— Знаю.
— О'кей. Говори.
— Я думал, что вы никогда не попросите.
19
Как оказалось, второго полицейского с чахлыми волосами звали Макдермотт. Он и Сильвия, ничего не говоря, выслушали все, что я им мог предложить, и, когда я закончил, Сильвия сказал:
— О'кей. Мы все обдумаем. Где тебя можно разыскать?
— Мотель «Дафнис» в Хайаннисе. Или через службу моих секретарей, если меня там не будет. Я связываюсь с ней ежедневно. — Я назвал им номер.
— Мы свяжемся с тобой.
На обратном пути в Хайаннис мне становилось все труднее и труднее жевать виноградную резинку. Я сдался в Уорхэме и выплюнул ее в окно напротив больницы. Мышцы челюстей ныли, к горлу подступила легкая тошнота. Когда я заворачивал на стоянку «Дафнис», наступило время обеда, и тошнота уступила место голоду.
Сьюзен уже вернулась из своего набега за антиквариатом, прихватив в качестве добычи стеклянный абажур в стиле «Тиффани», обошедшийся ей всего в сто двадцать пять долларов. Мы спустились в обеденный зал, где выпили по две порции водки каждый, съели ребра ягненка с петрушкой и ватрушку с черникой. После обеда мы выпили немного кассиса, пошли в танцевальный зал и танцевали все медленные танцы до полуночи. Потом захватили бутылку шампанского в номер, выпили ее, легли в постель и не спали почти до трех часов.
Я проснулся в десять сорок. Сьюзен еще спала, повернувшись ко мне спиной и закрывшись простыней до самого подбородка. Я снял трубку и заказал завтрак.
— Не стучите, — попросил я, — оставьте за дверью — моя приятельница еще спит.
Я принял душ и побрился, потом, обернув вокруг пояса полотенце, открыл дверь и вкатил сервировочный столик. Пил кофе и ел различную выпечку из вазы, одновременно жевал и одевался. Сьюзен проснулась, когда я вкладывал пистолет в кобуру. Потом я пристегнул кобуру к ремню. Она лежала на спине, заложив руки за голову, и смотрела на меня. Я надел свой летний клубный пиджак с бронзовыми пуговицами и поправил воротник рубашки, чтобы он ровно лег на лацканы. Очень соблазнительно.
— Ты собираешься встретиться с Хоуком и этим, как его там? — спросила Сьюзен.
— Пауэрсом, — подсказал я. — Да. Иду вместе с Шепардом.
Она продолжала смотреть на меня.
— Хочешь кофе? — спросил я. Она покачала головой:
— Пока нет.
Я съел кукурузную булочку.
— Ты не боишься? — спросила Сьюзен.
— Не знаю. Не задумывался над этим. Вряд ли сегодня произойдет нечто такое, чего следовало бы бояться.
— Тебе нравится?
— Да. Я не стал бы заниматься этим, если бы не нравилось.
— Я имею в виду именно это. Я знаю, что тебе нравится работа. Но именно это? Ты собираешься подставить очень опасного человека. Это должно пугать тебя или возбуждать, или еще что-то.
— Я не собираюсь подставлять его. Я собираюсь заманить его в ловушку, если быть точным.
— Ты понял, что я имела в виду. Если что-нибудь пойдет не так, он убьет тебя.
— Скорее распорядится, чтобы это сделали другие.
— Не выбирай наименее значимое из того, что я говорю. Ты понимаешь, что я хочу сказать. Какой человек занимается подобными делами? Какой человек встает утром, принимает душ, бреется и проверяет патроны в пистолете?
— Быть может, лучше поговорим о порывах чувств, которые носили нас сегодня ночью?
— Ты что, все время смеешься?
— Нет. Но мы проводим слишком много времени за разговорами подобного плана. Человек вроде меня не является подходящей темой, понимаешь? Об этом обычно не говорят.
— Почему?
— Потому.
— Своеобразный кодекс? Мужчина не подвержен самоанализу? Это проявление слабости? Слишком по-женски?
— Это слишком бессмысленно. За меня говорят мои дела. Поиски нужных терминов и объяснений не приведут к улучшению ситуации. Совершенно неважно, напуган я или возбужден. Важно, сделаю я это или нет. Шепарду неважно — почему. Ему важно — если.
— Ты не прав. Важно не только это. Всегда важно — почему.
— Быть может, самое важное — как.
— Как мы афористичны. Спенсер Трейси и Кэтрин Хепберн. Очень остроумно.
