надобности в течение года, между тем как Морскому ведомству требуется для штатов всего 50 000 руб. Следовательно, по мнению графа Витте, не в деньгах дело, смешно говорить: 'Скорее утверждайте, кончайте это дело, так как здесь вопрос сводится к 50 тысячам руб.'. Чтобы утверждать, что проектируемые штаты не подлежат непосредственному повелению Государя императора, по мнению Витте, надо доказать и то, что Морской генеральный штаб является нестроевой частью, и то, что эта часть не имеет отношения к устройству Вооруженных Сил обороны Российского государства. Он ссылался и на японскую конституцию, в которой по отношению вопроса [вооруженных] сил и обороны страны императору предоставлена власть, обширнее власти российского императора. 'Императорская армия, — сказал Витте, — создала необъятную Российскую империю, которая ныне, пожалуй, более всего недомогает от своего объема. Не рано ли нам менять ее на армию случайного дилетантизма?'
После Витте выступали В. Ф. Трепов, Пихно, Дубасов и Нарышкин, поддерживавшие Дурново. За болезнью Столыпина в защиту Кабинета Министров выступил В. Н. Коковцов. Он говорил, возражая Витте и делая по его адресу выпад, по поводу слов последнего о 50 000 руб., которые будто бы правительство не может найти без законодательных учреждений. 'Может быть, это и было бы смешно, — сказал Коковцов, — если бы центр тяжести сомнений правительства лежал в том, что у него нет этих 50 тысяч. Их найти нетрудно, но вопрос лишь в том, достойно ли с точки зрения правительственной власти допускать, чтобы то или иное учреждение, которое в порядке верховного управления призвано к жизни, не имело определенных ресурсов для своего существования. Правительству такая точка зрения представляется во всяком случае недостойной'. Далее Коковцов горячо отстаивал правительство. По баллотировке законопроект прошел, но всего 12 голосами. Победа Столыпину досталась нелегко.
Принятый Государственным Советом законопроект о штатах вызвал целую бурю в реакционных кругах. Деятельность кабинета резко критиковалась. Указывалось, что кабинет обнаружил стремление закрепить свое положение перед Думой, пренебрегши главной своей обязанностью — стремлением к упрочению своего положения перед верховной властью. Политические противники Столыпина старались скомпрометировать его инсинуациями о превышении власти, доказывая, что правительство уклонилось от правильного истолкования Основных законов. Крайние реакционные крути, противники Думы, стремились свалить Столыпина, надеясь, что тогда Дума уклонится влево и ее распустят, а дальше этого они не загадывали. Таким образом, все противники Столыпина объединились в мысли как-нибудь повлиять, чтобы законопроект о штатах не получил высочайшего утверждения.
Столыпин вернулся 22 апреля, в самый разгар страстей, и в заседании Совета Министров представил свои соображения, указав, что неутверждение законопроекта создаст весьма затруднительное положение для кабинета и чрезвычайные осложнения возможности работать в палатах. Кабинет переживал решительный момент.
27 апреля опубликован был высочайший рескрипт на имя П. А. Столыпина: 'Не признав возможным утвердить законопроект о штатах Морского генерального штаба, поручаю Вам совместно с министрами военным и морским в месячный срок выработать в пределах, указанных государственными Основными законами, правила о том, какие из законодательных дел по военному и морскому ведомствам подлежат непосредственному моему разрешению, предначертанному в статье об сих законов порядку, и какие из означенных дел должны восходить ко мне на утверждение в общем законодательном порядке. Таковые правила, по обсуждении их в Совете Министров, имеют быть мне представлены и по одобрении мною преподаны к неуклонному исполнению. Вся деятельность состоящего под председательством Вашим Совета Министров, заслуживающая полного моего одобрения и направленная к укреплению основных начал незыблемо установленного мною государственного строя, служит мне ручательством успешного выполнения Вами и настоящего моего поручения, согласно моим предуказаниям. Пребываю к Вам неизменно благосклонный Николай'.
Этим рескриптом министерский кризис был улажен. Столыпин уступил и остался у власти, на это его решение повлияло, главным образом, твердо выраженное желание Государя видеть его и впредь во главе кабинета. Он подчинился этой воле, категорически ему выраженной. Помог этому и некоторый разлад в составе кабинета, где многие министры находили, что факт неутверждения штатов не может служить достаточным поводом для выхода кабинета в отставку. Кроме того, Столыпин, как говорили, считал себя удовлетворенным, что в рескрипте на его имя были приведены выражения о незыблемости нового государственного строя. Все же влиянию, премьера и всей его политике был нанесен ощутительный и непоправимый удар. От этого удара ему уже не суждено было оправиться. Один депутат очень умно сказал: 'Он остался у власти, но власть отошла от него'.
Он мог дать решительный бой, настаивая на закрытии 'Союза Михаила Архангела' и 'Союза русского народа' за их бесчинства, за открытое неподчинение и демонстративную борьбу против правительственной власти, государственного строя и Основных законов, но он на это не решился и уступил их натиску. А что бы было, если б он одержал победу, трудно, конечно, сказать, но мне кажется, что с этого момента Россия начала медленно катиться под гору, сдерживаемая еще кое-как до 1915 г., когда она, ничем уже не сдерживаемая, а подхлестываемая подонками общества и управляемая ничтожествами, полетела в бездну.
26 апреля в Москве состоялось торжественное открытие памятника Н. В. Гоголю на Пречистенском бульваре. Прежде чем приступить к описанию этого торжества, я не могу не коснуться злополучных трибун, которые город так неудачно построил для публики и что так омрачило торжество. Трибуны были построены городскими архитекторами. За два дня до торжества они были осмотрены технической комиссией от градоначальника и членами городского технического совета совместно с представителями города и администрации. Результат осмотра оказался неутешительным. Члены технической комиссии от градоначальника В. М. Альберта, Н. Д. Поликарпов и Б. М. Эппингер признали трибуны безусловно опасными. Участковые архитекторы Мейснер и Соловьев держались средней точки зрения — находили возможным допустить публику, но при устройстве добавочных скреплений. Гражданские инженеры Квашнин и Гунст, к моему большому стыду, так как они были подведомственны мне, предложили испытать трибуны 'живой' нагрузкой, отправить на них солдат и пожарных. Это вызвало естественные протесты: 'Разве солдаты и пожарные не люди?'
Городской голова Гучков и другие представители города говорили, что трибуны солидны, градоначальник же настаивал на добавочных скреплениях. В конце концов трибуны так и остались незанятыми, отчего праздник был значительно испорчен. Упорствовавшие в своей непогрешимости строители не пожелали выполнить всех требований, предъявленных им техническим надзором, и трибуны распоряжением градоначальника были закрыты для публики. Благодаря этому вся публика, имевшая на них билеты, сосредоточилась на площадке перед памятником, отчего давка была невообразимая.
26 апреля вся молодежь Москвы стремилась к месту открытия памятника, и к 10 часам утра она наполнила всю Арбатскую площадь. Все они стояли под своими значками-знаменами, длинные ряды детей стройно стояли между канатами, протянутыми по площади. Заняты были народом и все соседние улицы и крыши домов. Зрелище было очень эффектное. В толпе острили, видя пустые трибуны: 'Городская управа всех на ноги поставила', другие досадовали, что 'Гоголь всех вывел, и чиновников, и городничих, и других, а архитекторов ни одного, вот они и объявились сами'.
Торжество началось в храме Христа Спасителя. Среди почетных гостей была принцесса Елена Георгиевна Саксен-Альтенбургская, Председатель Государственной Думы И. А. Хомяков, много депутатов, иностранные гости — виконт де Вогюэ, Леруа Болье, Луи Леже, чешский писатель Голечек и др. После торжественного богослужения в храме Спасителя духовенство и все гости направились к памятнику и состоялось его открытие. Когда спала пелена, закрывавшая памятник, этот момент, столь высокоторжественный, особенного впечатления не произвел, так как давка в эту минуту была неописуемая и всем было как-то не по себе. Только когда раздались стройные чудные звуки гимна, все как будто опомнились и обнажили головы.
После этого выступил Гучков и от имени Комитета по сооружению памятника просил город принять памятник в ведение городского управления. Гучков сказал: 'Состоящий под высочайшим покровительством Комитет по сооружению памятника Н. В. Гоголю по исполнении возложенного на него поручения и по открытии памятника сего в присутствии городских властей и собранных из многих местностей России и других стран депутаций от различных ведомств, учреждений и обществ, сим передает означенный памятник в ведение городского общественного управления. Составив в удостоверение сего настоящий акт, Комитет
