поскорей создать ячейку общества и тех, кто согласился стать свидетелями этого процесса, завзагсом рассказала мне, что теперь добрая половина незамужнего населения города наденет траур, — оказывается, я увела одного из самых завидных женихов Энска… Я нажала на синюю кнопку, и над головой блондинки забегали буквы: 'Не-е-ет, тут что-то не то… Не зря же говорят, что она колдунья… Что он в ней нашел- то?' — и все в том же духе. У блондинки на мой счет не было ни одной светлой мысли. У меня, барышня, злорадно подумала я, ноги не кривые — в отличие от вас… Заведующая остановилась и, забыв об окружающих, начала оценивать наши ноги. Смотри, смотри — полезно… Я даже слегка приподняла юбку, чтобы ей было сподручнее сравнивать. Увидев, как Гр-р входит в вестибюль, я направилась к нему.
Запихивание меня в машину произошло с той же скоростью, что и высаживание. Громов расслабился только в джипе.
— Судя по твоему выдоху, стекла у нас пуленепробиваемые…
— А как ты догадалась?
— Гринь, я же сказала — ты выдохнул с облегчением.
— Я буду облегченно дышать, когда привезу тебя в контору…
— А почему не домой?
— Потому что…
Странный для молодоженов разговор…
На пандусе возле входа в 'Гром' нас ждали Витя и Толик — с улыбками от уха до уха, и мне удалось проследовать в контору неспешным шагом, как и полагается после торжественного акта бракосочетания. В конторе было не протолкнуться — в сборе вся новогодняя компания плюс Клава, о которой я только знала, слышала ее, но не видела, плюс еще какие-то лица — совсем новые. Неизвестно, кто постарался, но фуршет был вполне приличным, а поздравления — искренними. В ответной речи Громов сказал, что свадьбу ни в коем разе не замылит, без свадьбы только мухи женятся, вот доведем дело с письмами до конца — и пир горой, и вообще, он готов жениться на мне хоть каждый день… С этими словами Гр-р достал из кармана кольцо и, прежде чем надеть его мне на палец, показал надпись внутри: 'ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ВСЕГДА'. Никаких знаков препинания, слова написаны почти слитно — можно начинать читать с любого… Народ заорал 'Горько!', но, как только меня коснулись горячие и сухие губы Громова, я не могла отделаться от ощущения, что целую… Сурмина. Пахнуло сигарным дымом, ну, и бакенбарды… И все это я почувствовала, не переставая удивляться, как такое может быть.
Мы немного потусовались в конторе, а потом Гр-р повел меня домой — через свою квартиру. Там меня ждал еще один сюрприз — новая орхидея в небольшой хрустальной вазе на столе.
— Громов, откуда ты их берешь?
— Выращиваю…
— Нет, ну, правда…
— Да вот же…
Проем кухонного окна был заставлен и завешан решетчатыми ящичками, из которых торчали корни и стебли с листьями. Некоторые растения цвели — невероятные игрушки природы. Та орхидея, что срезал для меня Гр-р, я знала, была из семейства фаленопсис — бабочка, с белыми лепестками-крыльями. Ниро Вульф какой-то — детектив с орхидеями…
— А вот, на что похоже? — Гр-р подвинул ко мне одно растение.
— Смущаешь меня?
Гр-р довольно заржал:
— Нет, ты скажи, на что похоже?
— Тебе хочется, чтобы я произнесла… Ладно, обольститель, скажу… На фаллос. По-моему эта орхидея называется Каттлея. В каждом цветке, в серединке, прячется обман. На самом деле это видоизмененные тычинки и пестик — гиностемий. Это чтобы вводить в заблуждение насекомых и птиц… Они думают, что нашли полового партнера, а на самом деле, опыляют орхидеи…
— А то я не знал…
— А зачем тогда ты мне показываешь двусмысленные серединки?
— Чтобы ты летела ко мне…
— Ага, а сам сейчас уйдешь… И какую орхидею мне опылять?
— Забирай свой цветок — поднимаемся к тебе. Час у нас железно есть — займемся опылением…
Уходя от меня через час, Гр-р сказал:
— Из квартиры — ни ногой…
— Это почему?
— Сегодня ночью Соню нашли на улице без сознания — ее пытались задушить. Она в больнице. Вовка у нее. Мне надо побывать там…
— Конечно, надо… Прямо сейчас… А потом мне расскажешь, ладно?
Сколько раз целовал меня Гр-р на прощанье — и ни разу не делал этого второпях… Вот и сейчас…
2. Я экспериментирую с зеркалом Аделины и разговариваю по телефону — в виде девушки с веслом.
Девчонки — Тюня с Морковкой — ходили за мной по пятам. Морковке я налила молока.
— Тюнечка, чем тебя угостить?
Желтенькая рукавичка подкатилась ко мне совсем близко. Я присела перед ней и протянула руку. Никаких тактильных ощущений — Тюня осталась тенью. Но с ней явно происходили изменения: кроме малюсеньких ручек уже видны были и ножки.
— Тюнечка, ты скоро говорить будешь — вот отрастишь себе язычок…
Язычок уже был — узенький такой, розовый, как у кошки… И длинный — домовой мне его старательно показывал. Или показывала?
— Тюня, так чего тебе хочется?
Рукавичка скакнула от меня — точно так же, как Морковка, когда хотела, чтобы я шла за ней. Тень отбегала от меня, а я не должна была отставать. Так мы и дошли до желтого чемодана. Выяснилось, что Тюне хочется посмотреть в зеркало — в то, которое в чемодане.
Я поставила зеркало на журнальный столик. Тюня уселась перед ним — говорю 'уселась', потому что ее тельце сложилось, а ножки вытянулись вперед — поза сидящего человека. Из кухни скачками принеслась Морковка — как же без нее!
В зеркале начали возникать диковинные отражения — Морковки и домового, потом двух Морковок. Два домовых — ни одной Морковки. Тюня в плюшевом жакете. Тюня с длинной светлой косой, такой я видела ее в 1909 году…
Тюня отодвинула кошку, явно освобождая место для меня. Как там говорила Аделина? Спроси… Спрашиваю: как поживает Арсений Венедиктович? Тюня с косой исчезла из зеркала, но никакого другого изображения не появилось — туман… Наверное, надо конкретизировать… Узнал ли Сурмин, что убийца — Шпиндель? Что было с ними со всеми дальше? Клочки тумана будто кто-то сдувал с зеркала… Похоже на вид из иллюминатора самолета, летящего над облаками — в просветы видно землю… Скоро стекло очистилась: Сурмин и Шпиндель… В комнате Анны? Не разобрать… Зеркало выдавало одну картинку за другой — как в комиксах, только без текста, облачком вылетающего изо рта говорящих. У Сурмина нахмурены брови — точно как у Гр-р. А вот Шпиндель закрыл лицо руками — этот жест я уже видела… Но о чем они говорят? Знает Сурмин, что стилет Антона, — или не знает?
Еще картинки. Еще… Кладбище. Цветет черемуха. Вся компания у свежей могилы — Анна, Шпинедль, Закревский, Сурмин, Марья Петровна, даже Аделина в своем чепце. Только Полины нет. Похоже, картинки мне демонстрируют в хронологическом порядке. Вот Анна, с ней рядом Устя, они держат на руках детишек. У Тюни — малыш лет двух, у Анны — вообще сверток, грудной ребенок. Вот Шпиндель в военной форме, на руках у него такая же пеленашка, как у Анны. Вот Анна и Закревский с тремя детьми — мальчику и девочке лет по шесть, еще одна девочка чуть старше — лет восемь. Раскрытый медальон — в нем фотографии Закревского и Сурмина. Все. Конец. Зеркало снова подернулось туманом.
Интересно, а настоящее оно показывает? Как спрашивать-то? Покажи Громова? Нет!!! Не показывай Громова… Покажи убийцу Гали Беловой… В зеркале появился автомобиль — старый зеленый 'запорожец',
