– Нет, – говорит он, – это означает, что я готов подчиняться всем твоим решениям.
– Но только бесстрастно, – отвечаю.
Я вывела Слободана как на веревочке, он дергался как собака, не привыкшая к новому хозяину. Скендер, кафана, какая кафана в Приштине, где царят хаос и случай, танки и «апачи» в небе. А день прекрасный, июньский день, Приштина тысяча девятьсот девяносто девятого... Солдаты в униформах, похожие на марсиан, и на каждом шагу выложенный прямо на тротуаре товар – барахло из Парижа, Рима, киоск с воскресным выпуском «Нью-Йорк Таймс», но я его покупать не стану.
– Говори по-английски, – шепчет мне Слободан.
Покупаю «Гардиан», хочу сделать вид, что читаю на ходу, но Слободан шипит прямо в ухо:
– Брось ты эту газету...
– Бросаю, – говорю.
– Оставили англичанина одного... Ты ему доверяешь?
– Больше, чем его генерал Джексон.
– Чего вдруг?
– Гарольд дезертировал, потому что при всех заявил, что командир английского парашютно-десантного полка не подчинится приказам немецкого генерала Райнхардта, которому Джексон передал командование КФОРом.
– Какое его дело, он ведь солдат!
– Он так и скал: я солдат английской королевской армии, и впервые в истории моей страны немец собирается командовать англичанами! Вот что он сказал, но это – не главная причина моего доверия.
– Говори по-английски! – взмолился Слободан.
– Хорошо. Главная причина моей веры в него – трава и одуванчик. Нет, нет, на траве мы встретились, и он не растоптал одуванчик. Ладно, и не в этом даже дело. Мы расстались на траве, то есть я осталась с овцами, а его унес вертолет... Он махнул мне беретом, и я была уверена на все сто, что еще встречусь с ним. Скендер у меня дом стибрил, и я отправилась в Приштину, чтобы поймать кого-нибудь из КФОРа для перевода. А меня Militer Police поймала вместе с каким-то сумасшедшим доктором. И вот тебе главная причина, почему я верю Гарольду: сержант из Militer Police спросил, кто я такая, ну и сказала, что я переводчик капитана Гарольда Кина, командира парашютно-десантного полка английской королевской армии. Сержант сделал запрос. Я думала, он не отыщет Гарольда, но сержант Militer Police подтвердил, что капитан Кин разыскивает свою переводчицу, то есть меня, с тем, чтобы я срочно явилась в его канцелярию. Почему он соврал, зачем он так сказал – ведь он меня совсем не знал, никогда меня не видел, только несколько слов на лугу среди овец. Но соврал, что я его официальная переводчица. Я понятия не имела, где эта его канцелярия, а в Приштине знала только кафану Йо-вана «Весна», тогда все и началось... Теперь «Весна» – «Бар Кукри».
– А что с Йованом?
– Убежал с женой и детьми, это меня и спасло.
– Как это?
– Оставил ключи КФОРу, двум солдатам из непальско-индийского отряда, гуркам.
– А что такое кукри?
– Не знаю, – говорю. Не захотелось мне объяснять ему, что такое кукри.
– И куда теперь? – спрашивает Слободан.
– В «Бар Кукри».
– Зачем?
– Может, немец нам все-таки поможет, а не Скендер.
– Меняешь планы?
– Война, Слободан...
– Я ее проиграл! – пропел Слободан.
– Нет, ты ее выиграешь, а вот я – сомневаюсь.
– Я боюсь! – выдавил Слободан.
– А я проголодалась.
Мы вошли в «Бар Кукри», будто последнее наше пристанище, в котором сгорим заживо или выживем. За стойкой сидел сержант Militer Police. Он махнул мне рукой, и я на ходу стала придумывать, что бы предпринять.
– Виски! – крикнула я. – И... Ты что будешь, Слободан?
– Сэндвич, – говорит Слободан.
– Два сэндвича!
– Три! – с улыбкой продолжил сержант Militer Police и протянул руку Слободану: – Джон.
Сержант Джон, на этот раз в гражданском, выглядел совсем как баскетболист. Футболка огромного размера и еще больше номер на груди – номер 11. «Какая я дура, – думаю, – лучше бы я встретила на лугу сержанта Джона». Мне даже захотелось ему прямо сейчас сказать: «Смотри, одуванчик!» – но вместо этого я бросила на стойку перед ним «Гарди-ан», а сержант Джон, приняв игру, нежно подтолкнул ко мне воскресный выпуск «Нью-Йорк Таймс».
За стойкой Раймонда крикнула Мики:
– Принеси три сэндвича, кстати, и мне один захвати!
Мики поплелся за сэндвичами, подмигивая мне на ходу: смотри, мол, какой Джон клевый парень. Джон подтвердил его мысль, чокнувшись стаканом молока с моим виски:
– Вы всегда так хорошо выглядите по воскресеньям?
– Ах, – говорю, – проклятое воскресенье, но зато какая чудная погода для молодого горошка!
– И еще у нас толстые газеты...
– Сложилось начало романа? – спрашиваю.
– Я все еще в поиске.
– Я подскажу вам. Господин Пилишер – еврей, которому нужна американская виза, у него брат в Сан- Диего. Командование КФОРа отказало ему, а он не смог отказать албанцам, которые отняли у него дом.
– Воскресенье! – говорит Джон. – Не думаю, что сегодня смогу помочь вам, да и завтра... Я всего лишь сержант. Поищите кого-нибудь в офицерском звании.
– Отлично! – говорю. – Я вам подарила начало романа, вы этого даже не заметили. У вас есть мобильник?
– Кому собираетесь звонить?
– А вам обязательно знать?
– Не хочется, чтобы номер моего мобильника узнали где-нибудь в Сербии.
– Да нет, я майору Шустеру позвоню.
– Тому немцу?
– Да.
– Думаете, он вам поможет?
– Получше вас, американцев!
– Почему это?
– Потому что я попрошу немца вступиться за еврея.
– О'кей!
Я, как это принято у владельцев мобильников, расхаживала с трубкой в руке по бару, набирая номер майора Шустера.
– Да... – отозвался знакомый голос.
– Это Мария. Вы меня еще помните?
– Да, я все утро думаю о вас.
– Мило с вашей стороны.
– А вот с вашей стороны некрасиво лгать мне.
– Интересно, в чем это я вас обманула?
– Я попытался навести справки о ваших родителях, про которых вы мне сказали, что их похитили албанцы. Так вот, никто их не похищал, фройляйн Мария! По нашим данным, ваши родители находятся в Белграде, живы и здоровы, проживают у родственников на бульваре Революции, переименованном в улицу
