выпустил палку из рук и поудобнее уселся на сиденье, явно рассчитывая услышать продолжение. И оно последовало.
Рейвен рассказала ему о настойчивых и нелепых притязаниях Шона на ее внимание и любовь, о случае в парке, когда ее слуга избил его, и о намерении Шона отомстить ей. О том, как он нанял двух мерзавцев себе в помощники и они похитили ее на пути в церковь.
— …Шон ударил меня так, что я потеряла сознание, — продолжала она. — А потом увез куда-то, насильно влил наркотическое зелье и привязал к кровати. Я приготовилась ко всему, в том числе к самому худшему, но тут совершенно случайно появился Келл и спас меня от насилия… — Она не могла удержать дрожь, вспоминая тот страшный день. — Да, Келл спас меня, — повторила она, — а до того момента я и не подозревала о его существовании.
— Я должен верить этому? — спросил герцог.
Но чувствовалось, он уже верит.
— Да, Чарлз, я говорю чистую правду. И потом, желая спасти меня от неминуемого скандала вокруг всего случившегося, он предложил мне заключить брак. Его самоотверженность и бескорыстие, признаться, неимоверно удивили и тронули меня. И я после мучительных раздумий, находясь в состоянии, близком к отчаянию, согласилась.
— Значит, ни о какой безумной любви не было и речи? — произнес Холфорд после продолжительного молчания.
— Я уже, по-моему, дважды сказала вам, что до той минуты и в глаза не видела Келла Лассетера.
— Тогда какого дьявола… — такой оборот речи был совершенно несвойствен герцогу, — какого дьявола вы лгали мне, Рейвен?
— Потому что боялась, что вы вызовете его на дуэль и кто-то из вас погибнет.
Холфорд с сомнением покачал головой.
— Все равно, мне трудно понять… Вы предпочли не говорить правды и тем самым оставить меня в дураках? Почему?
— Разве эта правда принесла бы кому-то удовлетворение? Конечно, то, что вы оказались якобы обмануты мною, нанесло вам некоторый урон, но лучше было бы, узнай все вокруг, что вашу невесту похитили перед алтарем? Представляете, какие слухи и предположения это могло вызвать?
Судя по всему, он представлял и молчаливо соглашался с ней. Впрочем, возможно, ей только казалось.
Она продолжала под мерный стук колес:
