- И сразу на станцию направилась, к электричке?
- Зачем сразу? - Она в раздумье пожевала губами. - Сперва в сберкассу пошла. За свет, за телефон, значит, уплатить.
- За свет и за телефон? - Люсин непроизвольно повторил ее интонации. - Очень интересно! Ну и как, заплатила?
- А то...
- И квитанции есть?
- Али не доверяешь? - Степановна сердито зыркнула по сторонам. - Дак показать можно. - Она нехотя встала и принялась шуровать в ящике, недовольно ворча под нос.
- Покажи, Степановна, покажи. - Люсин нетерпеливо притопнул, еще не зная, для чего понадобятся платежные документы, но уже прозревая следующий свой шаг.
- Коли не веришь, дак и спрашивать нечего. - Она бросила на стол свои порядком замызганные абонентские книжицы. - Ищи сам.
Люсин сразу узнал руку Солитова, хотя в графах были проставлены одни только цифры. Число на бледном оттиске кассового автомата пропечаталось вполне отчетливо. В ту, позапрошлую теперь, среду Георгий Мартынович был, несомненно, жив.
- Сама заполняла? - Люсин бегло перелистал корешки.
- Больно надо глаза портить. Он все и расписал как всегда.
- Как всегда?
- Ну! Да ты чего прицепился?
- Брось, Степановна, не серчай, - заискивающе улыбнулся Владимир Константинович. - Я ведь чего так подробно выспрашиваю? Тебе же хочу помочь вспомнить. Мелочь-то за мелочь цепляется.
- Уж ладно... Дальше-то чего тебе?
- Дальше? - Он сделал вид, что потерял нить. - Ах, дальше! Так ты сама рассказывай, что после сберкассы-то было.
- Домой возвернулась. - Она недоуменно фыркаула. - Известно.
- Зачем же домой?
- Сберкнижку оставить. Еще потеряешь, не ровен час.
- И Георгий Мартынович был на месте?
- Куды ж он денется?.. С утра засел кипятить. Упрямый, ой же упрямый! - певуче протянула она, раскачиваясь всем телом. - Сколько раз, бывало, учу, а с него, как с гуся вода. Знай себе кипятит и смеется. Терпеть этого не любила!
- Постой-постой, бабуся, - остановил Люсин. - Чего-то я тут недопонимаю. Чему ж ты учила Георгия Мартыновича?
- Дак зелье готовить, обыкновенно. Где же это видано, чтобы траву день и ночь кипятить? Ее али запаривать надо, али варить, сколько назначено. Он и сам, чай, знал. Мало я пользовала его, что ли? В тот год еще, помню, когда он на Шатуре занемог...
- Вот видишь, как дело у нас пошло, Аглая Степановна. - Люсин осторожно вернул старую женщину к событиям того, отмеченного лишь первой вешкой дня. - Про зелье и про Шатуру твою мы еще побеседуем, а сейчас ты лучше про сберкнижку разобъясни. Где она у тебя?
- Дак нету! - Она чуть ли не с торжеством хлопнула себя по колену. Как и быть-то, не знаю. За дрова платить надо, стекольщику пять рублев. Деньги все кончились, почитай, а книжка тю-тю... Пропала.
- Это каким же манером, Аглая Степановна?
- Вернулась домой, полезла в ящик, а ее и след простыл. - Она показала на разделочный столик между мойкой и холодильником. - Заявить теперь надо али еще как?
- Заявить, Степановна, непременно заявить, - посоветовал Люсин, с упоением ощущая, как его все быстрее и быстрее выносит на нужную колею. Номер книжки хоть помнишь?
- Как же, прости господи, - испуганно помрачнела старуха. - Кабы помнила... Без номера-то небось не вернут?
- Вернут-вернут, - пообещал Люсин. - Восстановить книжку можно. Я тебе пособлю... Кстати, на чье она имя?
- Дак евонная она, а я по доверенности.
- Тогда плохо дело, Степановна. Пока не установят, что с Георгием Мартыновичем приключилось, счетом пользоваться ты навряд ли сможешь. Это я тебе точно говорю... Других средств у тебя нет?
- Пенсия мне идет. - Степановна устало обмякла. - Сорок шесть рубликов, да рази их хватит на дом? Одного свету уходит шестнадцать, а дрова... Сам мне и трогать пенсию-то не велел. Свою доверенность написал.
- Пенсию тебе туда же перечисляют? - болезненно ощущая, как от него ускользает нечто исключительно важное, все же поспешил уточнить Люсин. - В сберкассу?
- Туда, батюшка, туда. - Окончательно проникшись доверием, Аглая Степановна обнаружила явное стремление заручиться люсинской благосклонностью. - Уж ты разберись, что к чему, а то как бы, не ровен час, меня на улицу не выкинули. - Она подавленно всхлипнула. - Сам-то уж не заступится. Я намедни и панихиду по нему отслужила...
- Не поторопилась, Степановна? Ведь ничего пока не известно.
- Тебе, может, и неизвестно, а я дак усе знаю. - Она торопливо перекрестилась. - Еще будешь чего спрашивать?
- Обязательно, - Люсин ответил ободряющей улыбкой. - Мы, кажется, на сберкнижке остановились? Твоя-то хоть при тебе?
Аглая Степановна встревоженно привстала со скрипучего табурета и выдвинула почти до отказа заветный ящик.
- Лежит, - облегченно вздохнула она. - Куды денется?
- Ну-ка, позволь. - Люсин словно невзначай зафиксировал в памяти общую, очевидно скопившуюся за несколько лет, сумму. - А эту тридцатку небось на гостинцы сняла? - спросил он, взглянув на последнюю дату. То-то, я смотрю, в один день.
- В один, батюшка, в один, - подтвердила Степановна. - Я и платить-то надумала, чтоб зазря потом не ходить.
- Все правильно, - отвечая скорее на свои потаенные мысли, кивнул Люсин. - За одним, впрочем, исключением. Куда могла деваться сберкнижка?
- Вот и я маюсь: куда?
- Почему сразу не заявила о пропаже? Я тебя, помнится, спрашивал, все ли на месте. Ведь спрашивал, Аглая Степановна?
- Дак я только после хватилась, - удрученно вздохнула она. - Когда стекольщика позвала.
- И что же стекольщик? - вновь глубоко уйдя в себя, пробормотал Люсин. - Небось обождет?
- Обождет, батюшка, он свой. Куды денется?
- Значит, сберкнижкой вы с Георгием Мартыновичем пользовались вдвоем, - обращаясь к Степановне, рассуждал вслух Люсин. - Сберкнижка, как ты говоришь, пропала. Отсюда мы с известной уверенностью можем заключить, что взял ее не кто иной, как твой Георгий Мартынович. Могло такое быть?
- Вестимо, могло, - охотно подтвердила она. - Деньги потребовались, вот он и взял.
- Я позвоню от тебя, Аглая Степановна, не возражаешь? - Владимир Константинович прошел в знакомый кабинет, где уже был наведен относительный порядок: выметены битое стекло и прочий мусор, подвешены на прежнее место полки. Только стопки тетрадей и книг, бережно накрытые газетами, жались друг к другу в дальнем углу от окна. Словно ждали, что со дня на день вернется хозяин и заботливо расставит по заветным, раз и навсегда назначенным местам.
Стоя возле телефона, Люсин испытывал знакомую до тошноты нерешительность. Она настигала его всякий раз, притом абсолютно внезапно, когда после долгих мытарств и окольных блужданий обозначался, вызывая краткое нарушение сердечного ритма, отчетливый след. Вместо того чтобы с удвоенным рвением устремиться в погоню, хотелось остановиться, перевести дыхание и еще раз мысленно оценить проделанный путь. Выполнить столь мудрое и спасительное намерение ему, однако, редко удавалось. Преодолев минутную растерянность, он давал волю фантазии, повинуясь только инстинкту. Трезво мыслить
