жизнь расписана, что я знаю, куда иду. А теперь может случиться что угодно.
— Ух ты.
— Ужас.
— Как раз от этого дух захватывает.
Я глянула на часы:
— Убегаю… уже опоздала. — Я положила на стол два фунта. — И опять спасибо за разговор.
Он взял монетки со стола и положил мне на ладонь:
— Я же пригласил.
— Спасибо.
— В другой раз угостишь меня.
— Да, если как-нибудь снова увидимся.
— Давай на следующей неделе в это же время? Здесь же?
— Хорошо, давай.
— Значит, до четверга.
— Ладно, пока.
Полчаса спустя я сидела за рабочим столом, листала документы, и вдруг расплылась в улыбке. Он пригласил меня на кофе. Не сказать, что на свидание - но должно быть, ему захотелось со мной пообщаться. Должно быть, я ему понравилась - такому молоденькому студенту-философу.
Вечером Энн Мари хотела пройтись со мной по магазинам. Мы с ней встретились после работы, сели на метро и поехали в центр. Ей очень понравилась одна кофточка из «Гэпа», но она не могла выбрать цвет. И вот мы стоим перед зеркалом - она в розовой, я натянула голубую, и мы обе глядим на себя: дочь почти с меня ростом, и так похожа на Джимми, волосы такие же светлые, и глаза точь-в-точь, как у отца. И не знаю, то ли от того, что она так выросла, или потому что моего в ней ничего я не увидела, я вдруг ощутила, что вот-вот разревусь. Я отвернулась и начала стягивать кофточку, но Энн Мари заметила, что я плачу.
— Мам, ты чего?
— Ничего, доча.
— Ты из-за папы?
— Нет, нет, я так.
— Вот свинья.
— Энн Мари, не смей так говорить.
— А если это правда.
— Нет, не правда. Он просто… запутался.
— Ну и что? Мог бы путаться дома. Незачем уходить в этот Центр.
— Мне казалось, ты не переживаешь.
— Я и не переживаю.
— Он же любит тебя. И он по-прежнему твой папа.
— Ну да.
Она улыбнулась.
— Мам, а знаешь что?
— Что?
— Давай ты возьмешь розовую, а я голубую?
— Думаешь, мне этот цвет идет?
— Нет, но если ты возьмешь розовую, я буду брать ее у тебя поносить.
На другой день с работы я сразу отправилась к маме, потому что не заходила к ней во вторник. Конечно, я всего день у нее не была, но мне за нее неспокойно. Она так похудела. И сил у нее нет совсем. Врачи ничего не находят. Она все сдает анализы, но толку никакого. А она сама не своя. Сидит, вечерами телевизор только смотрит. А раньше гуляла с тетей Розой, в клуб ходила или в кино.
— Ты эту кофточку себе купила?
— Да.
— Цвет хороший. Тебе идет.
— А Энн Мари идет голубой.
— Вся в папу, и цвета ей те же идут.
Я смочила тряпочку полиролью и протерла верх телевизора, приподняв птичку из фарфора со сколотым крылом – давным-давно Энн Мари привезла ее из поездки куда-то с классом.
— А Джимми как поживает?
— Ничего.
— Вы с ним общаетесь?
Не оборачиваясь, я подняла с кофейного столика программу передач и журнал «Woman» и протерла его.
— Мы общаться не переставали.
— А что же вы разошлись? Он по-прежнему в Центре ночует?
— Да. Почти каждый вечер у нас бывает, видится с Энн Мари. Иногда она к нему ходит.
— Не пора ли вам помириться?
— Может, стоит спросить у Джимми?
— Я спрашиваю у тебя. Что между вами творится?
— Ничего. Я же сказала. Он сам ушел.
— Но не просто так.
— То есть?
— Ты же знаешь, Джимми на руках тебя готов носить. Он души в тебе не чает. Мы только потому и разрешили тебе с ним гулять. Тебе было всего четырнадцать. Я считала, что тебе еще рано с кем-то встречаться.
— Может, ты была права.
— И мы думали, что Джимми тебе не очень-то пара, простоват он для тебя. Мы с твоим отцом поговорили, и он сказал: запрещать не надо, иначе ты на нем зациклишься. И мы разрешили вам встречаться, но при условии, что одни вы гулять не будете, и что он будет к нам за тобой заходить, а потом провожать обратно.
Я улыбнулась:
— Помню. Джимми говорил: «Будто с принцессой Дианой встречаешься».
— А потом, через несколько недель, когда вы ушли, твой отец повернулся ко мне и сказал: «Пэт, за дочку нам нечего беспокоиться». А я спрашиваю: «Почему?» А он говорит: «Патрисия, этот парень боготворит нашу Элизабет. Он ее ни за что не обидит».
— Так и сказал?
— Он правду сказал.
Я подошла к дивану и принялась взбивать подушки и расправлять их.
— Так что пора вам помириться.
— Тогда сообщи об этом Джимми. Или его несчастным ламам – ему же никто другой не указ.
— К черту лам.
— Вряд ли они в черта верят.
— Ламы тут ни при чем. Если попросишь его вернуться, он вернется. Я знаю Джимми.
— Да ну? Только меня ты не очень-то знаешь, если думаешь, что я встану перед ним на коленочки – извините, он сам ушел.
— Тебя я знаю очень хорошо. Упрямая ты с детства. А он, добрая душа, всегда тебе уступал. Попроси – и все. Тебе только гордость мешает. Кому-то нужно сделать первый шаг.
— От меня не дождетесь, это точно.
Уходя, я едва не хлопнула дверью. Меня трясло. Я не могла поверить, что мама против меня, на его стороне. Она же не знает, что происходит – даже понятия не имеет, что значит жить вместе с Джимми.
Мамин дом от нашего в двух шагах, но я не могла в таком состоянии идти домой к Энн Мари, мне надо
