— Признаваясь в своей давней любви, я надеялась сохранить хоть какую-то частицу моей репутации. Но уверяю, Чарлз, у меня и мысли не было о браке с кем-либо, кроме вас. Келл Лассетер оказался тем спасительным канатом, за который я тогда вынуждена была ухватиться: ведь положение женщины замужней сулило мне некоторую устойчивость в обществе. А вы… я была почти уверена, вы отказались бы жениться на мне после этого злополучного похищения. Или, если согласились бы… если бы вы все-таки взяли меня в жены, меня бы всегда мучила мысль, что вы принесли огромную жертву: ведь герцогиня просто обязана быть вне всяких упреков и подозрений.
Последние слова вырвались почти помимо ее воли: сама она так не думала — это была маленькая хитрость, чтобы укрепить уверенность в том, что он ее простил.
Он по-прежнему молчал, и это ее обеспокоило: она высказала все, что могла.
— Сейчас я говорю вам правду, — жалобно произнесла она. — Мое будущее с того дня исковеркано. Я не хотела, чтобы вашему будущему грозило то же.
— С того дня, моя дорогая, — негромко сказал он, — моя жизнь стала неполной. Я потерял вас.
Она почувствовала, что сейчас заплачет.
— Чарлз! — воскликнула ома. — Зачем вы так говорите? Ведь вы никогда не любили меня.
Он вздохнул.
— Боюсь, что вы ошибаетесь, Рейвен. Я испытывал к вам глубокие чувства. — Он наклонился в ее сторону. — И если бы вы сами…
В его голосе была неподдельная печаль, и глаза у нее наполнились слезами.
— Чарлз, — произнесла она, с трудом превозмогая рыдания, — простите, если поступила не так и невольно причинила вам боль. Я не хотела, видит Бог…
Сняв перчатку, он склонился еще больше и коснулся ее щеки, влажной от слез.
— Я верю вам, — сказал он.
— Спасибо, Чарлз.
Он откинулся на спинку сиденья, тщетно пытаясь разглядеть ее лицо в темноте кареты.
— А теперь вы замужем за известным содержателем игорного дома.
Его голос вновь звучал холодно и твердо.
— Я уже говорила… — Рейвен отерла с лица слезы. — Говорила, что испытываю к Лассетеру огромную благодарность. Он поступил исключительно благородно. Что, как я теперь знаю, вообще в его натуре… Помогать ближнему… Келл не заслужил вашего гнева, милорд. Если он еще переполняет вашу душу, обратите его на меня.
Холфорд снова тяжело вздохнул.
— Этого я не могу, дорогая. Вы растопили его… И вы страшно пострадали. Как я хотел бы — но что теперь говорить, — чтобы тогда вы обратились за помощью ко мне!
— Ох, Чарлз… тогда у меня не было выбора.
— Пожалуй, вы правы… Что ж… остается отвезти вас домой.
— Чарлз…
Она замолчала, не решаясь высказать ему свою просьбу.
— Говорите, Рейвен.
В голосе звучала несвойственная Холфорду мягкость, и Рейвен решилась.
— Не нужно отвозить домой, Чарлз. Лучше проводите меня туда, куда я намереваюсь поехать.
— Куда же?
— В клуб «Золотое руно». — Она поторопилась продолжить: — Я призналась вам, что испытываю чувство благодарности к Лассетеру и ощущаю свой долг перед ним. Но сейчас он попал в тяжелое положение… из-за меня, Чарлз. Вы знаете, о чем я говорю. Ваши обвинения приводят его к финансовому и общественному краху. Если бы вы удостоили его клуб своим недолгим присутствием, то многие недоразумения мгновенно бы рассеялись и самого Лассетера перестали бы подозревать в нечестности. Пожалуйста, ради меня, Чарлз, сделайте то, о чем я вас прошу.
— Но, дорогая… Вы забыли, видимо, что я не играю в азартные игры. Это мне несвойственно.
— Умоляю, сделайте исключение. Если у вас какие-то затруднения, я поставлю за вас… Несколько тысяч фунтов вполне достаточно… И если вы проиграете их открыто, при всех, с присущим вам достоинством…
— Что за глупости! Мне не требуется ваша денежная помощь. Слава Богу, я могу себе позволить потерять несколько тысяч фунтов.
— Значит, согласны? О, Чарлз, как я вам благодарна!
Он вздохнул. На этот раз с досадой.
— Не могу понять, как вам удалось уговорить меня заняться делом, которое мне претит. Видеть не могу всякие карты и кости!
В восторге от своей победы, она схватила его руку и поднесла к своим губам со словами:
— Вы спрашиваете, как мне удалось? Потому что вы оказались удивительно хорошим, великодушным человеком, который понимает, где добро, а где зло…
В полуночный час Сент-Джеймс-стрит была полна народу. Это были по преимуществу праздные гуляки, светские щеголи, любители азартных игр. Однако лишь немногие из них входили в двери «Золотого руна». Это поняла Рейвен, как только они с герцогом Холфордом ступили на порог клуба. И она утвердилась в своем мнении, когда внушительного вида мажордом провел их в игорный зал.
С чувством тревоги шла она по залу, держа герцога под руку: что сейчас будет? Как отнесется к ее появлению, да еще с Холфордом, хозяин клуба? Она могла только молиться, чтобы все прошло хорошо.
Как она и предполагала, гул, стоявший в зале, стих и все взоры устремились на вошедших. Ее глаза искали Келла — здесь ли он? — нашли, и ее беспокойство усилилось.
Келл медленно шел ей навстречу, лицо его не выражало ни удивления, ни радости, ни, слава Богу, гнева. Неподалеку от них он остановился, однако не удостоил ни герцога, ни Рейвен даже поклоном.
Напряженность повисла в воздухе: оба мужчины как бы примеривались один к другому, каждый из них оценивал силу и возможности противника.
Первой не выдержала Рейвен, решив хотя бы представить их друг другу — а там будь что будет.
— Ваша светлость, — произнесла она, — разрешите познакомить вас с моим мужем, мистером Келлом Лассетером. Келл, это Чарлз Шокросс, герцог Холфорд.
— Чем мы обязаны чести видеть вас здесь, ваша светлость? — холодным тоном осведомился Келл.
Он сделал легкое ударение на слове «честь», из чего явно следовало, что лично он подвергает некоторому сомнению свое же утверждение.
Холфорд ответил ему ледяной улыбкой, а затем начал говорить, бесстрастно, но довольно громко и отчетливо.
— Мне думается, мистер Лассетер, что я должен принести вам извинение за те безосновательные обвинения, которые высказывал по вашему адресу, а также в отношении вашего заведения. К моему стыду, мотивы, которыми я руководствовался, нельзя назвать кристально чистыми. Признаюсь, мною руководила естественная ревность по поводу того, что вы увели мою невесту прямо из-под моего носа. Однако теперь я знаю всю правду и искренне надеюсь, что вы найдете возможность простить меня.
Витиеватая речь герцога произвела сильное впечатление на Келла, который не ожидал ничего подобного, и его лицо не сумело скрыть этого. Об удовлетворении на лице Рейвен и говорить нечего.
Повернувшись к Рейвен, герцог сказал:
— Ну вот, дорогая. Вы этого хотели?
Его великодушный поступок поверг ее в изумление. Она была готова опять поцеловать его руку, но удержалась от этого, чтобы не вызывать новых слухов и сплетен.
Вместо поцелуя она одарила герцога ослепительной улыбкой.
— Спасибо, Чарлз, — тихо сказала она. — Вы один из самых благородных людей, которых я знаю.
Бледное породистое лицо Холфорда слегка зарделось, и он повернулся к Келлу:
— Вы везучий человек, Лассетер. Надеюсь, что вы будете оберегать эту женщину.
Прежде чем ответить, Келл бросил на Рейвен взгляд, в котором она прочла явное неодобрение. Потом произнес:
— Во всяком случае, буду стараться, ваша светлость.
